- Нет, сестре.

- Да ну? – удивился и не поверил он. – Целый час?

- Ты спал или за мной следил? – поинтересовался я.

- И то, и другое. Одним глазом спал,  а другим за тобой присматривал!

- Хорош галдеть! – раздался недовольный бас Шефа – это здесь так называют Толю. Он, типа, главный. Шеф, Босс, Начальник, Голова – вот его прозвища. А еще, если Толя сказал – прыгать, то спрашивать нужно, лишь, насколько высоко.

Я вздохнул, и, сложив лист с письмом, положил его под подушку. В письме я успел попрощаться на скорую руку:

« К сожалению, должен закончить письмо. В принципе, вроде бы все, что хотел, написал.  Очень скучаю и надеюсь на скорую встречу.

Сергей

PS: Теплее одевайся – тебе нельзя простывать, доктор говорил, что может начаться рецидив».

 На следующий день я передал письмо с Виктором. Ответ от Ани он так же, принесет, когда придет в следующий раз. Другими способами мы с Аней не общаемся. Только через посредника, то есть, моего адвоката. Теперь, когда я передал письмо, мне остается лишь ждать, ждать, ждать… целую вечность.

Но это ожидание, хоть и сводило меня с ума, но все же, давало силы, чтобы жить – просыпаться по утрам, когда, открыв глаза, видишь все тот же потолок, все те же, ненавистные стены; дышать, когда хочется затаить дыхание и не сдаваться, даже если грудную клетку вот-вот разорвет. Это ожидание давало мужество, чтобы не сойти с ума. Это ожидание дарило вдохновение и желание жить.

В тот день, когда Виктор Андреевич пришел, чтобы обсудить кое-какие вопросы касательно предстоящего слушания, я первым делом протянул руку, желая скорее получить письмо.

В камере же, как только наступил отбой, я, убедившись в том, что все спят, достал драгоценное письмо, и, развернув листок, принялся жадно читать.

«Здравствуй, Сереж! У меня все хорошо, и даже отлично! В колледже удалось восстановиться, правда, не без труда, так что об этом тебе не стоит волноваться, а о продолжении учебы думать еще рано.

По поводу свадьбы… Мы с Пашей вовсе не планируем пожениться, по крайней мере, в ближайшее время, так что можешь не надеяться на то, что тебе удастся отвертеться от свадебного подарка. Да и на самой свадьбе, увы – будь уверен, придется погулять!

Лучше расскажи о себе. Как ты? Все ли в порядке со здоровьем? Боюсь спросить, не обижают ли тебя…»,  - я едва не рассмеялся. На миг я вдруг почувствовал себя маленьким ребенком, которого мама, забирая из детского сада, спрашивает – не обижают ли тебя? Тут, я заметил, что буквы слегка размыты, будто были подмочены водой. Наверняка, Нютка ревела, писав это письмо.

«Хочу тебя обрадовать – Сашеньку я забрала себе и документы готовы, ну, думаю, ты уже знаешь.  Он очень славный малыш – здоровый и веселый.

Виктор Андреевич должен был передать еще один конверт. Это сделано вчера», - я взял конверт, на который поначалу просто не обратил внимания, и, открыв, извлек оттуда маленькую фотографию, на котором был изображен ребенок – мой сын. Сын, которого я ни разу не видел. Доведется ли мне когда-нибудь увидеть его вживую?

Я вглядывался в уже знакомые мне черты, странное ощущение – словно разглядываю свое детское фото, только на нем вроде бы я, а вроде и нет.

«Через две с половиной недели состоится суд. Я даже не представляю, что сейчас творится у тебя в душе! Но надеюсь, и знаю, что ты держишься. Виктор Андреевич настроен очень оптимистично, что предает оптимизма и мне. Хочу, чтобы и ты настроился на позитив, и желаю, чтобы эти два месяца прошли для тебя как можно скорее.

Крепко обнимаю с уверенностью в скорой встрече.

Аня».

Я жадно сжал в ладони письмо с фотографией сына, и, впервые за долгое время, проведенное здесь, уснул крепким сном.

- Макарова Нина Евгеньевна, - обратился судья к свидетельнице, - работали горничной у Романова Виталия Николаевича до его кончины, верно?

- Да, все правильно, - тихо ответила женщина, сдерживая волнение  в голосе.

