— Удивительно, правда, — сказала Нэнси. — Эти искры носят нас по рельсам. Вы бы не хотели водить трамвай?
— Нет. Лучше поезд. А так скука смертная — все время одни и те же улицы, и толпы народу, и каждую минуту остановка, входят, выходят. То ли дело скорый поезд. Мчишься мимо деревень, пугаешь коров.
— Вот и видно, что деревню вы не знаете, коровы поезда ни капельки не пугаются. Даже и внимания не обращают.
— Ну, просто — мчаться через поля и леса, свистеть напропалую, и пускай все на свете остается позади.
Трамвай, отдохнув, снова пустился враскачку по узкой улице.
— Наверно, мы больше никогда не увидимся, — вдруг вполголоса сказал Джо.
— Почем знать.
Он снял кепку и с минуту разглядывал подкладку, будто на ней написаны слова, которые хочется сказать.
— Вот и это худо в нашей жизни. Людей так и швыряет. То туда, то сюда, невесть куда. Очень бы я хотел еще с вами повидаться. — Он опять надел кепку и посмотрел на Нэнси. — Я не про завтрашний день. Не теперь, а после, когда…
— Когда что?
— Когда мы будем знать больше. Когда… — Он повел руками.
— Да. Я бы тоже хотела.
— Правда?
— Правда.
Он улыбнулся.
— Тогда так оно и будет, непременно. Не забудьте.
Он опять снял кепку и вдруг отбросил ее прочь. Она упала наземь и отлетела в канаву, чудом не попав под колеса какого-то велосипедиста.
— Я ее терпеть не мог, — сказал Джо. — Просто ненавидел. — Он взял руку Нэнси и задержал в своей.
— Что-то скажет ваша мама? — сквозь смех проговорила Нэнси.
— Наверняка стукнет меня кулаком, а потом пойдет и купит другую. Она думает, если я стану ходить с непокрытой головой, так непременно помру от простуды либо от чахотки.
— Видно, она похожа на мою тетю Мэри. И наверно, с вами никакого сладу.
— Ага, пожалуй, что и так. Ей тошно думать — вдруг я кончу, как отец. Но она хорошая.
— А я и не сомневалась.
— Стало быть, если когда-нибудь я заявлюсь к вам и скажу — привет, Нэнси, — вы меня вспомните, а?
— Тот самый, как бишь его, который выкинул из трамвая свою кепку. А как его зовут?
— Неважно. Вы просто меня не забывайте.
— Нет. Не забуду. — Нэнси указательным пальцем перекрестила себе сердце. — Слово верное, клянусь, коль вру, сквозь землю провалюсь.
— И вы тоже так говорите? — удивился Джо.
— Все так говорят, — убежденно заявила Нэнси.
— Я часто думал, хорошо бы поступить в колледж. Получить какое-никакое образование. Выучусь разным умным словам, стану потом людям пыль в глаза пускать.
— Для этого довольно купить словарь.
— Знаете что… Нэнси… — Он стиснул ее пальцы. — Я бы хотел сочинять книжки… вот чего мне по-настоящему хочется… только боязно, вдруг окажусь дурак дураком.
— Мне тоже хочется писать книги… только я боюсь, вдруг будет не о чем.
— Первый раз вижу человека, кто хочет писать.
— И я. Таких людей, кто может стать писателем, на каждом углу не встретишь. Да еще в моих краях.
Они изумленно смотрели друг на друга.
— У меня есть тетрадка, я в нее записываю разное. Дневник. То есть не совсем. Записываю, чтобы не забыть. Все так легко забывается.
— А про меня запишете?
Нэнси покраснела.
— Ну, я записываю больше мысли, а не случаи. И мне уже немножко надоело.
— Вы только запишите мое имя. Мне приятно будет, что я попал в вашу книжку.
Нэнси улыбнулась.
— Помню, лет в десять я думала про одного мальчика, что он замечательный, и писала его имя на кусочках бумаги, сто раз писала, а потом рвала и кидала в огонь. Вы когда-нибудь делали такие глупости?
— А как его звали?
Она призадумалась.
— Представляете, не помню, честное слово. Я только раз его видела, в гостях у подружки. — Она расхохоталась. — Вот глупо, а? И ведь я правда думала, что он самый необыкновенный мальчик на свете. Сколько месяцев про него думала. Прекрасные были мечты.
— Нет, вы только запишите мое имя и уж не кидайте этот листок в огонь.
— Мы почти приехали, — перебила Нэнси.
