— Доброе утро.
И он опять надел шляпу.
Как будто мы гуляем по Графтон-стрит, подумала Нэнси.
Ниже, на берегу, противные детишки Фентонов кидались друг в друга песком, а их бабушка сидела на коричневом пледе и читала книгу. Он вынул из кармана конверт и протянул Нэнси. Она взяла и, не глядя, сунула в карман. Показалось, так будет правильно. И вот они стоят и смотрят друг на друга. Странно видеть его прилично одетым.
Галстук на нем, похоже, от военной формы. Любопытно, где он всю неделю хранил этот костюм, все на нем такое чистенькое, отглаженное.
— Надо думать, вы знаете кафе Бьюли на Графтон-стрит?
— Восточное кафе Бьюли, — как дурочка повторила она. — Знаю.
Пройдете через магазин в глубину, в кафе.
Нэнси кивнула.
— Сядете за первый столик справа у двери и передадите этот конверт молодому человеку, он будет уже там. Он вас угостит чашкой кофе или, если угодно, чая.
Нэнси чуть не спросила, а как быть, если никакого молодого человека она там не застанет или за тем столиком будет полно народу, но передумала — уж наверно об этом загодя позаботились.
— Все понятно?
— Первый столик справа. Молодой человек.
— Я вам очень благодарен.
Он опять снял шляпу и слегка поклонился.
— Если вы не против, погуляйте несколько минут по берегу. Это было бы разумно.
Оскальзываясь на камнях, Нэнси спустилась на пляж и стояла, глядя ему вслед, а он широким шагом направился к станции. Как только он скрылся из виду, она достала из кармана конверт, оглядела. Никакой надписи. В некотором роде разочарование.
Когда она вернулась домой, тетя Мэри и дед сидели за утренним кофе.
— Я тебя видел, — сказал старик, едва она вошла.
Сердце Нэнси дрогнуло.
— Да, деточка. Он говорит, ты стояла на рельсах и с кем-то разговаривала.
— Я только поздоровалась. И все. Там проходил один человек.
— Я видел, ты разговаривала с каким-то мужчиной, — сказал дед.
— Я только поздоровалась. Он… э-э… мне поклонился.
— Надо быть осторожнее, не следует разговаривать с первым встречным, — сказала тетя Мэри.
— Он мне кого-то напомнил, — сказал дед.
Нэнси почувствовала, что краснеет.
— Глупости. Это был просто старый бродяга. Никого он не мог напомнить.
И поднялась к себе одеться поприличнее.
За первым столиком справа сидел молодой человек и читал книгу. Поднимался парок над чашкой кофе. Книга лежала на столе рядом с чашкой. Он опирался лбом на руку. Нэнси отодвинула стул напротив и села. Он продолжал читать. Может быть, я чего-то не поняла, подумала Нэнси. Осторожно огляделась. Вокруг люди крохотными серебряными вилками ели пирожные с кремом.
— Привет, — сказала Нэнси.
Он поднял на нее глаза. Улыбнулся, из-под верхней губы высунулись два крупных передних зуба, и он стал похож на дружелюбного кролика.
— Привет.
Он закрыл книгу, беспокойно придвинул ее к себе, словно испугался, как бы Нэнси ее не стащила. Каштановые волосы его буйно вились, он примаслил их, пытаясь укротить, но безуспешно.
— Выпьете чашечку кофе?
— Спасибо.
— Или, может, хотите чаю?
— Нет, кофе. Он тут всегда такой ароматный. Просто прелесть…
Молодой человек коротко кивнул и щелкнул пальцами, подзывая официантку.
— Мисс?
Нэнси открыла сумочку, пошарила в ней. Конверт на месте. Все в порядке. Нэнси взяла его кончиками пальцев, не вынимая из сумки.
Подошла официантка.
— Что угодно, сэр?
— Пожалуйста, два кофе. А может быть, вы хотите пирожное?
Нэнси покачала головой.
Официантка отошла, на ходу записывая заказ в книжечку.
Молодой человек провел пальцем изнутри по тугому воротничку. Воротничок докрасна натер ему шею. Нэнси вынула письмо из сумочки и подтолкнула к нему через стол. Он торопливо взял письмо и, не глядя, сунул во внутренний карман пиджака на груди. Лицо у него стало поспокойнее.
— Спасибо.
