Из людей самыми грозными врагами Сатаны являлись святые. Они сражались с ним то ради самозащиты, то других защищая от его мерзостей. Они должны были терпеть от него много козней и докуки, но часто они наверстывали все с лихвой, и торжество над бесом было тем полнее и славнее, чем больше и упорнее вел он свою атаку. Повестью о пакостях, учиненных Сатаной святым божьим, и наказаниях, понесенных им же от них же, можно наполнить многие толстые тома. Угодники и угодницы, анахореты с седыми бородами и юные благочестивые девы, едва вышедшие из детства, одинаково испытывали и ковы дьяволов, и торжество над ними.
Св. Антония бес тысячами досаждений — даже до побоев! — до того довел, что однажды отшельник взял, да просто плюнул ему в рожу. Бес так растерялся, что поджал хвост и дал тягу. Впрочем, плевок святого мог обладать специфическими силами, которых лишен плевок обыкновенного человека. По крайней мере, епископ Донат во времена Аркадия и Гонория, умертвил громадного и престрашного дракона, именно только плюнув ему в самую пасть.
Св. Сульпиций и св. Фродоберт, еще детьми, отгоняли крестным знамением беса, который мешал им ходить в школу. Другие святые, тем же средством, достигали еще более выразительных результатов. По рассказу Петра Преподобного, однажды проник в аббатство Клюни черт с намерением искусить уж не знаю какого монаха. Но приор, бывший человеком большой прозорливости и не меньшей святости, как пошел крестить нечистого, так, без всякого иного средства, загнал его в отхожее место.
Мы видели, что св. Сульпиций и Фродоберт воевали с дьяволом, еще будучи школьниками. Святость и сопряженные с ней способности проявлялись иногда необычайно рано. Св. Пахомий неумолимо поражал нечистого уже в самом раннем своем возрасте, а св. Виктор Аршиакский пугал чертей даже из чрева своей матери. Но всего удивительней ужас, который черти чувствуют к св. Игнатию Лойоле: даже самые наглые и озорные из них расточаются от его образков и статуэток, яко воск от лица огня. По всей вероятности, ад искони предчувствовал пикантную притчу Беранже, что, когда Сатана помрет, св. Игнатий Лойола попросится на его место.
Ignace accourt: «Que l'on me donne,
Leur dit–il, sa place et ses droits,
Il n'epouvantait plus personne;
Je ferai trembler jusqu'aux rois.
Vols, massacres, guerres ou pestes,
M'enrichiront du sud au nord.
Dieu ne vivra que de mes restes,
Le diable est mort, le diable est mort»
(Прибежал Игнатий: — Ax, дайте мне, — говорит он, его место и права. Он не ужасал уже никого на свете, и я заставлю трепетать даже королей. Кражи, убийства, войны и моровые болезни обогатят меня, как на юге, так и на севере. Небесам придется пробавляться только остатками после моей добычи. Ах, умер черт! ах, умер черт!)
Св. папа Сильвестр — тот самый, который крестил императора Константина и, по легенде, в награду за Миланский эдикт, подарил ему всю Западную империю, — так этот св. Сильвестр однажды изловил беса в глубокой пещере под видом дракона, связал его веревкой и запечатал ему пасть крестным знамением. В Ибернии св. аббат Мунна оковал беса раскаленной цепью. Другие святые действовали проще. Св. Апполон, игумен пустыни Фиваидской, захватил беса гордости в образе маленького эфиопа и зарыл его в песок. Св. Контекст поймал суетившегося подле него блудного беса, набросив последнему на шею собственную свою епитрахиль и потом провел его по городу, как собаку. Св. Иллидий заставил одного беса перенести две колонны из Тревиров в Авернию. Св. Прокопий Пражский заставлял чертей пахать плугом по камням. Блаженный Нотчер Вальбул, войдя раз ночью в церковь, застал там дьявола в виде собаки; приказал ему подождать и, взяв посох, принадлежавший раннее св. Колумбану, сломал его на спине нечистого. Св. Дунстан (924–928), аббат гластонбюрийский, обошелся с чертом еще хуже. Однажды, когда он работал в своей кузнице, бес — искуситель явился ему в образе прекрасной юницы. Святой притворился, будто не узнал черта, и вступил с ним в дружескую беседу. а тем временем накалив клещи докрасна и вдруг — среди разговора — неожиданно хвать ими беса за нос и давай таскать по кузнице с такой яростью, что тот со страха вертится, как волчок, ревет, как буйвол, и, при первой