- Я же уже рассказал, зачем брал его в руки, я ведь не отрицаю этого, - устало сказал я.

- Да, но это не снимает с тебя подозрений, - вздохнул дядя Саша. – Поверь, я очень хочу тебе помочь, но дело, действительно, очень серьезное.

- Сколько мне дадут? – прямо спросил я.

- Надеюсь, до этого не дойдет.

- Но все же?

- Я не знаю, это будет зависеть от многих факторов – таких, как например ваш конфликт, и похищение Виталием твоей сестры.

- То есть, это может сократить срок?

- Я же говорю, будем надеяться, что до сроков не дойдет.

Ага, как же, а сам едва ли не напрямую говорит, что я безнадежен. Я тяжело вздохнул. Еще и этот следователь будет клепать мне мозг. Не успел я подумать о нем, как он нарисовался на пороге.

- Пришел? – спросил он дядю Сашу, будто и сам не видел, что я в кабинете. Вот кто-кто, а он абсолютно не верит в мою невиновность, и это очень плохо. Он всячески будет копаться в деле, выискивая доказательства, чтобы уже железно предъявить мне обвинения. Ну, вот, почему он даже слушать ничего не желает, когда я пытаюсь рассказать ему все, как было на самом деле? Неужели моя история настолько неправдоподобна? Ведь вскрытие подтвердило, что у Виталия была саркома, и справки есть. Тогда почему мне не верят? Почему не считают, что человек может просто сдаться, устав от болей и страданий?

- Проходи, присаживайся, - сказал мне следователь, когда мы вошли в его кабинет. – Итак, вы по-прежнему не признаете своей вины? – сходу начал он, не замечая скачков в обращении ко мне. Интересно то, что он всегда так общался – прыгал с «вы» на «ты», и наоборот. Признаюсь, это нервировало меня. Создается впечатление, что человек не может определиться – уважать ли тебя, или уже не скрывать своего презрения.

- Я не убивал Виталия… Виталия Николаевича.

- А почему вы называете его по имени? Вы что, были приятелями? – в тысячный раз задал этот вопрос следователь. Я тяжело вздохнул. Кто бы только знал, как я устал твердить одно и то же, по сотому кругу отвечая на одни и те же вопросы!

- Нет, мы работали вместе. Вернее, я работал у него.

- Кем?

- Помощником.

- А в деле говорится, что вы совместно вели бизнес.

- В вашем деле ошибка.

- Не в «вашем», а в твоем! – психанул он. – В твоем деле! Ты знал, что Романов планировал покушение на убийство Князева Игоря Владимировича? – снова перешел он на «ты».

- Нет.

Господи, только бы им не было известно о том, что я крал информацию с компьютера главбуха! Но как им может быть известно? Если только Нютка сдала бы меня, но она не сдаст.

- Значит, не знал. И о том, что Виталий Николаевич занимался похищением девушек и принуждением их к занятию проституцией, вам тоже не было известно? – обратился он ко мне уже на «вы». Он не понимает, что это раздражает?

- До поры до времени, - ответил я, и, поймав недоуменный взгляд следователя, пояснил: - Не знал, до поры до времени, пока моя сестра не оказалась у него.

- Ее он тоже удерживал у себя силой?

- Вам же должно быть известно!

- Отвечай на вопрос.

- Да.

- И заставлял заниматься…

- Нет! – повысил я голос, но поняв, что зря, уже спокойным голосом продолжил: - Он шантажировал меня, использовал мою сестру как средство манипулирования мной.

- Вот как? Очень любопытно.

Нет ничего любопытного, - хотел я сказать, но промолчал.

- Да.

- И что же он хотел от вас?

«От вас». Ну, вот, опять.

- Чтобы я отказался от его племянницы – своей жены.

- У вас был с ней роман?

- Да.

- Почему Романов не хотел, чтобы вы женились на его племяннице?

- Откуда я…. Я не знаю. Это бы у него спросить, но он нам уже не скажет.

- Острите, - заметил следователь, и мне захотелось отрезать себе язык. Хотя чего уж там? Все равно…

Уже все равно.

- Он считал, что я слишком беден.

- Понятно. Но вы все-таки женились…

- Да. Против его воли. Это имеет отношение к делу?

- Все имеет, если я спрашиваю, - грубо ответил он.

- Илона ждала ребенка, - признался я, опасаясь, что следователь сочтет, что я убил Виталия из корыстных побуждений.

