Он взрывается.

Да я знаю, знаю, знаю! Прости меня, прости. Я был идиотом, глупым мальчишкой! Но сейчас все по-другому! Я изменился, у меня есть хорошая работа. У нас не будет проблем с деньгами! Только вернись ко мне!

Поздно.

Я ухожу, оставляя его одного, сидящим на обочине дороги. Он спрятал голову в коленях, чтобы никто не видел его слез. Что бы я ни сказала, правда все равно будет на его стороне. Потому что на его стороне любовь.

Большие воды не могут потушить любви, и реки не зальют ее.

Еще несколько ночей не могу спать, потому что знаю, что он меня ждет. Сидит в своей Чорбе, опустив голову, и ждет. Сердце в груди разбухает до исполинских размеров, как резиновый мяч, и мешает дышать. Я не могу заснуть. Пять утра. Вижу, как он пишет мне сообщение. Я жду тебя. Я жду тебя. Приходи. Включаю телефон, и тут же читаю, все слово в слово. Когда написано? 5:00. Только что. Маха мирно сопит рядом. Мне хочется выпрыгнуть из кровати и бежать, лететь к своему Маугли. Но почему-то не делаю этого, хотя мне никто не мешает. Это только жалость, и все снова получится глупо и жестоко.

Аллергия

Иа тем временем затевает поездку в Анкару: после отъезда Чулка домой она тоскует и подолгу молчит, что совсем на нее непохоже. Мы с Нифом только скорбно переглядываемся. В шутку она пишет Чулкам, чтобы встречал ее в Анкаре, где он живет с женой и детьми, он отвечает, приезжаааай, приезжаааай. До отъезда в Москву осталась пара дней. Иа едет на автостанцию и покупает на вечер билет, с утра она уже будет в Анкаре. Мой опыт с далеким аулом, видно, был не напрасен: теперь турецкие дали – для нас не преграда. Пути открыты, было бы ради кого их преодолевать.

Любовь с Чулком во многом изменила нашу Иа, она стала избегать ночных дискотек и после часа норовит юркнуть в постель, сославшись на усталость или головную боль. Мы с Нифом преграждаем ей дорогу, почти насильно вытаскивая ее в злачные места. В этих случаях она сидит всю ночь за столиком, пока мы танцуем, и тихо напивается, если позволяют финансы, или спонсоры, которым, несмотря на все вложения, так ничего и не обломится. В былые времена Иа с Нифом могли бы подрабатывать аниматорами: они танцевали клубные па, стучали деревянными ложками, как турки, прыгали, скакали и пели песни, так что народ в баре не расходился, а бармены приносили им напитки уже за счет заведения, которое благодаря подругам подсчитывало барыш.

На следующий день Иа возвращается и рассказывает, как Чулок в течение всего дня возил ее по Анкаре, пытаясь найти место, где им двоим перекантоваться, но его друзья, которые обещали помочь, все как один выключили телефоны. Иа заявила, что между проституцией и любовью есть небольшая разница, и купила обратный билет. Ссора окончилась обоюдными слезами при прощании, и Иа вновь погрузилась в тоску.

В последний день мы все плывем в Аланию на яхте. Нас штормит после вчерашнего, и капитан приносит нам то таблетки, то кофе. С ростом пигмея ему рассчитывать, конечно, не на что, но мы с Нифом активно проявляем симпатию к нашему карлу: он такой услужливый. Пусть немного посидит рядом и подержится за коленочку. Если мужчина старается, ему можно простить и рост, и многие другие дефекты во внешности…тем более, когда так ласково светит солнце, и мимо проносятся пляжи, скалы и водопады.

Тигра внизу, как всегда, плечо к плечу с Германией. Она не пропустит случая потрепаться по-немецки, и каждого бюргера она готова расцеловать только за то, что тот правильно выговаривает «энтшульдигэн». Вот и сейчас она не может оторваться от голубоглазого Патрика, и тот совсем немолод. Но Тигра мило воркует, разве разница в возрасте – не лишний повод к притяжению полов? Когда мы причаливаем и Патрик наконец встает, Тигра с ужасом замечает, что ее милый собеседник едва достает ей до груди. Похоже, сегодня нас атакует целый отряд карлов! Но если нас с Нифом это не пугает – любой из них почти одинакового с нами роста, то для высокой Тигры это полная низость. Пока бросается якорь, мы с Нифом, как ни в чем не бывало, рассовываем по карманам телефончики наших новых друзей: стрелка на вечер как будто забита, и мы вовсю киваем головами и улыбаемся. Конечно, позвоним. Конечно, увидимся.