Нэнси чуть кивнула и подумала, что же, они так больше ничего друг другу и не скажут? Пятнадцать минут сидеть друг против друга, молча пить кофе и прикидываться, будто другой вовсе и не существует — весело, нечего сказать.
— Как вас зовут?
— Нэнси Гулливер.
Опять выступили вперед большие верхние зубы.
— Первый раз встречаю человека по фамилии Гулливер. Здорово. Век живи, век учись. Моя мама говорит, каждый день надо научиться чему-нибудь новому. — Он через стол протянул руку. — А я Джо Малхейр. Будем знакомы?
Нэнси пожала ему руку, на миг задержала его пальцы. Оказалось, он тоже грызет ногти.
— Вы еще в школе?
Она покраснела, потом нахмурилась.
— Нет, ясно, уже кончили, — поспешно ответил он сам себе. — Просто вы молодо выглядите… ну, довольно молодо. Скажем так. — Он наклонился к Нэнси, расплылся в улыбке. — Помиримся на том, что довольно молодо.
— Мне восемнадцать, — сурово сказала Нэнси. — Правда, только-только исполнилось. Это ужасно, когда молодо выглядишь. Никто тебя не принимает всерьез.
Официантка принесла две чашки кофе, поставила на стол. Перед Джо теперь стояли сразу две чашки исходящего паром кофе.
— Спасибо, — в один голос сказали оба и тут же рассмеялись.
— Когда сбудется, — сказала Нэнси. — Можно загадать желание. Мы оба можем загадать, только нельзя говорить вслух…
Он опять протянул руку, Нэнси взяла ее, и они оба молча загадали каждый свое желание.
Нэнси пожелала того же, что и все последние годы — чтобы Гарри в один прекрасный день ее полюбил, и сейчас же впервые пожалела: такой был отличный случай, пожелала бы что другое, а это все равно дело гиблое. Интересно, а какое желание загадал Джо Малхейр?
— Вам сколько лет?
— Тоже восемнадцать.
— Ну, знаете!..
— Скоро уже девятнадцать. Но моя жизнь была полна событий. Вот откуда во взоре моем свет мудрости.
Нэнси расхохоталась. Он повертел книжку, лежащую на столе, потом взял и сунул в карман.
— Что это вы читаете?
Он как будто немного смутился.
— «Гамлета».
— «Гамлета»?
— Вы его на сцене видели?
Нэнси покачала головой:
— Нет. Мы его читали в школе. Знаете, распределили в классе роли, я была Клавдий. Мне всегда приходилось читать за всяких негодяев. Наверно, я мерзкая личность. «Стой, выпьем. За твое здоровье, Гамлет. Жемчужина твоя. Вот твой бокал»[58].
Она подняла чашку, словно это был тост в честь Джо Малхейра.
— Дорого бы я дал, чтобы посмотреть это в театре. Замечательная вещь.
— А вы что делаете? Ну… какая у вас работа?
— Видите ли, пока что я всецело занят тем, что читаю «Гамлета» и сражаюсь за свободу.
— Не говорите глупости…
— То есть как это глупости! Разве этого мало для кого угодно? Спорим, вы делаете меньше.
— Н-ну… да… но…
— Что «но»?
— Ничего… Я хочу сказать, чем же вы зарабатываете на жизнь?
— А я не зарабатываю. Кормлюсь благотворительностью. Подумывал пойти кондуктором на железную дорогу, но мне не улыбается весь век пробивать щипцами дырки в билетах.
— Я думала, все мальчишки хотят быть машинистами.
Джо кинул два куска сахара в свою вторую чашку и поглядел на взбаламученный кофе.
— Угу, — сказал он. — Многие и сейчас не прочь бы. Но меня это больше не привлекает.
Он пригубил кофе.
— Мой отец умер в тюрьме.
— Какой ужас! Извините.
— Нечего извиняться. Он был хороший человек. По вашему лицу видно, вы понятия не имеете, что иногда хорошие люди кончают тюрьмой.
— Я…
— Сам не знаю, почему я вам про это говорю.
Оба отпили по глотку кофе.
— Он был профсоюзный деятель. Родом из Белфаста. Чудной город. Оттуда вышло много профсоюзников. Во время локаута его посадили в тюрьму и… и вот… он умер. Он всегда был слаб здоровьем. Я думал… вот вы меня спросили… когда вообще стал думать… попробую заняться чем-нибудь таким, чего хотел бы для меня отец. Не просто пробивать дырки в билетах. Ну и вот… понимаете?
