белки, мутации регуляторных генов, влияющие на взаимодействия в процессе развития, реже оказываются вредными. Они не приводят к образованию новых белков и, следовательно, появлению новых структур или вариантов поведения. Это, скорее всего, привело бы к существенным нарушениям развития других частей организма. Мутации регуляторных генов приводят к изменениям количеств существующих белков, делая возможными тонкие изменения уже имеющихся структур и поведенческих вариантов.
Ярчайший пример эволюции адаптивной пластичности мы наблюдаем у муравьев и других общественных насекомых. Рабочие обитатели муравейников или термитников часто настолько отличаются внешне, что нетрудно решить, что они принадлежат к разным видам. На самом деле в колониях, возникших в результате спаривания одной царицы с одним самцом, все касты одного пола почти идентичны с генетической точки зрения. Анатомические и поведенческие различия между особями связаны с тем, что на ранних этапах развития им давали больше или меньше пищи; соответственно, они становились крупными или мелкими взрослыми. Кроме того, разные ткани незрелых особей растут с разной скоростью, поэтому крупные и мелкие взрослые также имеют разные пропорции тела. Незрелые особи также чувствительны к феромонам, сигнализирующим о численности взрослых обитателей колонии; эти феромоны диктуют направление их развития и окончательный размер. И это лишь некоторые из факторов, влияющих на кастовую структуру колонии. Каждая каста на протяжении всей своей жизни выполняет в колонии определенную трудовую роль. В результате колония, будучи почти однородной генетически, может содержать неплодных маток, мелких рабочих муравьев и гигантских большеголовых солдат.
Как наглядно показывает нам пример муравьев, «лепка» каст из генетически пластичного материала — лишь одна из многих составляющих сложного процесса «адаптивной демографии». Касты не только специализируются на определенной трудовой роли, но и формируются с определенной частотой, отражающей их естественную смертность,
чтобы соотношение каст оставалось оптимальным для всей колонии. Например, «производственный риск» крупных рабочих муравьев-листорезов, строящих гнездо и защищающих колонию от врагов, значительно выше, чем у мелких рабочих особей, которые в основном ухаживают за потомством. Соответственно, и темпы воспроизводства крупных рабочих особей выше. Таким образом, соотношение между численностью этих двух каст поддерживается на более или менее оптимальном для колонии уровне.
Культурная вариативность у человека определяется в основном двумя характеристиками общественного поведения. Обе они подвержены эволюции путем естественного отбора. Первая характеристика — это степень жесткости эпигенетического правила (очень низкая в случае манеры одеваться, очень высокая в случае избегания инцеста). Вторая характеристика — склонность членов общества, где появился какой-то признак, подражать тем, у кого он есть («восприимчивость к паттерну использования»).
Ребус «гены или культура» проиллюстрирован на рис. 23-1. Чтобы разгадать его, обратите внимание, что три ряда культурных категорий отличаются генетически. Выберите один ряд. Серия графиков с первого по пятый отражает влияние склонности подражать другим. Поставьте две точки под двумя вершинами пятого графика. Пусть они представляют два общества. Они «выбрали» разные культурные признаки, хотя на их «выбор» влияли одни и те же характеристики — эпигенетические правила и склонность к подражательству. Обе характеристики сформировались в процессе взаимодействия эволюции генов и эволюции культуры.
Хитросплетения генно-культурной коэволюции имеют фундаментальное значение для понимания человеческой природы. Они крайне сложны и сначала могут показаться странными, ведь мы не привыкли думать в этом ключе. Однако, если, руководствуясь эволюционной теорией, использовать для анализа правильные критерии и методы, эти хитросплетения все же можно разложить на доступные пониманию составляющие.
РИС. 23-1. Эволюция
культурной вариативности на простейшем примере двух признаков, принадлежащих к одной итоже культурной категории (например, избегание инцеста и манера одеваться). Вариативность выражается через число обществ, выбирающих один из двух признаков в трех культурных категориях (сверху вниз). Склонность имитировать других в данном случае выражена как «восприимчивость к паттерну использования». (Источник: математическая модель, предложенная в работе: Charles J. Lumsden and Edward 0. Wilson, «Translation of epigenetic rules of individual behavior into ethnographic patterns», Proceedings of the National Academy of Sciences
U.S.A. 77(7]: 4382-4386 [1980]
(с изменениями); см. также: Charles J. Lumsden and Edward 0. Wilson, Genes, Mind, and Culture: The (Revolutionary Process [Cambridge, MA: Harvard University Press, 1981], p. 130.)
24 I ИСТОКИ МОРАЛИ И ЧЕСТИ |
Каков человек по своей природе — праведный, но легко поддающийся искушениям сил зла, или порочный, но поддающийся исправлению силами добра? И то и другое. И так будет всегда, если только мы не изменим наши гены, потому что противостояние «лучших» и «худших» сторон человеческой натуры предопределено эволюционной историей и, следовательно, является ее неизменной частью. Как отдельные люди, так и общественные порядки по определению несовершенны — и это хорошо. В постоянно меняющемся мире нам нужна гибкость, проистекающая из несовершенства.
Вечная дилемма добра и зла сложилась под действием многоуровневого отбора, в процессе которого на одного и того же человека одновременно действуют, как правило, разнонаправленные силы — индивидуальный отбор и групповой отбор. Индивидуальный отбор — результат борьбы за выживание и конкуренции за размножение в пределах группы. Он создает эгоистичные инстинкты. Групповой отбор — результат конкуренции между обществами, которая может выражаться как в конфликтах, так и в разном умении эксплуатировать ресурсы окружающей среды. Он создает инстинкты, которые заставляют людей проявлять альтруизм к членам своей (но не чужой) группы. Многое из того, что мы называем грехом, — следствие индивидуально-
го отбора, в то время как добродетель по большей части — следствие группового отбора. Сойдясь вместе, эти две силы и стали причиной вечной борьбы добра со злом в человеческой душе.
Строго говоря, индивидуальный отбор приводит к неодинаковым продолжительности жизни и плодовитости особей, что является следствием конкуренции с другими членами группы. Групповой же отбор проявляется в дифференциальной «продолжительности жизни» и «плодовитости» генов, которые определяют признаки, отвечающие за взаимодействие между членами группы, а возникают такие гены в процессе соперничества с другими группами.
Подробно описать эту закваску, вызывающую вечное духовное брожение, — дело общественных и гуманитарных наук. Задача естественных наук — понять, что она собой представляет, и тем самым открыть путь к гармонии между разными областями знания. Общественные и гуманитарные науки изучают внешние проявления человеческих мыслей и чувств. Для самопознания человека они имеюттакое же значение, какое описательное естествознание имеет для биологии в целом. Они описывают чувства и поступки, выявляют репрезентативные темы бесконечных перипетий человеческих взаимоотношений. Все это, однако, замкнуто в себе. Это связано с тем, что мыслями и чувствами правит человеческая природа, а она тоже замкнута в себе. Она — лишь одна из многих возможных. То, что мы имеем, — итог во многом случайного пути, который прошли наши предки за миллионы лет. Понять, что человеческая природа — продукт этой эволюционной траектории, означает добраться до первопричин наших мыслей и чувств. Сложив вместе непосредственные причины и первопричины, мы найдем ключик к шкатулке самопознания и, наконец, сможем разомкнуть круг и посмотреть на себя со стороны.
