Перед Первой мировой войной в Берлине у Г. Людерса приобрел подготовку в области текстологии Вишну Суктханкар (1887-1943). Ему пришлось возглавить то грандиозное предприятие, которое запланировали немецкие санскритологи, — критическое издание «Махабхараты» (Пуна, с 1919 по 1966 г.). В процессе его подготовки индийские ученые отрабатывали современные принципы публикации и исследования огромного эпического текста. В Бароде в 1928-1947 гг. вышло в свет критическое издание «Рамаяны» в восьми томах.
Наряду с работами, находящимися на уровне науки XX в., публиковалось в Индии и множество вполне традиционных сочинений. Ученые знатоки шастр писали санскритские комментарии, подражая средневековым авторитетам. На английском языке появлялись статьи, авторы которых старались датировать веды временем, удаленным от нас на несколько десятков тысяч лет. Вряд ли будет ошибкой сказать, что множество публикаций отличалось отсутствием исторического сознания, незнанием приемов критики источников, по существу, мифологическим представлением об окружающем мире.
С другой стороны, вплоть до XX в. в Индии можно было встретить носителей живой традиции, получивших от учителей знание выработанных веками методов интерпретации текстов. Обращение европейских ученых к шастрам — трактатам по философии и эстетике, астрономии и математике — заставляло их не ограничиваться только филологическим анализом, но и осваивать туземную науку именно так, как ее проходили в местных школах. У индийских пандитов занимались Г. Бюлер и наш соотечественник Ф. Щербатской. Когда-то, во времена У. Джонса и Г. Вильсона, европейцы принимали на веру любое слово, сказанное пандитом. Освобождение от слепого доверия к ним знаменовало становление научной санскритологии середины XIX в. И наконец, уже в XX столетии ученые вновь обратились к живой традиции, изучая ее во всеоружии современного знания и критики.
Можно отметить и другую сторону дела: немецкая санскритология XIX в. складывалась в русле романтической традиции. Весьма характерно, что люди, всю жизнь преданно занимавшиеся древней литературой Индии (как, например, Макс Мюллер), не проявляли ни малейшего желания посетить страну. Когда же более молодые ученые приезжали в Индию (как Рихард Гарбе, известный специалист по философии санкхья), они не скрывали своего разочарования тем, как мало современность соответствует их представлениям о древности. Должно было измениться само отношение к Индии, чтобы появился живой интерес к тем же шастрам и их знатокам — пандитам или к буддийской философии и учености лам. Во времена господства позитивизма индийская мистика и традиционная схоластика обычно вызывали насмешку или просто скуку. В эпоху же появления новых философских школ — неокантианцев, А. Бергсона — вдруг становились актуальными целые пласты древнего духовного наследия и казались понятными основы миросозерцания Индии.
В работах по истории индийской культуры, написанных на рубеже веков, общей тенденцией являлось выявление ее своеобразия. Прежнее поколение индологов больше было занято проблемами происхождения отдельных литературных памятников, религиозных культов или научных достижений, чем характеристикой того или иного аспекта индийской культуры как системы. Но ситуация изменилась. С. Леви в классической работе об индийском театре показал, что общие его принципы совершенно отличны от греческого. После работ Г. Якоби об основных категориях санскритской эстетики стало ясно, какие критерии использовали сами индийцы в оценке поэтических произведений. Ф. Щер-батской установил, что индийская логика была принципиально отлична от аристотелевской. Механистические эволюционистские построения стали уступать место пониманию множественности мировых цивилизаций.
