Автобус ехал по прямой, мимо ранних посевов, и, пересекая железнодорожный переезд, Антонио с удивлением заметил, что сердце его забилось неровно. Женщина верхом на осле прикрывалась от солнца выцветшим зонтиком, на улице дюжина полуголых ребятишек гонялись с камнями за собакой. Почти тут же шофер свернул направо, к шоссе на Альмерию. Несмотря на жару, на тротуарах толпился народ, и досужие, как обычно, подпирали стенки у баров. Доехав до перекрестка, автобус сбавил скорость, а потом и вовсе остановился; Антонио взял чемодан и вышел, сопровождаемый жандармами. Старая бензоколонка превратилась в станцию обслуживания, белокурая женщина курила, прислонившись к крылу открытого автомобиля. Кучки любопытных прекращали разговор и молча разглядывали их.
— Пошли, — сказал галисиец.
Под конвоем треуголок Антонио направился к жандармерии. Он чувствовал на себе взгляды людей и с мучительным ощущением вины думал о неизбежной встрече с матерью.
Дневник наблюдения. Суббота, 2 ноября 1960 года. Около 11.50 сотрудники, которым поручено наблюдение за подпольной деятельностью коммунистов, сосредоточивают свое внимание на проспекте Хосе-Антонио и наблюдают за человеком лет 45–50, рост около 168 см, коренастый, широкоплечий; ходит вразвалку, волосы каштановые, высокий лоб, на макушке пролысина, лицо удлиненное, одутловатое. Он направляется на улицу Энтенса с ящиком средних размеров. Горилла (условно назовем его так) входит в автомастерскую Переды, дом номер 81 по вышеназванной улице. Немного спустя появляется вместе с человеком, которого мы назовем Синий, и они направляются в бар «Пичи», расположенный на углу улицы Дипутасьон. Выйдя из бара, Синий возвращается в мастерскую, а Горилла в 12.55 подходит к газетному киоску на проспекте Хосе-Антонио против кинотеатра «Рекс». Встречается с двумя какими-то людьми. Они передают ему чемодан светло-коричневого цвета и идут в бар «Мариола», что на перекрестке улиц Дипутасьон — Рокафорт. Через несколько минут Горилла выходит с чемоданом, идет в мастерскую к Синему, оставляет ему чемодан и идет к автобусной остановке; убедившись, что автобусы там не останавливаются по причине ремонтных работ, идет дальше по улице Сепульведа до Мунтанер; на перекрестке улиц Ронда и Сан-Антонио берет такси и едет до дома номер 51 по улице Альманса, в квартале Лас-Ракетас. Входит в вышеуказанный дом; за домом установлено наблюдение.
Между тем двое, которые передали ему чемодан и остались в баре «Мариола», спустя несколько минут выходят оттуда, садятся в машину марки «сеам-600», № В-143271, и уезжают. Позже эта машина была обнаружена в конце улицы Калабриа, на тротуаре, в месте стоянки автомашин, у ограды. Двое, которых назовем соответственно Блондин и Парень, имеют следующие приметы: Парню лет 30, рост 170 см, сложения обычного, волосы каштановые; Блондину лет 40, рост — 175 см, блондин, волосы короткие, светлые, телосложения крепкого, с виду похож на иностранца. Позже было установлено, что «сеам-600» зарегистрирован в дорожном полицейском управлении на имя Энрике Касанова Мирет, 32-х лет, адвоката, жителя Барселоны, улица Лондрес, 101, в прошлом ни в чем не замеченного. Человек по кличке Синий — ростом 175 см, крепкого телосложения, лицо удлиненное, волосы гладкие, одет в комбинезон механика. При ходьбе одну руку полностью не выпрямляет.
Относительно Гориллы; никто не видел, как он выходил с улицы Альманса, так как место это опасное для наблюдения с близкого расстояния. Однако, около 18.15 он вновь появился в поле наблюдения около мастерской Синего с еще одним, которого назовем Цыганом, приблизительно того же возраста, что и Горилла, немного выше его ростом, худ, черноволос, с виду похож на цыгана. Оба вошли в мастерскую к Синему и, не застав его там, направились на улицу Консехо-де-Сьенто, 145, к новому особняку серого цвета. Некоторое время они находятся в привратницкой, потом ненадолго исчезают и снова спускаются в привратницкую. Около 19.15 они выходят вместе с Синим; втроем идут в бар «Пичи» и находятся там 25 минут. Потом возвращаются к мастерской Синего и там прощаются. Цыган и Горилла направляются к остановке автобуса на проспекте Хосе-Антонио; они ждут автобуса, но так как автобус опаздывает, садятся в такси и едут на улицу Альманса, 51, откуда уже не выходят; наблюдение за домом велось до рассвета.