- Ага, - протянул он. – Расскажите еще раз, как вы оказались в родительском доме Романова.

- Нас привезли туда его люди. В ту ночь, Аня танцевала в его клубе, по принуждению… И я был там…

- Вы знали, что Аня будет танцевать?

- Нет, не знал. Я пошел в клуб, чтобы напиться. Мы с моей женой поругались, и…

- Понятно. В клубе вы увидели сестру, и… Что было дальше?

- Дальше я попытался увести ее.

- Увести?

- Да, увести, забрать оттуда! Нас задержали его люди, и…

- Чьи люди? Романова?

- Ну, конечно. О ком мы сейчас говорим? Да, они схватили нас, затолкали в машину.

- Это случилось в клубе?

- Нет, уже на выходе, нам удалось выбежать, но уехать мы не успели.

- Вы были не одни? С вами был ваш друг – Павел Алексеевич.

- Да, но Пашке удалось уехать, а вот мы с Нюткой не успели.

- Вы с вашим другом пришли в клуб вместе?

- Нет, я пришел туда один.

Дальше я рассказал о том, что Пашка знал, что Аня помогает полиции, рассказал, что Аня передала Пашке компромат на Виталия, и в подробностях поведал о том, что именно происходило в доме Виталия.  Этот нудный, дотошный разговор длился еще примерно минут сорок, а затем следователь сообщил, что до суда я побуду пока на свободе, под подпиской о невыезде.

- Благодари за это Александра Петровича! – бросил он мне.

Итак, дело передают в суд, который состоится через два месяца.

Глава 25.

 - Подсудимый, встаньте! Вам предоставляется последнее слово. Вам есть, что сказать? – голос судьи доносился до меня откуда-то издалека. Я поднял на него бессильные, уставшие от бессонных ночей и, не скрою – нередких слез, глаза.

- Я не убивал, - тихо и безнадежно сказал я.

Я знал, что меня осудят. Я, по слезным мольбам Ани продал свой дом, чтобы нанять хорошего адвоката, но все без толку.  По-моему, он и сам знал, что проиграл это дело, хотя и поддерживал меня до последнего, мол, не волнуйся, все под контролем.

То время, что длилось заседание присяжных, казалось мне вечностью, и я уже желал лишь одного – чтобы это все скорее закончилось. Не важно, в мою ли пользу. Я старался не смотреть в ту сторону, где сидели Аня с Пашкой. Слишком уж тяжело мне было смотреть и на Пашку, и тем более, на рыдающую Нютку.

И вот, наконец, оглашение приговора: «Никитина Сергея Александровича признать виновным…»

Дальше я уже не слышал. Голова моя закружилась, а уши словно набили ватой. Сквозь звуковую завесу я слышал лишь рыдания Ани.

- Не переживайте, Сергей, - услышал я голос своего адвоката. - Мы подадим на апелляцию. Еще не все потеряно. Будем бороться!

Я хотел ответить ему, чтобы шел куда подальше. Будем бороться! Понимает ли он, что я пережил? Что для меня означает эта борьба, и каких нервов она стоит?

Я покорно протянул руки, чтобы на них защелкнули наручники, и меня повели из зала суда.

С того дня я превратился в зомби, я словно умер. Я вроде был живой – я говорил (правда, редко, лишь тогда, когда приходилось отвечать на вопросы), ходил, справлял нужду, и так далее, но тело мое двигалось самостоятельно, без меня. В моей голове совершенно не было мыслей, и иногда мне казалось, что и меня самого во мне нет, нет души – она будто умерла тогда, при вынесении приговора, от пережитого стресса.

 За время нахождения в тюрьме я  узнал о рождении сына, а однажды ко мне пришел мой адвокат. Я очень обрадовался свиданию с ним. Во-первых, это всегда надежда на то, что дело откроют заново, и обнаружатся новые обстоятельства, которые помогут мне выйти на свободу. По крайней мере, так меня утешал мой адвокат. Но одного он все-таки добился – дело действительно открыли, и расследуется заново. У меня есть шанс. Только лишь надежда помогала мне держаться и не сойти с ума. Дело в том, что насмотревшись всяких фильмов о тюрьме, я опасался стать жертвой издевательств со стороны сокамерников. Правда, в каком-то смысле мне повезло, и отношение ко мне было вполне терпимым, несмотря на то, что осужден я был за убийство.