На самом деле, вернувшись с заседания, И.В. Сталин в моем присутствии рассказал В.М.

Молотову о состоявшемся разговоре с Г. Трумэном. В.М. Молотов тут же сказал:

— Цену себе набивают.

И.В. Сталин рассмеялся:

— Пусть набивают. Надо будет переговорить с Курчатовым об ускорении нашей работы.

Я понял, что речь шла об атомной бомбе».

Без сомнения, поворотный момент в истории советского атомного проекта наступил,

когда 6 августа 1945 г. американцы сбросили над Хиросимой свою первую атомную бомбу. Для

советского руководства пришло время решительных действий.

Интересный факт отметила Светлана Аллилуева — дочь Сталина: «…Отца я увидела

снова лишь в августе, — когда он возвратился с Потсдамской конференции. Я помню, что в тот

день, когда я была у него, — пришли обычные его посетители и сказали, что американцы

сбросили в Японии первую атомную бомбу… Все были заняты этим сообщением, и отец не

особенно внимательно разговаривал со мной. А у меня были такие важные — для меня —

новости. Родился сын! Ему уже три месяца, и назвали его Иосиф… Какое значение могли иметь

подобные мелочи в ряду мировых событий, — это было просто никому не интересно…».

Сборник: «Сталин. Большая книга о нем»

244

Уже через несколько дней после американских атомных бомбардировок Хиросимы и

Нагасаки последовали крупные организационные решения в интересах советского атомного

проекта. А пять месяцев спустя, 25 января 1946 г., Сталин лично встречается с Курчатовым и,

демонстрируя свое полное доверие, предоставляет ему своеобразный карт-бланш.

Из приводимой ниже записи об этой встрече 43-летнего Игоря Васильевича видно, что от

него не ускользнуло, как выглядит кабинет Сталина. Он обратил внимание на «печи изразцовые,

прекрасный портрет Ильича и портреты полководцев». Поэтому с определенной степенью

достоверности можно говорить о свежести впечатлений и что всего скорей Курчатов в кабинете

Сталина был впервые.

Текст записи Игоря Васильевича с большим трудом поддается расшифровке. По этой

причине в публикуемом тексте сделаны отдельные небольшие пропуски, а сомнительные,

неоднозначные варианты конкретных слов отмечены вопросительными знаками. Обращает на

себя внимание и форма записи: строгая, деловая, без каких-либо оценок, фактически

официальная, констатирующая. Да Игорь Васильевич и не мог себе позволить что-либо иное.

Он знал, под каким контролем каждый его шаг, и не мог подвергать даже малейшему риску

огромное дело, которое он возглавлял.

Прежде чем привести запись, необходимо остановиться на ряде важных обстоятельств.

Решением Государственного Комитета Обороны СССР от 20 августа 1945 г. при ГКО был

создан Специальный (Особый) комитет под председательством Берии. На Комитет возлагалась

задача создания атомной промышленности в стране и создания атомного оружия. Накануне

Сталин вызвал к себе Наркома боеприпасов — одного из будущих руководителей атомной

промышленности СССР Б.Л. Ванникова. Вспоминая об этом разговоре, Ванников отметил:

«Сталин вкратце остановился на атомной политике США и затем повел разговор об

организации работ по использованию атомной энергии и созданию атомной бомбы у нас в

СССР». Сталин упомянул о предложении Берии возложить все руководство на НКВД и сказал:

«Такое предложение заслуживает внимания. В НКВД имеются крупные строительные и

монтажные организации, которые располагают значительной армией строительных рабочих,

хорошими квалифицированными специалистами, руководителями. НКВД также располагает

разветвленной сетью местных органов, а также сетью организаций на железной дороге и на

водном транспорте».

Однако затем, видимо, учитывая и соображения Ванникова, Сталин посчитал, что

наилучший вариант — выйти за рамки НКВД и создать Специальный комитет, который «должен

находиться под контролем ЦК и работа его должна быть строго засекречена… Комитет должен

быть наделен особыми полномочиями».

