своего женского превосходства, наша Кроссовочка, воистину, неприступность, уверенность и в меру иронии — то, что и нужно, чтобы подвигнуть мужчину на подвиг!

Однако ж и Сабина доказала, что кое-что стоит!

— Эй, Топ! — негромко позвала она. И вот странность: муж, далеко убежавший в этот момент, он ее услыхал! — Джонсон потому победил, — сказала спокойно Сабина, — что бежал босиком! Как великий Абебе Бикила! Как, по всей видимости, и сам Фиддипид! Куда до них перегревшемуся Лассе Вирену!

Представьте, удар оказался точнехонек — и шар от борта лег в лузу, как миленький: Топ скинул с ноги нашу туфлю!

Бедные женщины! Бедный пожилой паренек! Так на мне они и остались: Сабина, потерявшая Топа и вряд ли что приобретшая, кроме плевого флирта! Миша, в очередной раз схлопотавший по шее — и если бы еще ему что-нибудь обломилось при этом! И, наконец, туфля, забытая под

скамейкой. И если б не Топ, я, может, и сам забросил машинку, печатающую подругу свою, ведь столько столкновений с редакторами, столько невозвращенных пощечин, но Топ-то бежит! Он все бежит!

Он бежит и сейчас, не торопко, но и не медленно, экономно расходуя углеводы, максимально используя энергию каждого вдоха. По слухам, он вышел из трех часов и даже, говорят, из двух с половиной, по слухам, он — чемпион нашего города (жителей — триста тысяч, среди них, может, имеются и марафонцы!). Но долго еще ему бежать и бежать, и никому неизвестно, что ждет его впереди, поскольку пика своих результатов марафонцы достигают до тридцати, не позднее, и, если рассматривать статистически, у Топа на все про все шестьдесят месяцев, и много ли это, или уже недостаточно, кто его знает.

Ах, он верит, что победит всех однажды?

Но то будет однажды!

Ах, человечество живо рекордами?

Но в марафоне рекорд не фиксируют!

Ах, в Историю войдет его имя?

Но кто сегодня помнит великого Абебе Бикялу? Кто слышал о знаменитом Лассе Вирене?

Я?

И я б не слыхал, если б не придумывая этот рассказ! Читал специальную книжку, представьте!

Фиддипид?

Эк заладили: Фиддипид, Фиддипид!.. Не тот ли это несчастный, имя которого — если верить другой специальной книжке о беге — звучит совсем по-иному. Феденикс — так там назвали его!

— Мне тебя жалко, дружище! — артачится Топ. — Не результат важен — процесс! Кто не познал этого — тот и не жил! — вот так он откликается мне и ослепляет улыбкой, на секунду замедлив свой бег. На взгляд окружающих — тяжелый и нудньий, на взгляд и мой, и его — упоительный.

Но вот Топ спохватился. Снял с лица — будто влажной тряпочкой смыл — улыбку, расслабил все, что не нужно для бега, и вновь затрусил, преодолевал усталость и боль, сухоту в горле и немочь, этот высокий красивый брюнет, которому бы мастеровито работать, да строить свой дом, да ласкать красивых детей от веселой Сабины, а он все бежит и бежит, не обращая внимания на отсутствие дам и цветов.

Хмурый дождь разогнал последних зевак, и только на противоположной трибуне осталась квадратоплечая физкультурка. Единственная, кто верит в звезду, единственно верная Топу.

Единственная.

Если не считать туфлю, хоть и брошенную, но так же по-прежнему верную. И до сих пор не могу я расставить оценки, в то время как Топ все бежит и бежит. Теперь уже — босиком.

Куда и зачем ты бежишь, мой приятель?

Стоит ли огорчаться, если долго и долго не удается пробиться к читателю? Не стоит, пожалуй! Так полагаю: писание книг — одно из жалких проявлений жажды земного бессмертия, способ (при том — не самый удачный) прорыва к потомкам.

Отсюда выходит: зачем суетиться? Потомки прочтут, откопают… Но вот жуткий вопрос: скажите по совести, мой уважаемый, мой образованный современно собрат: вот Вы, лично Вы прочитали «Войиу и мир», «Идиота», «Обломова» до конца, начиная с начала, без пропусков?

