Тем не менее мы все же можем назвать несколько речевых паттернов, которые, видимо, сложились в процессе эволюции. Один такой след минувшего — смена ролей в процессе разговора. Бытует мнение, что продолжительность пауз между репликами различается у разных народов. Считается, к примеру, что скандинавы делают долгие паузы, прежде чем откликнуться на слова собеседника. А нью-йоркские евреи, по крайней мере в изображении юмористов, наоборот, любят говорить почти одновременно. Однако, когда исследователи измерили разговорные паузы у носителей десяти очень разных языков, выяснилось, что, во-первых, собеседники всегда избегают перекрывания реплик (но не перебивания) и, во-вторых, продолжительность пауз примерно одинакова. С другой стороны, если разговаривают носители разных языков, продолжительность пауз действительно сильно варьирует, что связано с усилиями, которые участники разговора прилагают к тому, чтобы понять значение слов и намерение собеседника. Этот вполне предсказуемый эффект, вероятно, и лежит в основе представления о том, что разные народы отличаются по темпу разговора.

Еще один недавно описанный рудимент ранней лингвистической эволюции — это невербальные вокализации. Эти звуки, выражающие эмоции без слов, вероятно, древнее, чем язык. Выяснилось, например, что вокализации, выражающие отрицательные змоции (гнев, недоверие, страх, печаль), совпадают у носителей английского языка и языка химба, на котором говорят в отдаленных и культурно изолированных поселениях на севере Намибии. При этом невербальные вокализации, передающие положительные эмоции (гордость собой,

приятное удивление, чувственное удовольствие, облегчение), не совпадают. С чем связано такое различие, непонятно.

Однако фундаментальным вопросом, затрагивающим происхождение языка, являются не разговорные паузы и невербальные вокализации, а грамматика. Выучиваем ли мы порядок соединения слов и фраз или же он в той или иной степени заложен в нас? В 1959 году эта тема стала предметом исторической полемики между Б. Ф. Скиннером и Ноамом Хомским. Полем для нее послужил опубликованный Хомским длинный обзор книги Скиннера «Вербальное поведение» (1957). В ней основатель бихевиоризма утверждал, что человек выучивает язык с нуля. Хомский оспаривал это утверждение. Он говорил, что за короткое время, отведенное на это ребенку, выучить язык с нуля невозможно. Сначала казалось, что победителем в споре вышел Хомский. Впоследствии он закрепил успех, сформулировав серию правил, которым, по его мнению, спонтанно следует развивающийся мозг. Эти правила, однако, были представлены в крайне неудобоваримой форме. Приведу один особенно выразительный пример.

- «Суммируя, мы приходим к следующим заключениям при

допущении того, что след категории нулевого уровня должен

быть надлежащим образом управляем.

1. VP является a-маркированной финитной формой (I).

2. Только лексические категории являются L-маркерами, поэтому VP не L-маркирована I.

3. a-управление ограничено тесным родством без качественного определения (35).

4. Только в терминале Хо-цепочки можно a-маркировать или маркировать по падежу.

5. Перемещение типа «вершина к вершине» формирует А-цепочку.

6. Согласование вершины-спецификатора и цепочек требует той же индексации.

7. Совместная индексация цепочек удерживается в рамках

' протяженной цепочки.

8. Не существует даже случайной совместной индексации I.

9- Совместная индексация I-Vявляется формой согласования

типа „вершина к вершине"; если оно ограничено видовыми глаголами, то порождаемые основой структуры формы (174) расцениваются как союзные структуры, 10. Вероятно, глагол ненадлежащим образом управляет своим a-маркированным дополнением»²⁰.

Эти, как казалось тогда, сокровенные прозрения в механизм работы мозга предоставили ученым богатую пищу для размышлений. (В 1970-е годы немало поломал над ними голову и я.) Глубинная, или, как ее еще называли, универсальная, грамматика стала излюбленным предметом салонных умствований и популярной темой студенческих семинаров. Долгое время Хомский оставался на коне, хотя бы потому, что почти никому не удавалось не то что оспорить, но и просто понять его.

