Возможно, что к этому решению примешивалась тайная уверенность в том, что дуэль не окажется для него роковой. Он был в расцвете юности, ловко владел оружием, а утренняя стычка уже доказала, что он умеет защищаться не хуже полковника Эверарда.

Во всяком случае, такие мысли пробегали у него в голове, когда он шел, напевая известную песенку, которую запомнил во время своего пребывания в Шотландии:

Между тем деятельный и вездесущий доктор Рочклиф тайком передал Алисе, что хочет поговорить с пей наедине, и назначил ей свидание в так называемом кабинете, где прежде хранились старинные книги, которые давно уже пошли на патроны и в последний раз, выйдя, таким образом, в свет, наделали гораздо больше шума, чем за все время, что стояли здесь с тех пор, как были опубликованы. Доктор уселся в кожаное кресло с высокой спинкой и знаком предложил Алисе придвинуть стул и сесть рядом с ним.

— Алиса, — сказал старик, ласково взяв ее за руку, — ты добрая девушка, умная девушка, хорошая девушка, ты из тех, что дороже рубинов; «рубин» — это не совсем верный перевод… но ты мне напомни, чтобы я рассказал тебе в другой раз… Алиса, ты знаешь, кто такой Луи Кернегай… Нет, скажи откровенно… Я знаю все. Мне все известно… Ты знаешь, что наш старинный дом укрывает счастье Англии.

Алиса хотела было отвечать.

— Нет, подожди, выслушай меня… Как он ведет себя с тобой?

Алиса густо покраснела.

— Я воспитана в деревне, — ответила она, — и его поведение для меня слишком любезно.

— Понимаю… Я все это знаю… Алиса, завтра ему угрожает большая опасность, и ты одна можешь его спасти.

— Я… спасти его!.. Как, каким образом? — с удивлением проговорила Алиса. — Как подданная короля, я обязана сделать все… все, что пристало дочери моего отца..

Она запнулась в смущении.

— Да, — продолжал доктор, — завтра у него дуэль… дуэль с Маркемом Эверардом; уже назначены время и место… в шесть часов утра у Королевского дуба. Если они встретятся, один из них, вероятно, будет убит.

— Боже упаси! — воскликнула Алиса, и смертельная бледность сменила яркий румянец на ее лице, — Нет, ничего дурного случиться не может… Эверард никогда не поднимет руку на короля.

— За это я не поручусь, — возразил доктор Рочклиф. — Но если даже у несчастного юноши сохранился остаток верности королю, — а судя по его поведению, это совсем не так, — она тут не поможет: он не знает, что это король, и считает его просто кавалером, который нанес ему оскорбление.

— Так скажите ему правду, доктор Рочклиф, сейчас же скажите! — вскричала Алиса. — Неужели он поднимет руку на короля, на беззащитного изгнанника! Он на это не способен. Жизнь моя в том порукой, он станет самым горячим его защитником!

— Так может рассуждать только девушка, Алиса, — ответил доктор, — и, боюсь, такая, у которой разум ослеплен чувствами. Это было бы хуже измены — посвятить в такую тайну бунтовщика-офицера, друга архипредателя Кромвеля. Я не берусь отвечать за такое безрассудство. Его отец доверился Хэммонду, и ты знаешь, что из этого получилось.

— Тогда расскажите все моему отцу. Он встретится с Маркемом или пошлет к нему и объяснит, что нападать на гостя — значит оскорбить хозяина.

— Мы не можем сказать твоему отцу, кто такой на самом деле Луи Кернегай. Я только намекнул ему, что, может быть, Карл будет скрываться в Вудстоке, и сэр Генри пришел в такой восторг, начал рассуждать о подготовке к приему короля, к обороне замка, и мне стало ясно, что из-за одной его восторженной преданности все может открыться. Нет, это ты, Алиса, должна спасти надежды каждого верного роялиста.

— Я? — ответила Алиса, — Это невозможно… Почему нельзя убедить моего отца вступиться за своего друга и гостя, хотя бы он считал, что это Луи Кернегай?

— Ты забыла, какой у твоего отца характер, мой друг! — сказал доктор. — Он чудесный человек и лучший из христиан, но как только услышит звон мечей, в нем пробуждается воинственный пыл и он становится таким же глухим ко всяким миролюбивым угон ворам, как боевой петух.

