Первые книги ученого были посвящены изданию буддийского служебника «Пратимокша-сутра» с русским переводом и грамматике языка пали (1860-1870-е годы). Работая с палийскими рукописями, И. П. Минаев особое внимание уделил джатакам — рассказам о перерождениях Будды. Он видел в них прежде всего фольклорные произведения, оказавшие влияние на литературу многих народов мира. По этим источникам им делались попытки описать характер буддийской монашеской общины. Здесь же И. П. Минаев нашел древнейшее свидетельство о торговле Индии с Вавилоном.
Для становления ученого важное значение имели три его путешествия по Индии, Цейлону и Бирме, благодаря которым он составил ценную коллекцию рукописей (ныне хранится в Российской национальной библиотеке). Его впечатления нашли отражение в книге «Очерки Цейлона и Индии». И. П. Минаев активно сотрудничал в журнале Т. Рис-Дэвидса, публикуя неизвестные буддийские тексты. В книге «Старая Индия» он дал блестящий комментарий к «Хожению за три моря» Афанасия Никитина, а незадолго до смерти перевел со старофранцузского «Путешествие Марко Поло». Многочисленные заметки о современной Индии демонстрируют не только его эрудицию, но и замечательную прозорливость оценок.
Основной труд И. П. Минаева — монография «Буддизм. Исследования и материалы» (1887). Одним из важнейших источников для автора послужили только что открытые тогда рельефы ступы в Бхархуте. Сравнивая их сюжеты с изложением легенд в палийской «Типитаке», исследователь пришел к выводу, что ко II в. до н. э. канон еще не сложился в окончательном виде. Тем самым была подвергнута сомнению традиция, согласно которой канонические тексты оформились еще на первых буддийских соборах. Цель самих соборов ученый видел не столько в решении догматических разногласий, сколько в улаживании внутренних распрей по чисто организационным вопросам. Поздняя датировка палийского канона заставляла критически относиться к нему как к записи подлинных слов Будды. Приходилось с большим вниманием относиться к памятникам так называемого «северного буддизма» на санскрите и в переводах на китайский и тибетский языки.
По остро дискутируемому вопросу об историчности самого Будды исследователь придерживался особой точки зрения. Он полагал, что у истоков всякого крупного религиозного движения обычно можно видеть фигуру основателя — Учителя. Если несомненно историческим лицом был Мухаммед, то почему мы должны отрицать историчность Будды? Напротив, в вопросе о возможности установления фактов его подлинной биографии ученый был настроен скептически, да и не считал эту задачу особенно важной. То, с чем реально приходится иметь дело исследователю, — буддийская легенда, и именно в таком качестве она должна подвергаться научному анализу.
И. П. Минаев стал основателем русской буддологической школы, его учениками и преемниками являлись Сергей Федорович Ольденбург (1863-1934) и Федор Ипполитович Щербатской (1866-1942).
Первые работы С. Ольденбурга были посвящены анализу различных версий санскритских сборников сказок и проблеме влияний древнеиндийских сюжетов на литературу Ирана и арабского мира, а также средневековой Европы. Теория Т. Бенфея тогда подвергалась ожесточенной критике со стороны Ж. Бедье, полагавшего, что сходные мотивы у разных народов возникают независимо друг от друга. На обширном материале, в том числе персидских и арабских рукописей, впервые вводимых в научный оборот, русский ученый вырабатывал методику сравнительного анализа, выделяя те критерии, по которым заимствование может быть не только строго доказано, но и объяснено.
С. Ф. Ольденбург в течение четверти века (1904-1929) занимал должность непременного секретаря Академии наук. На этом посту он многое сделал для организации международного сотрудничества по изучению буддизма и культуры Центральной Азии. С 1897 г. под его редакцией выходила серия изданий «Библиотека Буддика», в которой участвовали многие ученые Европы и Азии. Цель ее была отчасти сходна с той задачей, которую ставило перед собой «Общество», основанное Т. Рис-Дэвид-сом, — но по отношению к текстам «северного буддизма». Количество последних значительно больше, чем палийских, и сохранились они на многих языках: санскрите, китайском, тибетском, монгольском, японском, уйгурском, что, естественно, крайне усложняет проблему их изучения — публикации, перевода, интерпретации.
