Я осмотрел здание внимательнее и сразу наткнулся на знакомый герб. А, понятно. Что еще могут сделать люди, у которых бзик на имперской значимости. Великая Нация нашей Великой Империи Ниммы, ныне скрытой под Великим Ниморским Лесом. Мужик на крыше, скорее всего, руководитель экспедиции, первый ступивший на наш материк, или тот человек, что послал метрополию к демонам и объявил Нимору независимой, или еще какой знаменитый деятель, в истории я не силен. Но, надо отдать соседям должное, здание впечатляло. До конца жизни не забудешь.
Вот только такую громадину должно быть видно издалека, чуть ли не из лагеря. А здание как будто выросло из-под земли, соткалось из воздуха за те мгновения, пока я обходил широкую мраморную чашу.
Дом надвигался рывками и приближался ко мне гораздо быстрее, чем я к нему. Мне интересно, если я от него побегу, он тоже побежит прочь, или бросится меня догонять? Не нравятся мне слишком самостоятельные дома. Только и ждут, чтобы жертва сама в них зашла, чтобы сжать ее стенами, придавить лестницей и сжевать, победно хлопая дверями. Еще половичок подстелют. А разумные многоэтажки? Хуже разумной многоэтажки может быть только разумный сталелитейный завод. Никогда не видел такой переоценки ценностей, что была у двух колдунов, за которыми несколько часов охотилась доменная печь.
Я остановился, злорадно ожидая, когда здание себя выдаст, и - не знаю, или я моргнул, или отвел взгляд - в следующий миг ступеньки оказались прямо под ногами. По крошащимся камням спускалась красная ковровая дорожка. Лоза, ты провидец. Пуговица заметно похолодела, и я, горько вздохнув, начал восхождение, стараясь не думать, что колонны очень похожи на ряд белоснежных клыков. Они же совсем-совсем не похожи, правда?
Что странно, колонны действительно оказались не похожи. Они вовсе оказались не колоннами, а высокими соснами с бело-золотистой корой, на ощупь мягкой и шероховатой. В кору я вцепился, когда, ошалев от резкой перемены, попятился и едва не навернулся с голого каменного склона безо всяких признаков ступенек.
Впереди смыкались ровные ряды колонн-сосен, над головой - переплетенные голые ветви, за спиной расстилалось безбрежное белое море, и спуститься туда, не свернув шею, я уже не мог.
Через четыре или пять рядов сосны закончились, уступив место круглому залу. Я резко обернулся, пытаясь отследить переход, и уткнулся в сплошную каменную стену. Замечательно, просто замечательно. Кто-то отрезает все пути назад, Лоза. Тебя явно загоняют в ловушку. Ты будешь идти, а двери будут захлопываться и исчезать за спиной, пока дом не замурует тебя в самом дальнем углу как муху в янтаре. Конечно, чтобы загнать тебя в ловушку достаточно примитивной ямы на тропинке или кирпича с потолка, но у них, у домов, иная широта мышления...
Но я пошел дальше. Абсолютно пофиг, где замуровываться - здесь или в гипотетическом там. После зала шла мраморная парадная лестница, потом - второй зал, с колоннами и мозаиками на стенах. На картинках военно-патриотического содержания кто-то кого-то массово убивал, скорее всего, ниморцы - врагов, то есть нас.
Зал все длился-длился, длился-длился, и скоро я перестал понимать, одна ли это комната, разделенная колоннами, или целая анфилада одинаковых, или я давно хожу по кругу. Свет из ниоткуда, колонны, каменный пол с рисунком, мозаики. Что-то не давало покоя; я долго ломал голову, прежде чем осознал, что всего лишь жду звука своих шагов. В пустоте залов они должны звучать ясно и громко, и эхо должно гулять по коридорам, предупреждая всех заинтересованных, что рядом бродит еда. А оно молчало. Зато под высокими потолками, вторя общему настроению, выло что-то тоскливо и торжественно, то ли музыка, то ли ветер.
Каменный пол на ощупь оказался теплым. Шершавым и пористым, как пемза. Поддавшись минутному порыву, я быстро глянул через плечо, уже примерно представляя, что увижу.
Вместо колонн из песка поднимались тонкие изящные деревца, чьи ветки я принимал за потолочные балки. То, что я раньше считал картинами, оказалось причудливой игрой света и тени на густой листве. Я моргнул. Пол, потолок, колонны, мозаики.
