Со мной был В.А. Алафузов. Когда вошли в кабинет, нарком в расстегнутом кителе ходил

по кабинету и что-то диктовал. За столом сидел начальник Генерального штаба Г.К. Жуков и, не

отрываясь, продолжал писать телеграмму. Несколько листов большого блокнота лежали слева от

него: значит, прошло уже много времени, как они вернулись из Кремля (мы знали, что в 18

часов оба они вызывались туда) и готовили указания округам.

“Возможно нападение немецко-фашистских войск”, — начал разговор С.К. Тимошенко.

По его словам, приказание привести войска в состояние боевой готовности для отражения

ожидающегося вражеского нападения было им получено лично от И.В. Сталина, который к тому

времени уже располагал, видимо, соответствующей достоверной информацией».

И один из источников этой «достоверной информации» — это донесение Воронцова из

Берлина от 17 июня…

«При этом С.К. Тимошенко показал нам телеграмму, только что написанную Г.К.

Жуковым.

Мы с В.А. Алафузовым прочитали ее. Она была адресована округам, а из нее можно было

сделать только один вывод — как можно скорее, не теряя ни минуты, отдать приказ о переводе

флотов на оперативную готовность номер 1…

Не теряя времени, В.А. Алафузов бегом (именно бегом) отправился в штаб, чтобы дать

экстренную радиограмму с одним условным сигналом или коротким приказом, по которому

завертится вся машина… Множество фактов говорило за то, что гитлеровцы скоро нападут…»

После этого Кузнецов отбыл в свой наркомат и сам стал по телефону обзванивать флоты и

поднимать их по тревоге.

«В 23 ч. 35 м. я закончил разговор по телефону с командующим Балтийским флотом. А в

23 ч. 37 м., как записано в журнале боевых действий, на Балтике объявлена оперативная

готовность номер 1, т. е. буквально через несколько минут все соединения флота уже начали

получать приказы о возможном нападении Германии…

Черноморский флот в 1 ч. 15 м. 22 июня объявил о повышении готовности, провел ряд

экстренных мероприятий и в 3 часа был уже готов встретить врага. В 3 ч. 15 м. хорошо

отличимый по звуку звонок особого телефона. «Докладывает командующий Черноморским

флотом Октябрьский, — услышал я в трубку, и этот особо официальный тон сразу насторожил

меня. — Самолеты противника бомбят Севастополь». С этими словами оборвалась последняя

нить надежды».

Эти воспоминания Кузнецова отличаются от того, что он позже напишет в своих

мемуарах, и отличия эти достаточно существенные. Первое: здесь адмирал более резко

показывает, что Жуков и Тимошенко, получив приказ Сталина «привести войска в состояние

боевой готовности для отражения ожидающегося вражеского нападения», тянули время и не

торопились с отправкой этого приказа в округа — «прошло уже много времени, как они

вернулись из Кремля (мы знали, что в 18 часов оба они вызывались туда) и готовили указания

округам».

А дальше он сообщает, что, прочитав текст приказа, он сделал для себя однозначный

вывод, что флота данная «Директива № 1» касалась: «Она была адресована округам, а из нее

можно было сделать только один вывод — как можно скорее, не теряя ни минуты, отдать приказ

о переводе флотов на оперативную готовность номер 1…»

В своих последующих мемуарах, через несколько лет, Кузнецов заявит, что данный

Сборник: «Сталин. Большая книга о нем»

306

приказ флота не касался вовсе, а вот он вроде как проявил инициативу — дал на флот

телеграмму о приведении его в готовность № 1 после 23.00 21 июня.

Стоит пояснить, что Кузнецов был у Сталина с 19.02 до 20.15 и скорее всего получал от

Сталина указания по флоту в связи с возможным нападением Германии 22—23 июня. Также в

1963 году Кузнецов пишет, что Тимошенко и Жуков вызывались к Сталину в 18 часов, а в

мемуарах от 1969 года адмирал напишет, что Жукова и Тимошенко вызвали в Кремль еще в 17

часов

21 июня. Воронцов тут показан как прибывший к нему около 21.00, а в «официальных»

мемуарах атташе прибыл к нему на доклад в… 20.00 (к этим воспоминаниям мы еще вернемся в

последней главе, но уже по другому вопросу).

