Маха как-то подурнел и выглядит невзрачно, хотя я, конечно, безумно рада, я ведь в самом деле эти два месяца бредила нашей встречей. Он обнимает меня, и земля уходит из-под ног. Всю ночь мы раскачиваем маленький пансион в Манавгате. У немногих его постояльцев наверняка начинаются приступы морской болезни.

Ниф тем временем пропадает со своим Ботечкой (производное от бот-тура, то есть яхт-тура), любовью двухлетней давности, вернувшейся из армии. Она пока скрывает свой приезд от несчастного Полоски, чтобы не потерять никого. Помощь старых любимых нам необходима хотя бы для того, чтобы понять, где мы будем жить, покинув отель.

Мы дышим свободой, вдыхаем ее кубометрами, и пиво только усиливает ее вкус.

Замечаю, что с момента расставания у Махи заметно испортился характер.

Во-первых, мы больше не живем в отдельном двухэтажном апарте, который я снимала на свои деньги, а ютимся вдвоем с Нифом в одной комнате без телевизора и холодильника (зато с балконом и хорошим наблюдательным пунктом, это ему не понять), а своим «официальным» избранникам, Махе и Полоске, предлагаем либо спать у нас, либо снимать отдельную комнату, но уже на свои.

Во-вторых, я, кажется, забыла дома розовые очки, через которые я глядела на своего ашкыма. Я замечаю, что он невзрачен, глуп, худ и вообще как минимум два раза в день закатывает мне скандалы то по поводу нифовых друзей, то из-за какой-то смешной ерунды, не стоящей выеденного яйца.

Тем временем повсюду идет незримая борьба по окучиванию наших тел и сердец. Ботечка забирает нас на яхту и, не спрашивая нашего согласия, со своим шефом Полканом - парня зовут Волкан, ему 25, нос пуговкой - отчаливает от берега и до самого вечера нас катает, купает, кормит, поит, выкладывает на солнце и разогревает музыкой.

Весь день яхта в распоряжении нас четверых.

Полкан суетится, не зная, как угодить: в нашем распоряжении все напитки, от колы до виски, а на носу он накрывает столик со всевозможными фруктами и закусками. Мы садимся за стол, впиваемся в дыни, сок струится у нас по подбородку, а мимо проплывают счастливые берега: тут и там местные жители устраиваются на пикник, и мы машем им рукой, дети прыгают с дерева в воду и мы радостно улюлюкаем вслед героическим прыжкам. Собственно, я делаю вид, что всего лишь сопровождаю Нифа, однако никуда не скрыться от ухаживаний Полкана.

Он увозит меня на скутере до тихой заводи, где разводят рыбу, и дает потрогать мне скользкие рыбьи спины, а потом взвивается на своем скутере так, что я своим криком распугиваю всех рыб, в жизни не слышавших ничего подобного, и чтобы удержаться, я крепко обхватываю его сильное тело.

Ботечка в это время подробно объясняет Нифу, что у Полкана есть деньги, и если мы будем все вместе, то есть если я останусь с Полканом, то у всех все будет хорошо, если же я отвергну несчастного влюбленного, то и Ботечке с Нифом будет плохо, потому что денег нет ни у кого, гулять будет не на что, и вся надежда только на Полкана.

Ниф глубоко оскорблена.

Причем тут все остальные? Почему надо от кого-то зависеть? Но такова воля шефа, который распаляется час от часу, и пока не знает, как поудачнее ко мне пришвартоваться. Беда, да и только.

Маха звонит уже сотый раз и присылает тридцатую sms-ку, в панике разыскивая свою любовь, но любовь не отвечает на звонки. Полкан не кажется мне привлекательным, и я уже нервничаю из-за Махиных сигналов. Понимаю, что это глупо, но на обратной дороге вступаю в занудные переговоры с Ботей: мол так и так, ты же видел, у меня есть другой. Зачем мне твой Полкан? Мне Полкан не нужен. Ботя совсем не дурак, сплошной ум, честь и совесть, ему и не надо ничего объяснять, он кивает и идет к отвергнутому Полкану. Но тот не верит, что можно любить Маху, а его – нет. Он спускается ко мне и тут я молю всех турецких богов, чтобы мы поскорее вернулись туда, где уже можно встать на землю и куда-нибудь бежать.

Нас отпускают только при условии, что мы вернемся через час. (Мы долго ноем, что должны встретиться с Марусей, она здесь замужем за турком, это прикрытие на все случаи жизни). Я звоню Махе, мы интеллигентно встречаемся с ним в парке, а спустя полчаса заявляем, что должны встретиться с Марусей, которая у нас, как ты знаешь, замужем за турком, и мы, конечно же, останемся ночевать у нее в гостях.