Заместителем председателя Специального комитета был назначен Ванников, а его

членами стали Г.М. Маленков (секретарь ЦК ВКП(б)), Н.А. Вознесенский (председатель

Госплана), А.П. Завенягин, М.Г. Первухин, А.Ф. Иоффе, П.Л. Капица, И.В. Курчатов.

Секретарем и членом комитета стал В.А. Махнев.

Настаивая на включении в комитет Маленкова, Сталин подчеркнул: «Это дело должна

поднять вся партия, Маленков — секретарь ЦК, он подключит местные партийные

организации».

Одновременно с организацией Специального комитета был сформирован Ученый

(Технический) совет по атомной энергии, в который по предложению Берии вошли А.Ф. Иоффе,

П.Л. Капица, И.В. Курчатов, А.И. Алиханов, И.К. Кикоин, Ю.Б. Харитон, Б.Л. Ванников, А.П.

Завенягин и В.А. Махнев. При этом Сталин рассуждал так: «Давайте назначим председателем

Ученого совета тов. Ванникова, у него получится хорошо, его будут слушаться и Иоффе и

Капица, а если не будут — у него рука крепкая; к тому же он известен в нашей стране, его знают

специалисты промышленности и военные».

Наконец, на основании постановления ГКО от 20 августа 1945 г., вскоре было образовано

и Первое главное управление при Совете Народных Комиссаров СССР, которое также возглавил

Б.Л. Ванников.

Смысл некоторых замечаний в записи И.В. Курчатова о встрече со Сталиным 25 января

1946 г. и указаний Сталина становится особенно понятным, если вспомнить, какие события

развернулись с участием академика П.Л. Капицы после первых заседаний Специального

Сборник: «Сталин. Большая книга о нем»

245

комитета и Ученого совета, членом которых он состоял.

Петр Леонидович Капица — человек независимых взглядов, не боявшийся войти в

острый конфликт даже с Берией, 3 октября 1945 г., т. е. уже через полтора месяца после

создания Специального комитета и Ученого совета, обратился с личным письмом к Сталину. В

нем он, в частности, написал, что «товарища Берия мало заботит репутация наших ученых

(твое, дескать, дело изобретать, исследовать, а зачем тебе репутация). Теперь, столкнувшись с

тов. Берия по Особому Комитету, я особенно ясно почувствовал недопустимость его отношения

к ученым». И далее: «…уже пора товарищам типа тов. Берия начинать учиться уважению к

ученым. Все это заставляет меня ясно почувствовать, что пока еще не настало время в нашей

стране для тесного и плодотворного сотрудничества политических сил с учеными».

25 ноября 1945 г. П.Л. Капица написал Сталину о своей настоятельной просьбе

освободить его «от участия в Особом Комитете и Техническом Совете». В своем пространном

письме он мотивировал просьбу тем, что «товарищи Берия, Маленков, Вознесенский ведут себя

в Особом Комитете как сверхчеловеки. В особенности тов. Берия… У тов. Берия основная

слабость в том, что дирижер должен не только махать палочкой, но и понимать партитуру. С

этим у Берия слабо… Товарищ Ванников и другие из Техсовета мне напоминают того

гражданина из анекдота, который, не веря врачам, пил в Ессентуках все минеральные воды

подряд в надежде, что одна из них поможет». Капица в этом письме утверждал: «В организации

работы по атомной бомбе, мне кажется, есть много ненормального. Во всяком случае, то, что

делается сейчас, не есть кратчайший и наиболее дешевый путь к ее созданию… Но если

стремиться к быстрому успеху, то всегда путь к победе будет связан с риском и с концентрацией

удара главных сил по весьма ограниченному и хорошо выбранному направлению. По этим

вопросам у меня нет согласия с товарищами… Единственный путь тут — единоличное

решение, как у главнокомандующего, и более узкий военный совет».

Вопросы, поставленные Капицей в названных письмах, как мы увидим из записи