Николинька

(вбѣгаетъ).

Идетъ, самъ идетъ.

Марья Дмитріевна

.

Что ты надѣлалъ?

Люба

.

Гдѣ ты былъ?

Наталья Павловна

.

Ахъ, все пропало!

Хрисанфъ Васильевичъ

.

Невѣрный рабъ, я заставилъ тебя караулить вертоградъ мой, а ты спалъ. (Всѣ тормошатъ Николиньку.)

Люба

.

Защекочу.

Наталья Павловна

.

А я сажей вымажу.

Николинька

(барахтается).

Пустите, пустите!

Ѳіона Андреевна

(съ ужасомъ).

Батюшки, ребенка задушили. Кузьма! люди! народъ![413]

Хрисанфъ Васильевичъ

.

Сударыня! сколь не пріятно намъ ваше общество, но въ настоящую минуту[414] мы безъ слезъ обойдемся безъ онаго.

Ѳіона Андреевна

.

Тьфу ты!

Люба

.

Идите, ступайте. (Захлопываетъ дверь.)

Ѳіона Андреевна

(жалобно, показывая разорванное платье).

Крепъ-рашелевое! Благодѣтельница подарила!

Марья Дмитріевна

.

Ну васъ съ благодѣтельницей!

Ѳіона Андреевна

(выглядываетъ изъ двери).

Ай, страсти какія, стюдентъ чортомъ нарядился! Все пойду скажу. (Уходитъ.)

Марья Дмитріевна

.

Ступайте. Николинька, бѣги на часы, а мы примемся за дѣло.

Хрисанфъ Васильевичъ

.

Чтожъ это она однако сказала, что студентъ чортомъ нарядился? Дай посмотрю. (Смотрится въ зеркало и съ досадой срываетъ бумажку.) Какъ глупо. Ничего остроумнаго нѣть.[415] Покорно васъ благодарю, Наталья Павловна, это все ваше остроуміе. (Надѣваетъ сюртукъ.)

Люба

.

Эго вовсе не Наташа, а она сама приклеилась.

Наталья Павловна

и

Марья Дмитріевна

.

Сама, сама.

Хрисанфъ Васильевичъ

.

Какое недоразвитіе![416]

Марья Дмитріевна

.

Ну полноте, Хрисанфъ Васильевичъ. Какъ это шутки не понимать! Однако мнѣ надо идти, какъ бы не хватились.

Николинька

(бѣжитъ).

Идетъ, идетъ сама, распросама! (Бѣгаютъ безъ толку кругомъ стола,[417] кричатъ: батюшки!)

Марья Дмитріевна

.

Полноте, несите все вонъ, прячьте! (Всѣ убѣгаютъ, кромѣ Марьи Дмитріевны и Хрисанфа Васильевича.)

Глафира Ѳеодоровна

.

Мило, очень мило. Simon! бѣдный Simon![418] И ты не пожалѣла моихъ сѣдыхъ волосъ. Для кого? Хорошъ, помазилка!

Хрисанфъ Васильевичъ

(съ достоинствомъ).

Какое вы имѣете право?

Марья Дмитріевна

.

Послѣ, maman, послѣ все разскажу. Пойдемте, Хрисанфъ Васильевичъ. (Уводитъ студента.)

Глафира Ѳеодоровна

(одна).

Ни стыда, ни совѣсти! Такъ, сударыня! Взяла подъ руки своего возлюбленнаго и пошла. Богъ мой! Нѣтъ, я не перенесу этаго. Фіона Андреевна!

Ѳіона Андреевна

(вбѣгаетъ).

Благодѣтельница!

ДѢЙСТВІЕ III.

Ѳіона Андреевна

.

И слышитъ она необыкновенный трескъ, глядитъ, глядитъ, а у ней подъ образами круги, все круги....

Глафира Ѳеодоровна

.

Да что за круги?

Ѳіона Андреевна

.

Ужъ это ей, матушка, такъ Богъ далъ знаменіе.... Ну-съ, вотъ она и пошла къ старцу, приходитъ въ келью, глядь, а тамъ свинья сидитъ.... бѣсъ надъ ней. Она такъ и хлопнулась. Спасибо, послушникъ вошелъ, спрыснулъ её, говоритъ: это ничего, онъ у насъ блаженный! Иной разъ Богъ знаетъ чѣмъ прикинется.

Глафира Ѳеодоровна

(отдает ей карты).

Помѣшайте карты.

Ѳіона Андреевна

.

Извольте, матушка. Вотъ, сударыня моя, старецъ этотъ и посовѣтовалъ: поди, молъ, къ Соловецкимъ.

Глафира Ѳеодоровна

.

Куда?

Ѳіона Андреевна

.

Къ Соловецкимъ, матушка. Ну-съ, она и пошла, — шла, шла, а онъ то все въ глазахъ…

Глафира Ѳеодоровна

.

Кто?

Ѳіона Андреевна

.

Да бѣсъ-то. И заболи то у нее вдругъ нога, шишка.

Глафира Ѳеодоровна

.

Что?

Ѳіона Андреевна

.

Шишка, матушка, да здоровенная такая. Какъ тутъ быть? Остановилась она у старушки, а старецъ, отецъ Анфилогій ей сказалъ: смотри, никогда на правомъ боку не спи, потому — онъ тутъ сидитъ…

Глафира Ѳеодоровна

.

Да что ты, мать моя, такъ безтолково разсказываешь? Да кто сидитъ то?

Ѳіона Андреевна

.

Онъ, матушка. Да какже, — отецъ Анфилогій говоритъ: при рожденіи кажнаго человѣка, въ писаніи сказано…

Глафира Ѳеодоровна

.

Да ну, будетъ вамъ! У меня не то въ головѣ. Гдѣ Сеня то нашъ? Бѣдный Simon! подумать не могу. Вонъ и онъ, уйдемте. (Уходятъ.)

Семенъ Иванычъ

(входитъ мрачный).

Нѣтъ, я не могу этаго терпѣть больше. Маменька призвала меня и рѣшительно объявила, что она сама видѣла, какъ моя жена говорила тайно съ этимъ господиномъ. Она говоритъ… Но это ужасно, что она говоритъ и думаетъ… Положимъ, это вздоръ, но какъ довести себя до того, чтобы подать поводъ это думать! Но надо рѣшиться. Я не могу такъ это оставить. Пойду къ ней и[419] объяснюсь. Маша, Маша, какъ я любилъ тебя! А этаго господина… ну, ужъ этому господину нехорошо будетъ — да, нехорошо! (Беретъ дубину.)