Вот что пишет Кузнецов по поводу сообщения Воронцова (хотя и пытается уменьшить

его значение):

«В те дни, когда сведения о приготовлениях фашистской Германии к войне поступали из

самых различных источников, я получил телеграмму военно-морского атташе в Берлине М.А.

Воронцова.

Он не только сообщал о приготовлениях немцев, но и называл почти точную дату начала

войны.

Среди множества аналогичных материалов такое донесение уже не являлось чем-то

исключительным. Однако это был документ, присланный официальным и ответственным

лицом. По существующему тогда порядку подобные донесения автоматически направлялись в

несколько адресов. Я приказал проверить, получил ли телеграмму И.B. Сталин. Мне доложили:

да, получил.

Признаться, в ту пору я, видимо, тоже брал под сомнение эту телеграмму, поэтому

приказал вызвать Воронцова в Москву для личного доклада…»

Смотрим, что же здесь пишет Н.Г. Кузнецов:

1. Он указывает, что Воронцов сообщает точную дату нападения (адмиральское «почти» в

данном случае несущественно и скорее лукаво, ибо Воронцов действительно дал точно и дату, и

время нападения — 22 июня, 3.00).

2. Он сообщает важную оговорку: «Среди множества аналогичных материалов такое

донесение уже не являлось чем-то исключительным». Т. е. в эти дни, за неделю до 22 июня,

сообщения о точной дате уже не были «исключительным» событием — такие сообщения шли

волной, десятками.

3. Он подчеркивает, что это был доклад именно официального лица, резидента разведки,

работающего в посольстве в Берлине под прикрытием военно-морского атташе.

4. Эти сообщения разведки в обязательном порядке докладывались главе правительства,

И.В. Сталину.

А теперь посмотрим, что об этом сообщении Воронцова пишет историк А. Мартиросян

(«Что знала разведка?», Красная звезда, МО РФ, от 16.02.2011 г.):

«В 10 часов утра 17 июня Анна Ревельская посетила советского военно-морского атташе в

Берлине капитана 1-го ранга М.А. Воронцова и сообщила ему, что в 3 часа ночи 22 июня

германские войска вторгнутся в Советскую Россию, Информация Анны Ревельской немедленно

была сообщена в Москву и доложена Сталину». (Интервью М.А. Воронцова опубликовано в

«Морском сборнике» № 6 в 1991 г.)

Кстати, таким образом в 1963 году адмирал Н.Г. Кузнецов и ответил своими

воспоминаниями на вопрос Покровского № 3: «Когда было получено распоряжение о

приведении войск в боевую готовность в связи с ожидавшимся нападением фашистской

Германии с утра 22 июня; какие и когда были отданы указания по выполнению этого

распоряжения и что было сделано войсками?», то есть кто и как тянул время с отправкой в

западные округа сообщения об ожидавшемся возможном нападении Германии 22 июня.

Но в любом случае воспоминания Н.Г. Кузнецова наиболее ценные среди многих

воспоминаний генералов. Ведь он был в Москве, и на его глазах шла отправка «Директивы

№ 1». По ценности его воспоминания стоят в одном ряду с воспоминаниями К.К.

Рокоссовского, который, правда, на 22 июня был всего лишь командиром мех. корпуса резерва

КОВО, и маршала М.В. Захарова, который на 22 июня был начштаба Одесского ВО. А теперь

Сборник: «Сталин. Большая книга о нем»

307

посмотрим, что писали другие генералы…

Генерал-полковник Г.П. Пастуховский «Развертывание оперативного тыла в начальный

период войны» (ВИЖ № 6, 1988 г., с. 18—25):

«..На готовности и возможностях оперативного тыла отрицательно сказались и принятые

в то время взгляды на характер будущей войны. Так, в случае агрессии приграничные военные