— Да.
Они надолго замолчали. Джо рассеянно смотрел на пробегающие мимо дома и все сжимал и сжимал ее пальцы.
— А как ваша мама относится к тому, что вы… ну… понимаете… замешаны…
Он явно поразился:
— Господи, да неужели я ей такое скажу! Ее хватил бы удар! — Он усмехнулся. — Я ей тогда скажу, когда все кончится. Когда мы победим. У меня брат в армии. Всю войну воевал. Теперь он сержант. Месяца два назад приезжал домой, в отпуск, и все уговаривал меня тоже пойти в британскую армию. Мне, мол, такая жизнь придется по вкусу. Сам-то он парень неплохой.
— А вы что ему сказали?
— Я сказал, нипочем не пойду на жалованье к английскому королю, а мать говорит, лучше солдатское жалованье, чем никакого. Вот вам братец Диклен. Мою сестру зовут Мэдж, она служит в магазине Клири. Я младший. Непутевый.
— Теперь я все знаю.
— Да. Теперь вы знаете.
Трамвай остановился, кондуктор зазвонил в колокол, давая всем знак выходить.
— Долки, — закричал он. — Долки! — Соскочил наземь и стал перетягивать дугу на другой конец вагона.
Нэнси и Джо были единственными пассажирами, кто еще оставался на верхотуре. Они спустились по лесенке. Вожатый стоял на площадке и читал газету.
— Как пройти на станцию знаете? — спросил Джо, когда они вышли на дорогу.
Нэнси кивнула.
— Я поеду обратно этим же трамваем, так что… если вы не в обиде.
— Конечно, не в обиде. Было очень… Я очень довольна.
Джо взял ее за руку чуть выше локтя. Он вполне мог обхватить пальцами всю руку, точно браслетом. Притянул Нэнси к себе совсем близко.
— Вы его увидите?
Она кивнула.
— Так скажите ему… не сегодня, сегодня не ходите…
— Что сказать?
— Что Брой говорит, ему надо сниматься с места. Он думает, так лучше.
— Бр…
Он стиснул ее руку, не давая договорить имя.
— Ой!
— Только это и скажите.
Отпустил ее, шагнул к трамваю. Обернулся, посмотрел на Нэнси. Она потирала руку.
— Больно?
— Ничего.
— Нэнси — славное имя. Мы еще увидимся, Нэнси. Берегите себя.
— И вы.
— Постараюсь. Не забудьте, я еще объявлюсь.
— Как снег на голову.
— Угу. Так как меня зовут?
— Джо Малхейр.
— Скажите еще раз.
— Джо Малхейр.
— Мы еще увидимся, Нэнси.
Он поднялся на площадку. Они стояли и смотрели друг на друга; какая досада, что ей нечего дать ему на память. Она подняла руку в прощальном приветствии.
— Au revoir[59].
— Нэнси, — только и сказал он и взбежал по лесенке на верхотуру.
В поезде оказался Гарри. Она была к этому готова и осторожно высматривала его с перрона, пока вагоны катились мимо, замедляя ход. Со стуком распахнулись двери, пар прозрачными пальцами цеплялся за ноги выходящих пассажиров. Вот он, Гарри, в вагоне первого класса, сидит в углу, чуть наклонив непокрытую голову над аккуратно сложенным номером «Айриш таймс». Котелок торжественно покоится на колене. Нэнси поскорей вскочила в соседний вагон третьего класса — повезло, он ее не видал! Когда приехали, она переждала, пока он вышел, уже, как полагается, в котелке, и зашагал прочь, и тогда лишь соскочила на платформу. Вот он начал подниматься по крутой лестнице железнодорожного моста, перекинутого над рельсами. Длинные ноги так и мелькают, раз-раз, со ступеньки на ступеньку. Позади него, пыхтя, поднимается с плетеной корзинкой через руку миссис Брэдли из здешней гостиницы. Машинист выпустил большущий клуб паровозного пара, тот поднялся и угодил как раз в середину моста. Гарри скрылся в белом облаке. Захлопали двери. Проводник пошел по платформе, проверял ручки — все ли закрыты. Кондуктор свистнул в свисток. Махнул зеленый флаг; толчок, неизменный лязг, поезд тронулся. Нэнси взбежала по ступенькам на мост. Он дрожал под ногами. Вагоны уже мерно бежали прочь. Дым отплывал назад, к станции, и вверх, в вечернее небо. Гарри ждал у выхода на дорогу.
