— Но он же знает всё! Это с самого начала был его план! Он же столько грязи в стан Партии Человечества приволочёт…
— Забудьте вы о нём, шеф. Тля он, конечно, раз бросил всё в разгар компании, и слова-то другого не подберу. Вы, человек посторонний, и то так не поступили. Но — не шакал же! В его профессии не принято выдавать тайн клиентов, даже если навсегда распрощались.
— Ваши бы слова да богу в уши…
— Увидите. И не волнуйтесь понапрасну, работайте себе спокойно.
Следующие несколько дней прошли тихо. Я уже решил, что Клифтон знал Билла лучше, чем я. О нём никаких вестей не было; кампания близилась к концу и становилась всё напряжённее. На разоблачение — ни намёка. Я начал забывать об инциденте и с головой ушёл в составление речей, выкладываясь целиком и полностью. Иногда мне помогал Родж, иногда я сам справлялся. Мистер Бонфорт шёл на поправку, однако док Чапек прописал ему полный покой.
Началась последняя неделя кампании. Роджу понадобилось слетать на Землю — некоторые дыры издалека не залатать. Голоса уже, в основном, распределились, и работа на местах значила теперь больше, чем изготовление речей. Тем не менее, речи также были нужны, выступления на пресс-конференциях — тоже. Этим я и занимался, а помогали мне Дэк с Пенни. Конечно, с приходом опыта стало легче — на многие вопросы я отвечал теперь, даже не задумываясь.
Роджа ждали назад как раз к очередной пресс-конференции, проводившейся раз в две недели. Я надеялся, он поспеет к началу, хотя справился бы и сам. Пенни со всем необходимым вошла в зал первой и тихонько вскрикнула.
— Ещё в дверях я увидел, что за дальним концом стола сидит Билл, но, как обычно, оглядев присутствующих, сказал:
— Доброе утро, джентльмены!
— Доброе утро, господин министр, — отвечали многие.
— Доброе утро, Билл, — добавил я, — вот уж не думал вас здесь встретить. Кого вы нынче представляете?
Воцарилась тишина. Каждый здесь знал, что Билл ушёл от нас, а может, его ушли. Он же, ухмыляясь, ответил:
— Доброго утречка, мистер Бонфорт. Я — от синдиката Крейна.
Я уже сообразил, для чего он здесь, но изо всех сил постарался унять тревогу и не дать ему порадоваться моим испугом.
— Что ж, неплохая компания. Надеюсь, они вас оплачивают по заслугам. Итак, к делу. Вначале — письменные вопросы. Пенни, они у вас?
С этим я разделался в два счёта, ответы были обдуманы заранее; потом, опустившись на стул, сказал:
— Ну что ж, джентльмены, будем закругляться? Или ещё вопросы?
Задали ещё несколько вопросов, и лишь однажды мне пришлось ответить: «Разъяснений не будет». Любому уклончивому ответу Бонфорт предпочитал честное «нет». Поглядев на часы, я заметил:
— На сегодня — всё, джентльмены.
Но не успел подняться с места…
— Смайт! — крикнул Билл.
Я выпрямился, даже не взглянув в его сторону.
— Эй, «мистер Бонфорт»! Самозванец! Я к тебе обращаюсь, Смайт!
Билл был зол и кричал в полный голос.
На сей раз я взглянул на него с изумлением, как и полагалось важному политическому деятелю, которого оскорбили на людях. Билл ткнул в мою сторону пальцем; лицо его цветом напоминало свёклу:
— Ты самозванец! Актёришка! Обманщик!
Представитель лондонской «Таймс», сидевший справа от меня, шепнул:
— Сэр! Может, мне за охраной сбегать?
— Не нужно, — ответил я, — он, похоже, не опасен.
Билл нехорошо заржал:
— Ага, так я, по-твоему, не опасен, да?! С-час поглядим!
— Так я сбегаю всё же, сэр, — настаивал «Таймс».
— Сидите, — резко ответил я. — Довольно, Билл. Уйдите лучше по-хорошему.
— Ага, сейчас; разбежался!
И он взахлёб принялся излагать основные детали всей истории. О похищении, равно как и о своём участии в подмене он ни словом не обмолвился, зато ясно дал понять, что увольнение его впрямую связано с нежеланием способствовать нашим махинациям. Подмена, по его словам, вызвана была болезнью Бонфорта, а сама болезнь — скорее всего — нашими происками.
