226

И. Исакову очень понравилось это серьезное, глубокое отношение к сложному вопросу, с

которым все военные тогда только еще начинали иметь дело.

Глава 5. Яковлев Н.Д. Рядом со Сталиным

Николай Дмитриевич Яковлев (1898—1972) — советский военачальник, маршал

артиллерии. С 1941 по 1946 год был начальником Главного артиллерийского управления РККА.

Написал книгу военных мемуаров.

Размышления о начале войны: «Когда мы беремся рассуждать о 22 июня 1941 года,

черным крылом накрывшем весь наш народ, то нужно отвлечься от всего личного и следовать

только правде. Непозволительно пытаться взвалить всю вину за внезапность нападения

фашистской Германии только на И.В. Сталина. Прошу понять меня правильно — когда я пишу

это, то далек от мысли встать в ряды недоброй памяти защитников всего того, что решительно

осуждено. Да и не приличествует мне защищать Сталина по причинам личного характера: я

встретил день его смерти в 1953 году, находясь в одиночке бериевской тюрьмы, где мысли мои

были заняты главным образом тем, как отбить очередные вздорные «обвинения»,

нагромождавшиеся следователями. Не оставляет меня и то вполне реальное соображение, что,

если бы не скончался в то время Сталин, я бы не писал теперь эти строки.

Много горя принесли тяжелые 1937 и 1938 годы. В результате репрессий были загублены

блестящие кадры командиров и политработников Красной Армии. Тяжелые условия для нашего

народа создались из-за допущенных просчетов в сроках нападения Германии. Не так сложился

бы начальный период войны, если бы войска хотя бы на несколько недель раньше получили

нужные директивы, развернулись бы и изготовились к бою.

Таких упреков можно приводить немало в адрес не только И.В. Сталина. Никто не

упрекнул бы, например, в провокации командование 4-й армии Белорусского военного округа,

если бы оно вывело из казарм в Бресте полки стрелковой дивизии, а не оставило бойцов в ночь

на 22 июня в казармах, двери которых были под пулеметным прицелом с вражеской территории.

В бесконечных сетованиях наших военачальников о «внезапности» просматривается попытка

снять с себя всю ответственность за промахи в боевой подготовке войск, в управлении ими в

первый период войны. Они забывают главное: приняв присягу, командиры всех звеньев — от

командующих фронтами до командиров взводов обязаны держать войска в состоянии боевой

готовности. Это их профессиональный долг, и объяснять невыполнение его ссылками на И.В.

Сталина не к лицу солдатам».

Оценивая обеспеченность наших сухопутных сил к июню 1941 года вооружением и

боеприпасами, Н.Д. Яковлев подчеркивал, что то, что было сделано за предвоенные годы,

являлось, видимо, пределом экономических возможностей. Политическое руководство страны

рассчитывало на более поздние сроки войны, а когда она началась, полагалось на

профессиональное мастерство наших командующих. К сожалению, оно не всегда было на

высоте. Признать это фронтовикам трудно, ибо в таком случае нужно бы сказать, что

взаимодействие между родами войск организовывалось наспех, не было должной разведки и не

всегда существовало твердое и целеустремленное руководство. Куда легче сетовать на нехватку

вооружения и боеприпасов как на основную причину неблагоприятного развития событий на

фронте. По крайней мере осязаемо и просто.

Руководство Генштаба в быстро изменявшейся оперативной обстановке целиком

переключилось на действия фронтов, и сверстывать план заказов стало некому, а начальников,

распоряжавшихся отпуском боеприпасов и вооружения, оказалось много. Все нарастали

требования фронтов. ГАУ лихорадило от неразберихи.

В кабинет начальника ГАУ несколько дней подряд приходил Маленков со своим

помощником Шаталиным. После них в одном из кабинетов поместился Н.А. Вознесенский со

своим помощником Мохневым. Несколько недель в роли назойливого контролера был Мехлис.