Пуговица морозила уже всерьез, но одинаково, словно я не приближался и не удалялся от цели. Таким манером можно болтаться тут сколько угодно. Думай, Лоза, думай. Понимаю, непривычно, но надо же когда-то учиться. Глазам верить нельзя, но у тебя есть указатель, который вроде даже работает. Наконец, решившись, я зажмурился, сжал пуговицу в кулаке и медленно двинулся вперед. Ничего, самое страшное - влеплюсь в колонну...
В лицо дохнуло холодом, затхлостью и пылью. Фантазия тихонько заверещала, что это склеп-склеп-склеп, или темница, или, или, или... Чтобы не слушать следующий пункт, я поспешно открыл глаза.
- Дэн Рола. Ты сволочь. Чтоб тебе все оставшиеся жизни вместо компаса использовать штангенциркуль методом лозоходства, - мрачно сообщил я рядам кресел, спускающихся к трибуне. - А ты...Поддельная серебряная фигня.
Пуговица обожгла пальцы.
- Поддельный бессмысленный уродливый заклятый мусор, мечтающий о карьере политика-оратора. Вы с Соной не одного рудного месторождения? - я перекинул кусочек металла из одной руки в другую и продолжил спускаться, нарочно громко топая по ступенькам. - Представляю, что было бы, дай Рола мне револьвер. Он бы сам зарядился и попробовал меня застрелить. Ручка накатала бы на меня донос. Сумка - придушила ремнем. Про носовой платок и думать не хочется...
Я прошел мимо мест для особо почетных гостей и взобрался на помост. Зал мог бы, наверное, уместить кучу народу. Кресла даже на вид выглядели очень удобными, но посидеть что-то не тянуло. Светлые стены со слюдяными вставками и бирюзовыми волнистыми линиями прикрывали тяжелые бордовые шпалеры; за трибуной висело белое полотнище от пола до потолка с ниморским гербом.
- Ну и? Побывала на трибуне? - я протянул руку с пуговицей по направлению к креслам. - Можешь сказать что-нибудь...
Пуговица потеплела.
- Э-э-э... с другой стороны? - я повернулся к гербу и выронил указатель, проморозивший руку до кости. - Вижу, герб. Давай гимн споем?
Был бы здесь Сона, давно бы меня прибил.
Я ухватился за ткань и потянул; полотнище неожиданно легко отъехало в сторону, а из стены, из ячеек, похожих на соты, на меня уставились человеческие черепа.
В приюте, исключая тот злосчастный трактат о демонах, детскую психику старались не травмировать. Пугалки, вроде "не выходи за ворота - схватит злое дерево и утащит в лес" не в счет, это вполне житейские предупреждения. Зато в доме моего приемного отца то и дело появлялись запрещенные книги, то по работе, то конфискованные у очередных энтузиастов. Я в них заглядывал, из любопытства и из-за того, что в те времена еще надеялся стать колдуном. А еще у Эжена была тупая привычка читать трактаты вслух за завтраком, ржать и комментировать. Ученик обожал ниморскую технику, а темная ворожба его интересовала только в связи с уголовным кодексом. Короче говоря, у меня было достаточно информации, чтобы понять: темные ритуалы - плохая штука. О том, как заканчиваются ритуалы, не пишут авторы гримуаров и дневников; об этом пишут судмедэксперты.
Так вот, одна из картинок тех запрещенных книжек предстала передо мной.
Я опустился на пол, схватился за голову и тихо взвыл. Все, тайна века раскрыта - недобитки гражданской войны, адепты темных искусств, скрываются под личинами друзей Леса, для отвода глаз выращивают елочки и окучивают картошку, а в свободное время... о-о-о, в свободное время... с этого дня я читаю только техпаспорт на радиотехнику, клянусь! Я сидел и проклинал все на свете, а они зырили. Черепа.
- Ну и кто из вас Дэн Рола?!
Кости, к счастью, не ответили. Я скользнул по ячейкам полубезумным взором, и вдруг один из черепов сверкнул глазами.
Н-н-небеса... Спокойней, спокойней, Лоза, дыши ровнее. Откуда у черепа глаза? Я встал и едва ли не на цыпочках приблизился к тому месту, где видел блеск. Ничего сверхъестественного, просто блик света на серебряной пуговице, неизвестным юмористом вставленной в глазницу черепа.