Сойдя на берег, я неожиданно сталкиваюсь со Шляпой. От испуга меня бьет током, но я успеваю быстро исчезнуть в толпе. Какой он стал страшный и сутулый! Бедная Шляпа стоит на месте, ничего не понимая. Кажется, он не заметил меня, но понял, что что-то произошло прямо перед его носом. Да, он же говорил, что собирается работать в Алании. Я все еще не выпускаю его из виду, хотя уже далеко, и нахожусь в безопасном месте. Шляпа, как животное, крутит носом перед собой и… замечает плывущую невдалеке Тигру. Он кричит, еще и еще, но Тигра не верит, что кто-то будет выкрикивать ее имя на побережье Алании. Она гордо ступает дальше и даже не поворачивается. Шляпа низко опускает голову. Он решает, что с ним не хотят разговаривать, а, может, что обознался.

Это была Шляпа, говорю я Тигре. Волосы у меня стоят дыбом.

-Да ты что? Я бы хотела его увидеть! Он был такой душевный…

Вечером мы сидим в баре, как обычно выжидая 12-ти, когда у нас откроется второе дыхание и мы сменим точку: турецкие дискотеки – это наши 1000 и одна ночь.

Маха на редкость спокоен и добродушен, его любимая рядом, а к Нифу приставлен очередной претендент на ее тело. Предыдущие пять, предложенные Махой, были с возмущением отвергнуты. Даже у Нифа иногда случаются приступы нелюбви. Худой высоченный Эртекин пытается завладеть ее вниманием. Мы с Махой лениво посматриваем на них, потягивая золотой Эфес.

- Ниф, посмотри на того, в желтой футболке.

- На кого? На того урода?

- Нет, вон, пританцовывает у стойки.

- А. Симпатии-ичный! Попка у него ничего.

Я всегда удивляюсь, как это Ниф замечает «попки» у мужиков, стоящих к нам лицом.

- Ну а что мне смотреть, сейчас бесполезно! Ну какого черта Маха своего братика мне притащил? Он его что, десять лет в лицо не видел? В следующий раз пусть приносит фотографии всех своих братьев, буду по фотографии выбирать.

- Так он же тебе показывал его на фото! Забыла?

- Да ты что, того я помню! Он был еще ничего!

- Да точно этот, только ракурс был удачный.

Слава богу, русский здесь мало кто знает. Можно свободно обсуждать кого угодно, сидя на коленках у своего любимого.

- А желтенький-то, желтенький наш - смотри как танцует!

В это время гарсон в желтой футболке, воспользовавшись паузой между заказами, выделывает ловкие па, привлекая к себе всеобщее внимание. Желтая футболка горда собой, ее никогда не мучат сомнения. Все-таки турки потрясающе пластичны. Мы с Нифом смотрим как завороженные, не в силах оторваться от магических движений мужского тела.

Ниф вдруг срывается и бежит к стойке. Эртекин встревожен. Он обхаживает Нифа словно курочку, а она и не смотрит на него. Но Ниф скоро возвращается довольная. Я заказала «bu aksam olurum», а еще Мустафу Сандала!

Плевать она хотела на своего петушка. Музыка нам дороже! В прошлом году «Bu aksam olurum» - «этим вечером я умру» мы напевали повсюду. Эта песня унесла немало жизней по всей Турции. Правда это или нет? Кто-то нам сказал, что ее якобы даже запретили запускать по ТВ и радио. Если правда, значит, турецкие мужчины чрезвычайно чувствительны и даже склонны к суициду. «И никто меня не остановит…» Нам легко понять самых сентиментальных, в Москве мы сами близки к крайностям, слушая эти песни под аккомпанемент дождя или злобного ветра за окном. Но не здесь.

Здесь у нас три счастья – музыка, море и мужики.

Транспортабельно только первое.

Наступает долгожданный момент, и мы решаем, куда ехать. В «Lighthouse» дорого, в «Titanikе» сегодня мало народу, «Valentino» надоел, давайте в «Lagyny».