Расширение кругозора западного человека способствовало увлечению восточными культурами. С другой стороны, в самой Индии происходил бурный процесс модернизации и переосмысления традиционных ценностей. Показателем последнего явилась деятельность таких проповедников, как Рамакришна и Свами Вивекананда и их влияние на духовную жизнь Америки и Европы. В истории изучения индийского искусства в этой связи особого упоминания заслуживает Ананда Кумарасвами (18631943). Он родился на Цейлоне, после учебы в Лондоне стал директором Минералогической службы острова и основал там общество социальных реформ. С 1910 г. А. Кумарасвами приступил к занятиям историей индийского искусства и стал наиболее авторитетным специалистом в этой области. Вторую половину своей жизни он провел в США, где работал хранителем богатой индийской коллекции Музея изящных искусств в Бостоне. Основная идея многочисленных работ ученого заключается в том, что понимание индийского искусства невозможно без внутреннего постижения духовных ценностей, присущих именно данной цивилизации. Этот принципиальный подход автора фундаментальной «Истории индийского искусства» оказал влияние на целое поколение искусствоведов и, в частности, на известного немецкого индолога Германа Гетца (1898-1976).
Проблема соотношения основ мировоззрения Индии и Запада ставилась в работах Сарвепалли Раджакришнана (1888-1975), будущего президента Индии. В написанном им обширном труде «Индийская философия» давались оценки культурного наследия в неоиндуистском духе.
После Первой мировой войны в связи с борьбой за самоуправление и освобождение Индии древняя история страны приобретала особую актуальность. Согласно общей концепции, давно уже сложившейся в Европе, индийцы — народ мечтателей и философов, далеких от активной политической жизни. Эта точка зрения высказывалась в различных вариантах. Макс Мюллер, например, подчеркивал, что именно такая особенность нации позволила ей достичь вершин религиозной мысли и поэзии. Винсент Смит делал акцент на другом, утверждая, что для подобного народа чужеземное владычество всегда бывало благодетельно. Исходное утверждение, однако, во всех случаях оставалось тем же, и именно оно совершенно не устраивало молодую индийскую интеллигенцию. Пристальное внимание историков в 20-е годы сосредоточилось на сугубо мирских аспектах жизни индийцев в древности: их заботах об экономическом процветании и государственном управлении.
Исследования этого рода получили мощный стимул благодаря открытию в начале века «Артхашастры Каутильи». Книга, которую традиция связывала с эпохой основателя Маурийской державы, произвела сенсацию и среди европейских индологов. Прежде всего обращали на себя внимание рекомендации политических убийств и другие проявления «аморализма». Ученые видели в Каутилье «индийского Макиавелли» или сравнивали его с Бисмарком по той роли, которую он сыграл в образовании первого общеиндийского государства. Говоря о значении этого памятника, выдающийся его переводчик и исследователь Иоганн Якоб Мейер (1870-1939) писал: «Артхашастра открыла материалистическую в своей основе Индию».
В самой Индии публикация текста и английского перевода «Артхашастры» вызвала невиданный энтузиазм. В 20-е годы не было ни одного индийского историка, который не обращался бы к этому источнику, — «Библии имперской политики», как его тогда называли.
Ведущий индийский историк 20-х годов — Каши Прасад Джаясвал (1871-1937). Он изучал в Оксфорде право, но преподавать в Калькуттский университет его не взяли из-за «репутации опасного революционера». К. П. Джаясвал работал адвокатом и издавал журнал в Патне. Его прославила книга «Индусская государственность» (Hindu Polity). Для автора характерна резкая модернизация всех политических понятий санскритской литературы (а также манера изложения, присущая адвокату). Общая тенденция работы заключалась в доказательстве того, что в Древней Индии все было так же, как в Европе, но происходило значительно раньше. Например, собрание советников (паришад) он толковал как «совет министров», в эпосе обнаруживал «двухпалатный парламент», а в буддийской литературе — «демократические республики». Обращенные к царю призывы не нарушать дхарму, т. е. обычаи и религиозные нормы, для него были равнозначны конституционным установлениям. В итоге ученый приходил к общему заключению, что древнеиндийское государство было отнюдь не «восточной деспотией», а процветающей демократией (в духе современной Англии). Тиранические же порядки привносились туда лишь иноземными завоевателями (например, Кушанами). Политический смысл его работы вполне очевиден. Но следует заметить, что К. П. Джаясвал собрал значительный материал источников и привлек внимание к целому ряду аспектов структуры государств Древней Индии.
