По ту сторону поля поднялся на насыпь какой-то человек и зашагал по шпалам. Нэнси перестала смеяться и следила за ним глазами, пытаясь в то же время собраться с мыслями.

— Боюсь, я чего-то не понимаю.

Далекий пешеход скрылся за деревьями.

— Это будет замечательно для всех. Не только для него. Вы, пожалуйста, не думайте… И для вас, для всех. Моему отцу всегда приходят на ум блестящие идеи.

— «Ты един неизменный, милостив будь, Творец».

— Пой. Да, пой, — сказала Нэнси.

— Простите, не поняла?

— Извините, сама не знаю, сорвалось с языка.

— Понимаете, он построит для вашей тети одноэтажный дом где-нибудь под этим холмом, поближе к деревне. Никаких лестниц, ничего такого, это облегчит ей жизнь… ведь она… не становится моложе.

Мэйв разняла руки, сплетенные под головой, и выпрямилась. Начертила на шелковой юбке некий невидимый узор. Тщательно отполированные ногти сверкают и подрезаны аккуратнейшим образом, но коротко, чтобы не мешали играть на рояле. Над клумбами роз затеяли вечернюю игру ласточки, то взмывают ввысь, то проносятся совсем низко, чуть не задевают листья трепетными крыльями.

— А этот дом?.. — Нэнси не удалось договорить.

Мэйв наклонилась, дотронулась до ее коленки.

— Ни о чем не беспокойтесь. Мы его не снесем. Он потребует затрат. Отец не пожалеет денег. Такой дом требует ухода.

— Чарлз Дуайер, эсквайр, родом из графства Корк.

— Я не знала, что у вас есть родня в Корке. Там живет замужняя сестра моего отца.

— Он переселился из Корка в тысяча шестьсот каком-то там году и начал строить этот дом… конечно, тогда все тут было не так, с тех пор над ним много народу мудрило. Просто мне сейчас вспомнился этот Чарлз Дуайер. Тетя Мэри — последняя из рода Дуайер… кроме деда.

— Некому наследовать имя?

— Некому.

— Ну, вот видите… не такая уж будет трагедия. Ведь правда?

— Не такая уж трагедия.

Вдоль стены осторожно прошел рыжий кот и уселся к ним спиной, сонные рыжие глаза следили за полетом ласточек.

— Гарри про все это знает?

Мэйв встала.

— Не взглянете, который час? Мне надо бежать. Я еще должна переодеться. Огромное спасибо за чай. Нет, не провожайте. Я пойду напрямик, полем. — Она посмотрела сверху вниз на Нэнси. — Очень рада, что вы не…

— Нет, у меня тогда немножко закружилась голова. Спасибо, что навестили.

— Непременно приходите как-нибудь на днях. Вместе с тетей. Мы будем рады, Я очень рада буду познакомиться с вами поближе.

— Спасибо…

— Пока.

Мэйв пошла прочь. По ступенькам веранды, по дорожке, вьющейся между клумбами роз, желтый шарф колышется при каждом движении. У калитки, ведущей в поле, обернулась, помахала рукой. Нэнси не стала махать в ответ.

— Почему ты мне раньше не сказала? Как ты могла?

Они сидят у камина в кабинетике, что примыкает к гостиной. Занавески еще не сдвинуты, на фоне черного неба за окном обе видят свои неясные тени.

Тетя Мэри вернулась со скачек веселая, возбужденная несколькими выигрышами, несколькими выпивками и нетребовательным благодушием подруг. Она катала старика в кресле по саду и оживленно болтала — глаза блестят, руки ни минуты не остаются в покое, подчеркивают сказанное, взмахивают для наглядности, отщипывают головки увядших роз, порою ласково поглаживают рукав стариковой куртки. Возможно, такое внимание ему было приятно, но сам он молчал, только раз что-то недовольно промямлил и при этом ткнул трясущимся пальцем в сторону железной дороги. После ужина тетя Мэри увезла его и стала укладывать на ночь. Сидя у камина, Нэнси слушала, как она что-то приговаривает, то громче, то потише, иногда вдруг негромко засмеется. Славные, хорошо знакомые вечерние звуки, каждый самый малый шумок внятен, у каждого свой смысл. Наконец тетушка вернулась в комнату и притворила дверь.

— Тра-ля-ля!