Яковлев довольно насмотрелся на разного рода «проверяющих». Пока они тихо сидели в

кабинете, это было неприятно, но терпимо. Однако когда некоторые возомнили себя

Сборник: «Сталин. Большая книга о нем»

227

специалистами, конфликты оказались неизбежными. Военачальник был вынужден отвести ряд

безграмотных предложений Маленкова, относившихся к проверенной практикой норме

патронов, расходуемых военной приемкой при контрольном отстреле винтовок и пулеметов

(какой-то «заботливый деятель», не зная глубины вопроса, поспешил пожаловаться в ЦК на

большой расход боеприпасов). Затем, когда Маленков со свитой явился на полигон и стал

разглагольствовать о достоинствах боевой техники, Яковлев прямо ему указал на то, что он не

понимает сути дела.

Военным вспоминается еще один инцидент, участником которого был Л. Берия:

«Требовалось настоятельно вооружение и для войск НКВД. В 1941 году потребность не

обеспечивалась поставками, отсюда конфликты и с этим ведомством. Учитывая, что главой

НКВД был Берия, легко понять, в каких условиях приходилось с ним «конфликтовать». Как-то

при очередном распределении вооружения присутствовал генерал-полковник Н.Н. Воронов. Вот

что он написал впоследствии: «Сталину бросились в глаза цифры: «Для НКВД — 50 000

винтовок». Он забросал нас вопросами: кто конкретно дал эту заявку, зачем столько винтовок

для НКВД? Мы сказали, что сами удивлены этим, но Берия настаивает. Тотчас же вызвали

Берию. Тот пытался дать объяснение на грузинском языке. Сталин с раздражением оборвал его

и предложил ответить по-русски: зачем и для чего ему нужно столько винтовок?

— Это нужно для вооружения вновь формируемых дивизий НКВД, — сказал Берия.

— Достаточно будет и половины — двадцати пяти тысяч.

Берия стал упрямо настаивать. Сталин дважды пытался урезонить его. Берия ничего не

хотел слушать.

Тогда раздраженный до предела Сталин сказал нам:

— Зачеркните то, что там значится, и напишите десять тысяч винтовок.

И тут же утвердил ведомость.

Когда мы вышли из кабинета, нас догнал Берия и бросил злобно:

— Погодите, мы вам кишки выпустим!

Мы не придали тогда должного значения его словам, считая их своего рода восточной

шуткой. Только позже стало нам известно, что этот выродок и предатель обычно приводил свои

угрозы в исполнение».

Указания и команды Сталина выполнялись точно и безоговорочно: «Слово Верховного

было законом. В первый год войны я часто, почти каждый день вызывался в Ставку и убеждался

в безукоснительном выполнении всеми его указаний. В разговоре с ним можно было приводить

доводы в обоснование своих предложений. Можно было просить согласиться с тем, что можно

выполнить, и не соглашаться, если Сталин иногда настаивал на невозможном. Твердо, не

отступая перед острым в случае необходимости спором, всегда отстаивал перед Сталиным свою

точку зрения нарком вооружений Д.Ф. Устинов.

Работу в Ставке отличала простота, интеллигентность. Никаких показных речей,

повышенного тона, разговоры вполголоса. Сталин не любил, чтобы перед ним вытягивались в

струнку, не терпел строевых подходов и поворотов. Как-то в Ставку был вызван один из

начальников управлений Наркомата обороны. Генерал, войдя в кабинет (он вызывался в первый

раз), сделал несколько шагов строго по строевому уставу, щелкнув каблуками, четко доложил о

своем прибытии и замер в положении «смирно», Сталин задал несколько вопросов и, получив

отрывистые ответы, отпустил генерала. Тот по-строевому повернулся и твердым шагом вышел.

Верховный нахмурился, глядя ему вслед, махнул рукой и перешел к другим делам. Генерал

через несколько дней был заменен другим, убыл на фронт и, насколько я помню, получил там за