- У стороны обвинения есть вопросы к свидетелю? – обратился судья к прокурору.

- Нет, Ваша Честь.

- У стороны защиты?

- Да, Ваша Честь. Я бы хотел задать свидетелю несколько вопросов.

- Пожалуйста.

-Пожалуйста, Нина Евгеньевна, - обратился Виктор к женщине, - расскажите, каким был Виталий Николаевич? Как он относился к персоналу, и к вам, в том числе?

- Ну, - замялась женщина, - Виталий Николаевич был человеком добрым, и…

- Так ли уж добрым?

- Пожалуйста, господин адвокат, не мешайте свидетелю давать показания, - вмешался судья.

- Прошу прощения, Ваша Честь. Итак, Нина Евгеньевна, продолжайте.

- Ну, как я уже сказала, Виталий Николаевич хорошо относился и ко мне, и к остальным слугам, то есть, служащему персоналу. Хотя, был временами строгим.

- Что вы имеете в виду?

- Ну, мог накричать, прогнать из комнаты, если не во время вошли.

- Ага. Скажите, Нина Евгеньевна, а Виталий Николаевич жаловался на здоровье?

- Мне нет, но я как-то раз слышала, чисто случайно, как Виталий Николаевич говорил по телефону.

- И что же он говорил?

- Он жаловался, что эта болезнь сводит его с ума.

- Так и говорил?

- Да, так он и сказал. Передаю дословно. Он говорил, что его мучают жуткие боли, от которых не спасают никакие обезболивающие, и он так устал, что давно пустил бы себе пулю в лоб, если бы не был тряпкой….

Я крепко сжал в кулак дрожащие от волнения пальцы. Несмотря на то, что в зале суда было довольно прохладно, я вспотел.

После того, как судебные прения были закончены, и все свидетели выслушаны, мне оставалось ждать вынесения приговора.

Я никогда раньше не молился, хотя и не относил себя к атеистам, но сегодня я неустанно молил Бога, и, кажется, Он меня услышал:

« Никитина Сергея Александровича оправдать»…

Оправдать. Оправдать. Оправдать! Я не знал, кого благодарить в первую очередь – Господа или Виктора Андреевича.

Я оправдан. Я не виновен. Я свободен!

Я крепко, с искренней благодарностью жал руку своему адвокату, и отпустил только, когда заметил его вежливую, смущенную улыбку.

- Спасибо! Огромное спасибо! – лепетал я от радости, не в силах подобрать нужных слов.

- Вот теперь, пожалуйста! – улыбнулся он. – Теперь можно выдохнуть.

Краем глаза я заметил подходящего ко мне Пашку. Он протянул мне руку:

- Поздравляю, дружище, - сказал он, - Мы все очень переживали!

- Боже мой! – это уже Нютка бросилась мне на шею, стискивая в объятиях. Она и смеялась, и рыдала, и моя щека была мокрой от ее слез.

- Все хорошо, - тихо сказал я ей. - Теперь все будет хорошо.

Глава 27.

Сегодня погода выдалась замечательная. Майские ветра и пыль уже закончились, и теперь на улице стояла теплая, солнечная погода. Май – это самый прекрасный месяц в году. Серьезно. Еще не жарко, но уже тепло и солнечно. То, что надо.

Выйдя на улицу, я неторопливо направился к стоянке, где меня ожидал новенький, лишь три дня назад купленный автомобиль. И хотя я и наслаждался погодой и хотел бы прогуляться подольше. Но, то наслаждение, что испытываешь, садясь в прохладный салон собственного, недавно купленного, а главное – новенького, автомобиля, ничуть не уступает удовольствию от прогулки в хорошую погоду.

Я не сразу завел двигатель, и еще какое-то время просто сидел, улыбаясь сам себе, своим мыслям, да и просто тому, что мне сейчас хорошо.

Внезапно мое благоговейное состояние прервали грубо и совершенно бесцеремонно – стукнув о бампер моей машины. Ярость и желание придушить нахала пришли быстрее понимания случившегося.

Я вышел из машины и, отдуваясь и пыхтя от негодования, направился к машине, стоявшей позади меня.

- Ты, что, парковаться не умеешь? – ревел я от злости. - Чайник ты без ручки! – ругал я незадачливого водителя. Но какого же было мое удивление, когда я увидел, что за рулем БМВ сидела молодая женщина!