В конце концов некоторые особо дотошные умы все-таки «перевели» идеи Хомского и его последователей на понятный всем язык. Одна из самых доступных и доброжелательных популяризаций — бестселлер Стивена Линкера «Язык как инстинкт» (1994).

Однако даже после расшифровки загадочных постулатов Хомского вопрос о том, существует ли универсальная грамматика на самом деле, оставался открытым. Несомненно, что существует невероятно мощный инстинкт, побуждающий к изучению языка. Есть также крайне чувствительный период когнитивного развития ребенка, когда обучение идет быстрее всего. На самом деле ребенок, словно охваченный неудержимым стремлением, овладевает языком настолько быстро, что, возможно, доводы Скиннера не стоит просто так сбрасывать со

счетов. Не исключено, что в определенный период раннего детства способность запоминать слова и усваивать их порядок настолько эффективна, что специальный модуль мозга, ответственный за грамматику, просто не нужен.

Собственно говоря, экспериментальные и полевые языковые исследования последних лет действительно подводят нас к отличному от «глубинной грамматики» взгляду на эволюцию языка. Этот альтернативный подход допускает существование эпигенетических правил, подталкивающих эволюцию языков конкретных культур в определенном направлении. Однако устанавливаемые этими правилами ограничения очень широки. Вот что говорит Дэниэл Неттл, психолог и философ, об этом новом подходе и открывающихся в этой связи перспективах лингвистических исследований:

«Все человеческие языки выполняют одну и ту же функцию, и набор различий, которые они используют для этого, скорее всего, очень сильно ограничен. Эти ограничения проистекают из универсальной архитектуры человеческого сознания, которое влияет на языковую форму тем, как оно слышит, выражает, запоминает и учится. Однако в пределах этих ограничений остается широкий простор для изменчивости от языка к языку. Варьировать может, например, типичный порядок основных категорий — подлежащего, глагола и дополнения. Некоторые языки выражают грамматические отличия главным образом синтаксическими средствами или словесной комбинаторикой, вто время как другие полагаются прежде всего на морфологию или внутренние изменения слов».

На данный момент перед лингвистикой открывается несколько новых направлений, позволяющих глубже проникнуть в загадку языка. Они уводят эту науку от созерцания бесплодных диаграмм, подталкивая ее ближе к биологии. Одно из этих направлений — исследование того, как окружающая среда расширяет или сужает рамки эволюции

языка (за счет генетической эволюции, культурной эволюции или их сочетания). Простейший пример: языки, возникавшие в местах с теплым климатом, более звучные, в них больше гласных и меньше согласных. Эта тенденция может объясняться очень просто — акустической эффективностью. Звонкие звуки разносятся дальше, а там, где тепло, люди проводят много времени вне жилищ и часто переговариваются на большом расстоянии.

Возможно, один из факторов, обусловливающих разнообразие языков, имеет генетическую природу. Было показано, что географическое распределение использования основного тона голоса (для передачи грамматического и лексического значения) коррелирует с распределением частот генов ASPM and Microcephalia, отвечающих именно за эти тона.

Ключевые свойства сознания, направлявшие эволюцию языка, почти наверняка появились раньше, чем сам язык. Полагают, что их истоки находятся в ранней, более фундаментальной архитектуре когнитивной деятельности. В молодых языках, например креольском и пиджин-инглиш, а также в повсеместно используемых языках жестов, отмечена вариабельность порядка слов, что свидетельствует о гибкости в развитии синтаксиса. Конечно, синтаксис этих языков мог претерпеть влияние обычных языков, но по крайней мере в одном случае такое влияние можно исключить. Речь идет о языке жестов бедуинов Аль-Сайид. Эта изолированная эндогамная группа проживает в районе Негев (Израиль). Она была основана примерно 200 лет, то есть семь поколений, назад и ныне насчитывает примерно 3500 человек. Ее отличительной особенностью является высокая встречаемость полной доречевой врожденной глухоты, связанной с рецессивным геном на хромосоме i3qi2. За последние три поколения в ней родилось около 150 глухих (все они — потомки двух из пяти сыновей основателей группы). Они прекрасно интегрированы в жизнь группы и общаются как между собой, так и со слышащими членами сообщества, на особом жестовом языке, сложившемся за последние 70 лет. Было показано, что этот язык имеет систематическую