Я слушал терпеливо. Большинство репортёров попервости сидели с видом сторонних наблюдателей семейного скандала, однако вскоре некоторые начали делать заметки в блокнотах, либо вытащили диктофоны.
Когда Билл замолк, я спросил:
— Билл, у вас всё?
— А тебе мало?!
— Достаточно. Весьма сожалею, Билл. Это всё, джентльмены. Теперь мне пора работать.
— Минуту, господин министр! — попросил кто-то. — Опровержение будет?
— А возбуждение судебного преследования за клевету?
Первый вопрос я решил обсудить позже.
— Нет, никакого преследования. Не хватало на старости лет судиться с больным человеком!
— Кто, я больной! — Билл так и взвыл.
— Успокойтесь, Билл. Что касается опровержения — не понимаю, что мне следует опровергать. Я видел, некоторые из вас делали записи, однако сомневаюсь, что ваши издатели опубликуют такую дичь. А если и найдётся такой издатель — от моего опровержения весь этот анекдот станет только ещё смешней. Вы, может, слышали о профессоре, потратившем сорок лет жизни на то, чтобы доказать: «Одиссею», вопреки общему мнению написал вовсе не тот самый Гомер, а другой древний грек, оказавшийся просто тёзкой великого слепца?
Раздался вежливый смех. Я тоже улыбнулся и пошёл к выходу. Билл бегом обогнул стол и ухватил меня за рукав:
— Шуточки шутить?!
Представитель «Таймс» — Экройд, кажется, — его оттащил.
— Спасибо, сэр. — Обращаясь к Корпсмену, я добавил:
— Билл, чего ты хочешь добиться? Я, как мог, старался уберечь тебя от ареста!
— Зови охрану, зови, если хочешь, обманщик! И поглядим, кого из нас скорее посадят! А как тебе понравится, если у тебя возьмут отпечатки пальцев?!
Я вздохнул и мысленно подвёл черту под своей жизнью.
— Кажется, это уже не шутка. Джентльмены, пора с этим кончать. Пенни, милая, будь добра, пошли кого-нибудь за дактилоскопом.
Я понимал, что утоп. Но — чёрт возьми! — если даже ты тонешь на «Биркенхеде»[37], стой у штурвала до последнего! Даже негодяи стараются умереть красиво.
Но Билл ждать не желал. Протянув руку, он сцапал стакан с водой, из которого перед этим я пару раз отхлебнул.
— К дьяволу дактилоскоп! Этого хватит.
— Я уже говорил вам, Билл: следите за языком в присутствии дамы! А стакан можете взять на память.
— Верно. Ещё как возьму!
— Отлично. Берите и проваливайте. Иначе я в самом деле вызову охрану.
Корпсмен наконец убрался. Остальные хранили молчание.
— Извольте, я представлю отпечатки пальцев любому из вас!
Экройд поспешно ответил:
— Да к чему они нам, господин министр?!
— Как это «к чему»? Вам ведь нужны доказательства!
Я продолжал настаивать — Бонфорт поступил бы точно так же. К тому же — нельзя быть «слегка» беременным или «малость» разоблачённым. И ещё я не хотел отдавать своих друзей в лапы Билла — хоть этим-то я ещё мог им помочь.
За дактилом посылать не стали. У Пенни нашлась копировальная бумага, у кого-то из репортёров — «долгоиграющий» пластиковый блокнот, так что отпечатки вышли превосходно. Я распрощался и покинул зал.
Стоило нам дойти до приёмной, Пенни тут же упала в обморок. Я донёс её до своего кабинета и уложил на диван, а сам сел за стол — и уж тут-то дал своему страху отдушину!
Весь день не могли мы прийти в себя. Пробовали заняться делами, но посетителей Пенни под благовидными предлогами отваживала. Вечером предстояло ещё выступать по стерео, я уж всерьёз подумывал отменить выступление. Однако в «Последних Новостях» за весь день ни слова не было о той злосчастной пресс-конференции. Я понял: репортёры тщательно проверяют отпечатки; рисковать не хотят — всё же премьер-министр, необходимы самые серьёзные доказательства. Тогда я решил всё же выступить — не зря ж речь писал, да и время уже отведено. И даже с Дэком я не мог посоветоваться — он поехал зачем-то в Тихо-Сити…