Да-а-а?

Что ж! Тогда в самом деле: зачем суетиться? Однако же… хочется! (А вслух говорю: надо! не мне! им очень надо! им нужен я!)…

И суечусь… И огорчаюсь!

Александр Жулин.

Из цикла «Беседы с воображаемым собеседником».

КАРНАВАЛ-84

Рассказ

…по данным современной науки, оптимальный размер дырочек в солонке равен 3 мм2.

(«New Scientist», 1983, т.97, № 1344, с.367).

Танцы затеяли днем.

А что делать еще, если погода такая?

Так задвинем окна тяжелыми ставнями, включим цветомигалку! Так отгородимся от мира, будем плясать, будем

резвиться, как горные козы!

Это вскричал самый умный и самый серьезный. Молодой человек по профессии инженер-электронщик. И первым заблеял.

А действительно: в мшистом лесу сыро и чавкает. А действительно: погромыхивает. Ничего себе отдых, а?

Мигом откликнулись: сотворим козью морду погоде!

Бэ-э-э!

Ирочка, что ж отвернулась? Какое такое влияние атмосферы? Какое такое давление? Скорее в танцзал! Не дрыхнуть же приехали мы сюда, не воблу обсасывать!

Я-то? Я-то приехал сюда за здоровьем,

…которое — ха-ха! — от этого хуже не станет!

Эй, инженер, а сумеете электричество починить?

Бэ-э-э, скорее в танцзал!

И благодать наконец-то: в громе, в лучах цветомузыки совсем другой мир наступил — красочный, карнавальный!

Рок-рок-рок-бенц! Танцуют они. Весело ломают тела. Зубоскалят, посмеиваются.

Гляньте-ка: голыми пальцами скрутил провода!

Дивитесь: кружок «Умелые руки»!

Дайте потрогать: всамделишний электронщик!

Эй, не балуй, высокое напряжение!

В центре круга красавица девушка. Она скорее большая, чем маленькая. Выше всех, этак, на полголовы. Но красавица. Танцует — будто шаман ворожит. Руки то вверх плавно взмывают и там, наверху, переливаются лебедино, то тяжело падают вниз и как-то очень изящно волнуются вокруг выпуклых бедер. Русалочьих бедер.

Хороша явная великанша, честное слово: черные брови, румяные щеки, глаза темно и влажно блестят, открытые зубы искрятся в мятущемся разноцветьи — примите, дружище, сочувствие, если вы ростом не вышли.

…или равняйтесь на электронщика! Заметьте: он отнюдь не гигант, однако уверенно держится. Танцует бодро, с размахом, он это делать умеет, как умеет нравиться женщинам: великанша, покачиваясь, приседает — он возносит руки над ней (небольшой, а умеет возвыситься!). Она поднимается — он стремительно падает, бросая колени, сжатые вместе, то вправо, то влево.

И шутит: — Эх, если б не малые мои габариты!

Щурится хитро: — Но нам и так хорошо, без объятий!

Она в ответ улыбнись, а мы с вами додумаем: может, не так уж и шутит, может, щурится для разведки?

Душка Филипп — так зовут его девушки, и можно вполне согласиться, что что-то такое в Филиппе имеется: этакий умный прищур, умнесенькие эти шуточки, информированность, напор, а уверенность, с которой он держится?

В общем, мужчина номер один,

… если учесть, что других мужчин вовсе нет,

… разумеется, не считая Гену-художника.

Неожиданность профессии Гены — кажется, единственное достоинство этого хмурика: он лыс, коренаст, неказист. Не танцует, а топчется, такой боровичок-мужичок крепенький, к тому же физиономия красная, что вызывает определенные домыслы. Так что, несмотря на мольберт, ходить бы ему отчужденно.

…однако других мужчин нет на треклятой турбазе! А где они есть, мужики доброкачественные, куда вообще подевались? Более прочих это тревожит тощую Любу. Не сразу входит в танец она, пока только приглядывается, но качается очень ритмично, и из этого ясно, что она м о ж е т. Так кошечка, вброшенная в незнакомую комнату, замирает, гнет спинку, принюхиваясь, но уж будьте уверены, через минуту станет хозяйкой или… Или расцарапает честную компанию.