На рубеже XIX-XX вв. накапливалось все больше материала из Восточного Туркестана. Русский консул в Кашгаре Николай Федорович Петровский собирал древности и передавал их для изучения С. Ольденбургу. Последний, в частности, опубликовал фрагмент важнейшего буддийского текста «Дхаммапады» — рукописи, превосходящей по древности любую из сохранившихся в Индии. Материалы экспедиции в этот регион Д. А. Клеменца произвели настоящую сенсацию на Международном конгрессе востоковедов в 1900 г. По решению конгресса был создан Комитет для изучения Средней и Восточной Азии в археологическом, лингвистическом и этнографическом отношениях. Центром этой интернациональной организации стал Русский комитет во главе с тюркологом В. В. Рад-ловым и С. Ф. Ольденбургом.
Ученые из Русского комитета долго не могли получить достаточных средств для финансирования экспедиции в Восточный Туркестан, их коллеги из Западной Европы и Японии оказались значительно удачливее и действовали весьма оперативно. На протяжении 1900-1916 гг. английский исследователь Марк Аурель Стейн (1862-1943) совершил три экспедиции в этот регион. Их результатом явились богатейшие коллекции памятников искусства и письменности, хранящиеся ныне в Дели и в Лондоне. А. Стейн (Штейн) опубликовал серию многотомников об этих путешествиях: «Древний Хотан», «Сериндия», «Внутренняя Азия».
Три немецкие экспедиции в 1902-1907 гг. возглавил Альберт Грюн-ведель (1856-1935). Буддийская настенная живопись, вывезенная А. Грюн-веделем и его сотрудником А. Лекоком, теперь составляет гордость Берлинского музея. В Турфане найдено было и множество старинных манускриптов, сохранившихся в сухом климате Туркестана. Их разбором в Берлине занялись Рихард Пишель и Генрих Людерс. Сенсацией явились, в частности, обнаруженные среди турфанских находок фрагменты драмы буддийского поэта Ашвагхоши — они дали совершенно новый материал к проблеме древности индийского театра и окончательно опровергли идею Макса Мюллера о веках молчания санскритской литературы.
Французскую экспедицию возглавлял Поль Пеллио (1878-1945), а в разборе материалов ближайшими его сотрудниками были такие крупнейшие востоковеды, как китаист Эдуард Шаванн и индолог С. Леви. С 1902 по 1913 г. в этих краях побывали также три японские экспедиции. Наконец организованы были и русские экспедиции под руководством С. Ольденбурга — в Турфан (1908-1909) и в Дуньхуан (1914-1915). В основном они имели характер археологической разведки, но война и революция помешали продолжению этих работ. Ценное собрание рукописей, находящееся в Петербургском филиале Института востоковедения, и памятники искусства, хранящиеся в Эрмитаже, лишь в последние годы начинают публиковаться.
Центральноазиатские находки во многом определили характер дальнейших исследований по буддизму и индийской культуре.
Ведущими фигурами в европейской буддологии 20-30-х годах являлись Ф. Щербатской, Л. де ла Валле Пуссен (Бельгия), М. Валлезер (Германия), С. Леви (Франция), С. Шайер (Польша), Дж. Туччи (Италия).
Ф. Щербатской в студенческие годы занимался лингвистикой под руководством И. Минаева. Затем он уехал в Вену учиться у Г. Бюлера, готовил диссертацию по санскритской поэзии и читал эпиграфические тексты.
Но наибольшее значение для него имели годы, проведенные в Бонне в семинаре Г. Якоби, которого Ф. Щербатской именовал своим «гуру» — наставником. Круг интересов немецкого индолога составляла духовная культура: характер мышления древних индийцев, особенно их логики и поэтики. Эта тематика стала основной и для русского ученого. С 1900 г. Ф. Щербатской начал преподавать в Петербургском университете (после С. Ольденбурга). Он подготовил двухтомное сочинение «Теория познания и логика по учению позднейших буддистов» (1903-1909).
