К. М. Позвольте, позвольте, какъ это называется?

Ст. Комуной, это есть комуна, попросту община. Такъ вотъ-съ какая жизнь открывается и у насъ въ Россіи, а ты коснѣешь съ какимъ нибудь поганымъ баричемъ въ тинѣ. Коли бы средства, я бы учинилъ почтеннѣйшую штуку, могу сказать.

К. М. (Ударяетъ себя по головѣ). Позвольте, позвольте, знаете что. Это удивительно. Комуна! Это великая мысль. Это удиви[тельно]. Новая заря встаетъ на горизонтѣ. Дда, это начало новыхъ началъ. Прогрессъ идетъ съ своимъ мечемъ и разсѣкаетъ мракъ. Послушайте, <Галицинской> Чертковской, чувствуете ли вы въ себѣ силу не измѣнить призванію новой жизни, да?

Cт. Я бы не уважалъ себя, ежели бы я могъ измѣнять, какъ другіе.

К. М. Ч[ертковской], я ѣду въ комуну. Вы должны ѣхать со мной.

Ст. Это значитъ — учинимъ скандалъ. — Чтожъ, можно.

К. М. Да, я съ вами ѣду въ Петербургъ и начинаю новую жизнь въ комунѣ. Комуна! Одинъ новый звукъ электризируетъ меня и возвращаетъ къ жизни. Я соберу свои средства — я напишу дядѣ, чтобъ онъ прислалъ мнѣ, Да я и работать могу. Я буду продолжать свой трудъ о политической экономіи. Послушайте, вы новый человѣкъ. Вы уважаете меня?

Ст. Еще бы, — вы знаете, что мы не говоримъ пріятностей, мы уважаемъ дѣло.

К. М. Я предлагаю вамъ испытаніе союза въ комунѣ, и я ваша. Вотъ вамъ моя рука. Я глубоко уважаю васъ, какъ горячую и широкую личность.

Ст. Вотъ это честно.

К. М. Поѣдемъ, и чѣмъ скорѣе, тѣмъ лучше. А[лексѣй] П[авловичъ], я сильная женщина.

Ст. (Беретъ руку). Что̀ за жизнь здѣсь, чего можетъ ждать честная личность, кромѣ гнета и гнета. Да, вы первая женщина съ полной свободой мысли. Но какъ же поступать? <надо обдумать>. —

К. М. (Идетъ к столу). Садитесь, пишите. Мы оставимъ это письмо и уѣдемъ нынче же, мнѣ гадко видѣть эту пошлую церемонію. Пишите. (Студентъ садится и пишетъ.) «И[ванъ] М[ихайловичъ], я не называю васъ дядей, потому что не вижу никакого смысла въ этомъ наименованіи; вы человѣкъ, и какъ къ таковому я обращаюсь къ вамъ. — Среда тлѣнія и порчи…»

Ст. — Прибавить — общественной лжи. Это главное.

К. М. «…общественной лжи, въ которой я вращалась до сихъ поръ, задушила меня, я не могу перенести, я ѣду въ Петерб[ургъ] съ Гал[ицинскимъ]».

Ст. Я взялъ у него <впередъ жалованье> деньги, ихъ надо отдать.

К. М. Вздоръ. Я напишу въ постскриптумѣ, что онъ можетъ взять изъ моихъ доходовъ, а я полагаю, что ни у кого, какъ у меня вы не можете взять легче. Продолжаю: «Гал[ицинской] также не перенесъ всего тлѣнія отношеній. Мы встали въ тѣ условія, которыя необходимы людямъ, цѣнящимъ свое достоинство, и потому оставляемъ васъ». (Входитъ Петруша и прислушивается.)

Ст. Не заключить ли? листокъ весь.

К. М. Нѣтъ, мнѣ нужно еще сказать. «Я уѣзжаю не тайно, я не буду скрываться, хотя и не буду высказываться, и я уѣзжаю не такъ, какъ бѣгутъ неразвитыя женщины. Я выше этаго. Я свободна, нашла путь болѣе широкой жизни и избрала его. Я не осуждаю васъ, я выше этаго.

Post Scriptum. Прошу продать мою землю и прислать мнѣ деньги. 18 рублей Голицинскаго прошу вычесть изъ этой суммы».

Петр. Послушай, Катерина. Я тоже не могу жить здѣсь: семейство есть преграда развитія индивидуальности. Меня давитъ гнетъ родительской власти, я уѣду съ вами и стану заниматься естественными науками.

Ст. Вы несознательно это говорите, вы еще молоды.

K. M. Гол[ицинской], мы не имѣемъ право душить молодое чувство, требующее свободы и размахъ, такъ сказать. Ну, вотъ жалкая толпа, — уйдемте.

Петр. Я только поужинаю на сватьбѣ.