Отметившись у Махи, мы лихорадочно соображаем, куда рванем, стрелок забито масса, но Ниф страдает по Ботечке и мы снова звоним своим мучителям-благодетелям. Они с милицейским взвизгом тормозят около нас спустя десять минут, и мы мчимся, не разбирая дороги, куда глаза глядят.

Только глубокой ночью мы наконец вздыхаем спокойно. Каким-то образом я отбилась от настойчивых проявлений полкановской любви, с ангельской улыбкой перенеся все на ближайшие времена, а Ниф, кажется, поругалась с Ботей из-за его условий и чужих денег.

Впервые чувствую дикую усталость от турецкого пыла, и даже наши любимые диско-пляски в уютной Лагуне не приносят удовлетворения. Я клюю носом над своим волшебным коктейлем с огоньками, персиками, обнаженными дамочками, попугайчиками и еще бог знает чем, но тут нам с широкой улыбкой приносят цветы. От кого? С вами хотят познакомиться. У меня нет никаких сил, хотя и любопытно, кто это приметил нас, таких замученных любовью и отдыхом. Чуть позже, позже, отвечаем мы, и забываем о неизвестных поклонниках.

Ниф встречает каких-то знакомых и на время уходит к ним за столик, я же продолжаю клевать носом, и в конце концов решаю уйти в одиночестве.

По дороге домой я отбиваюсь от наглого турка, который принимает меня за ночную бабочку, услышав от меня пару фраз на турецком. Нет, дорогой! Я не работаю, а отдыхаю!!! Мы смачно посылаем друг друга туда-то и туда-то, а я проклинаю весь этот климат, который делает всех такими озабоченными.

В эту ночь я ненавижу турецких мужчин.

Я еле добираюсь до нашего пансиона, и тут соображаю, что, должно быть, Полоска ждет Нифа у нас в номере. И точно. Он мило похрапывает в нашей кроватке, как у себя дома. Ох, не повезло тебе, бедняга!!! Я срываю на него всех собак, мотивируя свой гнев тем, что это мы снимаем номер (как будто без его помощи), и платим за него мы, поэтому нечего ночевать у нас без нашего ведома! На самом деле, он мне не мешает, но зная Нифа, боюсь, что она придет не одна, а лишние сцены нам не нужны. Полоска молча и стремительно одевается как солдат, и вываливается прямо в ночь (или в утро). Спустя пару минут я получаю от него письменные извинения. И тут меня начинает мучать совесть. Я тоже пишу ему: да это ты прости, сгоряча я это, не обижайся. А он отвечает что-то уж совсем душещипательное.

Я засыпаю, и из меня улетучивается ненужный гнев, обман и жалость.

Мы сидим на нашей любимой дискотеке, я, Ниф, Полоска и Маха. Маха горд, голова его высоко задрана. У него в кармане – два билета в Бурсу. Только что он, краснея от удовольствия, ткнул пальцем куда-то в центр бумажки: смотри, дорогая, «колтук» - это наши места! Я еле сдержала улыбку, можно подумать, что это первый ряд в партере на концерт Таркана! Какая разница, какие места в автобусе??!!! Но ему важно все. Маха не знает еще, что я твердо намерена бросить его при первом удобном случае. И вот, решаю не тянуть быка за рога.

- Я никуда с тобой не поеду.

- ???

- Все. Я так решила.

- !!!

Молчу. На его глаза наворачиваются слезы. Делаю вид, что мне это совершенно безразлично.

- Мемет! Ниф! Пожалуйста, умоляю, скажите ей! Я мечтал об этой поездке всю жизнь!

Ниф театрально поджимает губы. Полоска молчит и отворачивается. Они только и рады довести бедную Маху. У каждого свои причины. Полоску раздражает махин выпендреж, Ниф давно видит моим спутником кого-то другого, поумнее и постарше.

Маха плачет. Его светлые глаза красны, и он похож на кролика.

Строевым маршем мы с Нифом выходим на танцпол.

О, шанс! Кроме нас, на площадке из девушек – никого!

Десятки турецких парней. Мы быстро оцениваем выгодную ситуацию. В эту секунду наши ноги, прически, возраст и длина ресниц – не имеют значения. Мы – королевы. Выражения лиц – подобающие. Полоска быстро спохватывается. Махины слезы высыхают. Переглянувшись, наши бросаются в эпицентр. Поздно. Мы делаем вид, что незнакомы.