возможности, улетает как стрела. Св. Доминику черт мешал в его научных занятиях. Святой, нимало не выходя из терпения, взял из подсвечника свечу и вложил в лапу черту, приказав крепко держать ее, пока он будет читать. Заклятый враг вынужден повиноваться, но свеча горит, догорает — и бедный бес сжег себе все пальцы. Говорят, то же самое проделали с ним св. Антоний и св. Бернард. В более или менее подобном случае Лютер пустил в черта чернильницей. Но Лютер не был святым. Напротив, ходили о нем слухи, будто он и сам–то был бесовского происхождения: родился от черта, обольстившего его мать в образе золотых дел мастера. Св. Бернард Клервосский ехал раз в тележке, черт сломал ему колесо. Тем хуже для черта: святой обернул его самого колесом и заставил везти себя дальше. Подвиг необыкновенный даже для святого, но, к сожалению, заимствованный из старинной сказки германского эпоса — о железном Гансе. Едет Ганс лесом, в телеге, на паре волов. «Прибежал к нему страшный волк и заревел: «Я съем одного быка». — «Нужды нет, — отвечает Ганс, — но тебе придется заместо его самому тащить воз». Едва волк сожрал быка, как железный Ганс схватил его за шею и запряг в телегу. Немного погодя явился черт. «Я, говорит, изломаю у тебя ось». — «Пожалуй, только тебе самому придется занять ее место». Черт не обратил внимания на эти слова, но едва изломал он ось, как железный Ганс схватил его за шиворот, и буквально исполнил свое обещание» (Grimm).
Когда черти плутуют со святыми, они то и дело попадаются в собственные сети. Св. Луп стоит на молитве. Бес навел на него сильную жажду. Св. Луп приказывает подать себе кувшин свежей воды. Черт сейчас же влез в кувшин, в расчете — вместе с водой проникнуть в тело угодника. Но св. Луп, вместо того, чтобы пить, спокойно положил на кувшин подушку с кровати и, закрестив, продержал наглого беса узником до следующего утра. Такое же точно приключение пережил с большой пользой и удовольствием для себя новгородский владыка Иоанн. «Был у владыки круглый медный сосуд, с двумя носками, висевший на цепи в маленькой впадине с внешней щелью для стока воды. Этот сосуд служил для владыки умывальником. Впадина затворялась дверцами от холода, проникавшего в щель. Все это и теперь показывается в Новгороде. Однажды, когда святой муж ночью стоял на молитве, бес вошел в сосуд и начал плескаться водой, чтобы прервать молитву старца праведного. Иоанн уразумел бесовские козни, подошел к впадине и осенил крестным знамением сосуд; бесу некуда было выскочить, он пробил дыру в сосуде, но крестное знамение крепче меди, все–таки не выскочил бес и стал проситься; тяжело было отверженному духу под крестным знамением. Иоанн потребовал, чтоб он превратился в коня и свозил его в Иерусалим так скоро, чтобы в одну и ту же ночь можно было воротиться в Новгород. Велика была сила крестного знамения у праведника. Бес повиновался. Он явился в образе черного коня перед кельей Иоанна. Владыка сел на него и помчался быстрее ветра по воздушному пространству. Он прибыл в Иерусалим к церкви Воскресения. Церковные двери сами собой отворились; лампады сами собой зажглись в храме; святой поклонился гробу христову и прочей святыне, и опять сел на своего волшебного коня и на рассвете конь принес его в Новгород. Святой отпустил беса. «Смотри же, отче, — сказал бес, — никому об этом не рассказывай! А то я тебе великую пакость сочиню!» Верно, бесовское самолюбие не могло выносить, как над ним, духом гордыни, будут смеяться и радоваться тому, что он попался впросак». Впоследствии, владыка, однако, проговорился, и бес, действительно, отомстил ему жестоко, хотя, в конце концов, конечно, был опять посрамлен… (Костомаров. «Северные народоправства»). Другие святые запирали бесов подобными же способами надолго. Св. Конон Исаврянин заключал чертей в запечатанные горшки и потом закладывал их в фундамент своего дома. Урок, как запечатывать чертей, дошел к святым, как известно, еще от Соломона. К сожалению, совершенно невозможно передать шутку, которую сыграл с чёртом св. Кьюпилло — угодник, которого нет ни в одном календаре, что не мешает ему быть чрезвычайно чтимым в Неаполе. И не только сыграл, а еще такие слова прибавил, что пришлось посрамленному черту со стыда сгореть!