Она прошла в угол, к столику с бутылками и бокалами, налила себе солидную порцию виски, и тут, прямо на глазах, лицо ее обмякло, сбежал румянец недавнего оживления, она подсела к камину и откинула голову на спинку кресла.

— Как ты могла?

Тетя Мэри, сдвинув брови, поглядела на опустевший бокал.

— Голубчик…

Она медленно поднялась, пошла и налила себе еще.

— …наверно, не хотела тебя тревожить… чтобы ты предавалась невеселым мыслям о… о том, с чем все равно ничего не поделаешь.

— Так, значит, это fait accompli?[55] — Они сидят в этой комнате, а она, может быть, уже чужая?

— Нет… — Тетя Мэри покачала головой. — Я все еще ворочаю это в уме на все лады. Прингл мне советует. Я все собиралась тебе сказать прежде, чем…

— А что он тебе советует?

— Быть благоразумной, детка. Мистер Прингл очень благоразумный человек. Боюсь, благоразумнее всего…

— Что?

— Продать. Боюсь, что так.

— Это невозможно.

Тетя Мэри улыбнулась.

— Надо же как-то сводить концы с концами.

Долгое молчание.

— Наши дела так плохи?

— У меня… н-ну… словом, суть в том, что пять человек, считая Джимми, а мы не можем сбросить Джимми со счета, живут на деньги, которых больше нет. Наши доходы куда меньше расходов. Мистер Прингл все мне объяснил. Понимаешь, с тех пор, как погиб Габриэл… Наверно, надо было что-то предпринять раньше.

Она отпила из бокала и не сразу проглотила виски, а подержала во рту. Нэнси смотрела, как дрогнуло ее горло, когда она наконец глотнула.

— Получилось вроде той, знаешь, истории с людьми, за которыми гонится волчья стая, они кидали волкам одно за другим, что было в санях, а потом уже нечего стало кидать. Я все время что-то продавала. Глупо, конечно. Теперь продавать уже нечего. — Она вздохнула. — Я никогда не умела смотреть правде в глаза. Габриэл бы ничего этого не допустил. Он-то был такой деловой, находчивый. А я нет. Когда-то казалось, это не понадобится… Наверно, все-таки нам еще повезло, было что продавать. Я не понимала, в каком мы положении. Нет, надо смотреть правде в глаза. Необходимо.

Нэнси встала, отошла к окну. Тьма за окном угнетала; ни минуты больше нет сил смотреть на отражения, будто в зеркало. Она задернула занавеси.

— Пожалуй, если бы я об этом подумала тридцать лет назад или хотя бы двадцать, я сумела бы справиться… найти какой-то выход… не просто плыть по течению. Хотя все уладится. Важно только одно — что будет с людьми. С дедушкой, и с Брайди, и с беднягой Джимми. Для них все уладится. А ты еще молода. Для тебя это всего лишь маленькая неприятность. Ты не станешь долго огорчаться, ведь у тебя еще столько всего впереди. Твоя жизнь только начинается. Может быть, эта история даже помешает тебе самой натворить кучу таких же глупых ошибок.

— А этот дом нам нельзя сохранить?

— У нас будет свой домик. Славный старый домик.

— Мэйв сказала, он для тебя построит новый, одноэтажный.

Тетя Мэри засмеялась.

— Не будь дурочкой. У нас будет домик где-нибудь на холме, чтоб видно было море и, если можно, эта треклятая железная дорога. Надо же деду на что-то смотреть в свой паршивый бинокль. А ты обоснуешься в Дублине и станешь к нам приезжать на субботу и воскресенье.

Она уже все продумала.

— Я только надеюсь… — она провела пальцем по краю бокала, и он отозвался тоненькой протяжной песенкой, долгим замирающим звоном, — …надеюсь, они не станут слишком спешить… понимаешь… ему будет не хватать поездов… и вообще. Не хочу я лишить его привычных удобств. — Она улыбнулась. — Никаких лишений. Должно быть, ему бы лучше просто… Ненавижу эти мысли.

— Это ужасно, когда становишься взрослой?

Взрыв смеха.

— Не знаю, голубчик. Со мной этого так и не случилось. Разве что вот теперь я взрослею.

— Никогда ты не отвечаешь, когда тебя спрашивают о важном.

— Стараюсь не сбивать тебя с толку.

— Но можно же нам тут остаться? Продать землю и по-прежнему жить в доме?

Тетя Мэри чуть вздрогнула, протянула руку к огню.