К. М. Хорошо, въ 9 часовъ будь на станціи.

№ 10.

Ст[удентъ] (пьетъ чай). Что толковать, Катерина Матвѣевна, не пріобщитесь ли? Не вредно. Синьоръ же Венеровскій самъ по себѣ, а мы сами по себѣ.

К. М. Напрасно этотъ человѣкъ попадается мнѣ на глаза, я должна ему высказаться. Онъ [1 неразобр.]

В[енеровскій]. А, такъ то-съ! А я васъ попрошу покорно молчать; а ежели вамъ не благоугодно будетъ-съ, то я заставлю васъ. Мы, дѣйствительно умные люди и люди дѣла, тѣмъ то и отличаемся отъ болтушекъ, что мы не даемъ никому взять себя въ руки, а сами беремъ въ руки-съ. (Подходитъ къ ней и грозитъ.) Какъ вы не хвастаете свободой отъ предразсудковъ, кое что вамъ не хотѣлось бы распубликовать…

К. М. Вы подлецъ, Венеровскій! И это говоритъ вамъ не женщина, a человѣкъ, да.

В. (Говоритъ громче). А вы глуповаты, да и недоразвиты.

К. М. Что? Что онъ говоритъ? Алексѣй Павловичъ, если вы честный человѣкъ, вы должны убить этаго негодяя. Онъ оскорбляетъ меня — я женщина, нѣтъ, я человѣкъ… но — о, Боже мой, какъ я его ненавижу! Алексѣй Павловичъ, да что вы пьете чай въ такую минуту! Петруша спитъ. (Бросаетъ его чашку на полъ.)

Ст. Чтожъ мнѣ препираться, въ чужомъ дѣлѣ-съ. Анатолій Дмитріевичъ синьоръ почтенный, и вы дѣвица уважительная, чтожъ мнѣ то-съ.

К. М. Тутъ не шутки. Ежели есть въ васъ тѣ убѣжденья, въ силу которыхъ мы соединились съ вами на служенье общему дѣлу, вы обязаны защитить слабаго… да иначе, вы такая же дрянь, какъ и всѣ.

Ст. Право, лучше уладить. — Пустое словоизверженіе. Мы одинъ другому не мѣшаемъ. —

К. М. — Боже мой! Боже мой! <какая вереница мыслей идетъ.>

Л. Что это? Катя, ты какъ? Петруша! Что съ нимъ?

Ст. Ничего-съ, синьоръ Петрилло поспитъ и будетъ веселъ и здравъ.

K. M. Этотъ человѣкъ (указываетъ на В[енеровскаго]) — подлецъ и негодяй. —

Л. Поѣдемте, ради Богъ! что это!..

№ 1.

Л[юбочка]. Что вы такъ долго не ѣхали? Мнѣ такъ скучно было. Алексѣй Павловичъ мнѣ такъ надоѣлъ безъ васъ. Что вы дѣлали? Все книги пишете? Вы хоть пока женихъ не пишите. Потомъ я сама буду съ вами писать.

В[енеровский]. Что дѣлалъ? Размышлялъ кое о чемъ. Касательно васъ и нашей будущей жизни. И вотъ (вынимаетъ портретъ и отдаетъ).

Л. Ахъ, какая гадость! Совсѣмъ не хорошъ.

В. Вамъ Алексѣй Павловичъ надоѣлъ, a мнѣ ваша родственница прискучила значительно, хе-хе! — и я думаю, въ томъ же родѣ.

Л. Неправда ли, она очень скучная. Всѣ говорятъ, что она такъ умна, а по мнѣ она прескучная и завистливая. Она меня ненавидитъ теперь.....

В. Что дѣлать-съ?! что дѣлать-съ?! Не всѣмъ одна доля на землѣ. Надо мириться съ судьбой, а она этаго не умѣетъ, хе-хе! Хотѣлось бы и статьи писать, и нравиться, а видно этаго нельзя. —

Л. Она все говоритъ, что я недоразвита, что я не свободна; я все хотѣла спросить, вы развитой человѣкъ, ужъ такой, что развитѣе всѣхъ, — правда ли это? Нужно мнѣ развиваться?

В. Я хотѣлъ давно поговорить съ вами объ этомъ, Любовь Ивановна. Я объ этомъ и думалъ нынче. Даже кое что набросалъ на бумагу. Вотъ изволите видѣть: очень многія, и Катерина Матвѣевна въ томъ числѣ, злоупотребляютъ понятіемъ свободы женщины. Эти маленькіе умишки схватятъ поверхность, а глубины не видятъ. Все это справедливо, что одно изъ главныхъ призваній нашего вѣка это освобожденіе женщины изъ варварскаго рабства, въ которомъ она подавляется. Это такъ.