— Вы забываете, доктор Рочклиф, — возразила Алиса, — что еще сегодня утром, если я правильно поняла, отец предотвратил дуэль.

— Да, — ответил доктор, — он считал, что обязан следить за порядком в королевском парке, но он разнимал их с таким сожалением, Алиса! Если он опять застанет их за этим занятием, можно наверняка сказать, что он только отложит дуэль, с тем чтобы отвести их в какое-нибудь место вне королевских владений, а там позволит им драться сколько им будет угодно и с удовольствием поглядит на это приятное зрелище.

Нет, Алиса, ты, ты одна можешь помочь нам в этом критическом положении.

— Я не понимаю, каким образом, — сказала она, снова покраснев, — чем я могу тут помочь.

— Ты должна послать королю записку, — ответил доктор Рочклиф, — как ее написать, знает каждая женщина, и мужчине незачем давать здесь советы… и назначить ему встречу в то самое время, когда назначена дуэль? Он обязательно придет, мне известна его слабая сторона.

— Доктор Рочклиф, — серьезно сказала Алиса, — вы знаете меня с раннего детства. Как могли вы вообразить, будто я способна последовать столь недостойному совету?

— А если ты знала меня еще будучи девочкой, — возразил доктор, — как могла ты подозревать, будто я способен дать дочери моего друга совет, какому ей не пристало следовать? Не такая уж ты глупая и не подумаешь, будто я могу допустить, что любезность твоя пойдет дальше разговора на час или два, пока я не подготовлю все к его отъезду! Уговорить его будет нетрудно, я скажу, что в замке облава… Итак, Карл Стюарт садится на коня и уезжает, а мисс Алисе принадлежит честь быть его спасительницей.

— Да, за счет своей собственной репутации, — возразила Алиса, — и с риском навеки запятнать свою семью… Вы говорите, что вы все знаете… Что подумает обо мне король, если я назначу ему свидание после того, что произошло между нами, и разве можно будет убедить его в благородстве моих намерений?

— Я сумею убедить его, Алиса, я объясню ему все.

— Доктор Рочклиф, — сказала Алиса, — вы предлагаете невозможное. С вашей находчивостью и при вашей мудрости вы можете сделать многое; но если свежевыпавший снег загрязнится, все ваше искусство не очистит его снова; точно так же и доброе имя девушки.

— Алиса, дорогое дитя мое, — ответил доктор, — подумай сама: если я предлагаю такое средство спасти жизнь короля или по крайней мере избавить его от прямой опасности, то только потому, что другого способа не вижу. Пусть твой поступок сначала покажется и не вполне пристойным, но я все-таки прошу тебя пойти на это, и только потому, что дело дошло до крайности… А больше это никогда не повторится…

Я приму самые надежные меры к тому, чтобы не до пустить оскорбительных слухов, которые могут из-за всего этого возникнуть.

— Не говорите так, доктор, — возразила Алиса, — легче повернуть вспять течение Айсиса, чем пресечь клевету. Король будет хвастать перед всем своим развратным двором, как легко он сделал бы Алису Ли своей любовницей, если бы не внезапная тревога.

И уста, наделяющие почестями других, лишат меня чести. Найдите другой путь, более подобающий вашему сану и званию. Не принуждайте короля отказаться от встречи, к которой его призывает долг чести, приманив его другой встречей, одинаково порочащей его имя, подстроена ли она нарочно или назначена всерьез. Пойдите к самому королю, поговорите с ним, как служитель господа имеет право говорить даже с земными владыками. Разъясните ему безумие и безнравственность его намерения, убедите его убояться меча, ибо поднявший меч наказуется гневом господним. Скажите ему, что его сторонники, погибшие за него на поле боя под Вустером и после того кровавого дня на эшафоте, на виселицах… что остальные, томящиеся в тюрьмах, рассеянные по свету, бежавшие и разоренные из-за него, не для того приносят все эти жертвы ему и династии, чтобы он отдал свою жизнь из-за пустячной ссоры… Объясните ему, как бесчестно рисковать тем, что ему не принадлежит, как позорно обманывать доверие, которое отважные люди оказали его добродетели и храбрости.