В тот же самый день было установлено: Синий — Энрике Медина Сото, проживающий в Барселоне, улица Консехо-де-Сьенто, 145; в прошлом был замечен в помощи Союзу партизан Каталонии, арестован в 1948 году и содержался в тюрьмах Оканьи и Бургоса, освобожден условно в январе 1956 года и 3 октября того же года — окончательно; после выхода из тюрьмы остался на жительство в Барселоне и, как выяснилось по результатам наблюдения Мигеля Прьето Вернета, в 1958 году он снова вступил в контакт с представителями ЕСПК. Цыган оказался Мануэлем Морера Торресом, проживающим в Барселоне, улица Альманса, 51; в 1946 году был осужден в Мадриде за принадлежность к подпольной организации и отбыл семь лет в тюрьмах Оканьи и Дуэсо; освобожден в 1953 году; в Барселоне поселился в 1954 году.
В твой первый и единственный приезд в селение ты оставил машину в начале улицы, и мать Антонио вышла вам навстречу, сдержанная и величавая. Долорес была в облегающих джинсах, и какой-то мальчишка, показывая на нее пальцем, сказал: «Антонио приехал с француженкой».
Было начало августа 58-го года, и в селении шли празднества. Мать настояла на том, чтобы приготовить для вас гаспачо[42] на свой особый лад, а когда вы кончили ужинать, все небо было усыпано звездами. После душного августовского зноя свежий ветер возвращал силы. За несколько минут вы обежали улочки селения, укрытые ночной темнотой. С площадки мола доносился невнятный рокот музыки, перемежавшийся с хрипловатым голосом диктора и сумасшедшим галопом, сопровождавшим фильм, который показывали в открытом кинотеатре: «Элен, это индейцы». Неровное дыхание ярмарки пронизывало воздух, невольно настраивая всех на нервно-приподнятый лад. Жители холма небольшими группками стекались к центру селения, и главная площадь поражала их своим необычным видом. Пальмы и фикусы в свете прожекторов казались зеленее обычного, на мостовой кипел людской водоворот, было в этом что-то от праздничного гулянья на армейском плацу, где веселятся солдаты, на время избавленные от начальственного надзора.
У входа на ярмарку власти соорудили триумфальную арку. Чем ближе к молу, тем больше нарастал шум и радостная кутерьма. Отцы города убивали скуку в обветшалых салонах казино, и ты, воображая себя Эйзенштейном, ловил кинокамерой пузатых и неподвижных, словно будды, стариков, вросших в свои кресла (теснейший симбиоз человека и кресла). Будды не отрывали глаз от сновавших вокруг молоденьких девушек.
Слева, под раковиной эстрады, музыканты в синих пиджаках и красных галстуках бабочкой играли приторно-слащавое болеро. Несколько пар кружились на пустынной площадке под завистливыми взглядами зевак, теснившихся за оградой. Это были господские танцы, по пять дуро с носу, и Антонио рассказал вам о тех временах, когда он, не имея в кармане ни сентимо, приходил сюда с ребятишками-ровесниками поглазеть вот так же на широкий разодетый в бархат мир (каким он тогда ему представлялся), мир далекий и недоступный.
Справа другой оркестр давал волю своим чувствам, наяривая («столица, да и только», — сказала Долорес) ча-ча-ча. Под вопли приближающихся индейцев партнер Элен, судя по выговору — чистейший мадридец, патетически объяснялся с героиней (открытый кинотеатр примыкал к самой ярмарке, и шум стоял невообразимый). Бар Констансио был битком набит. Вы вошли, и Антонио представил вам своих друзей. Помнится, когда вы уходили, ты был немного пьян.
За кружкой пива и тарелочкой маслин велись вечные разговоры о женщинах и о распроклятой работе, разговоры, которых потом, во время съемок, ты наслушался до тошноты. При первой встрече с югом грубая и необузданная жизненная сила этих людей покорила тебя (это даже раздражало Долорес), и теперь, после пространного рассказа Антонио (о том, что он недавно там пережил), воспоминание о крещении, которое ты получил тогда, возродилось из забвения точно феникс, яркое, ослепительное, сверкающее. Узнав, где ты живешь, рыбаки тотчас стали расспрашивать: нет ли у тебя влиятельных друзей за границей, и доверчиво просили записать их адреса.
