Сопровождалось ли это чудовищное общение оплодотворением? Почти все авторы это утверждают. Правда, демон, не имея ни тела, ни костей, не мог иметь и семени. Но он собирал результаты мужских поллюции, либо, в образе суккубы, похищал сперму у особенно крепких мужчин. Затем, сделавшись инкубом, он переносил украденную сперму в матку женщины, которую хотел сделать беременной. Так утверждали Фома Аквинат и Бонавентура (1221–1274), в противность Михаилу Пселлу (ум. 1079), который стоял на том, что дьявол располагает всеми средствами для того, чтобы быть, в данном случае самостоятельным агентом. Дети, рожденные от подобных сношений, отличались необычайной сравнительно с другими, тяжестью, безобразной худобой и способностью высасывать хоть трех кормилиц, нисколько от того не толстея.

Кто был отцом ребенка — демон или. мужчина, у которого он украл семя?

По господствующему мнению теологов, отцом был человек. Но, — прибавляет Артуро Граф, — адский характер всех порождений от инкубов и суккубов свидетельствует, что роль Сатаны в момент зачатия была не чисто передаточная, что он заранее отравлял собой будущий зародыш, и так сказать, делал его одержимым уже в чреве матери. Синистрари д'Амено, в XVII, веке, видевший в инкубах и суккубах особую породу существ, среднюю между человеком и ангелом, настаивал на том, что они, будучи человекоподобными, снабжены половыми органами и выделяют сперму. Не надо думать, чтобы все эти бредни были рассеяны только просвещающим временем и не имели решительных противников даже в те времена, когда они победоносно свирепствовали. Людовик Добрый в своей комедии «Муж» заставляет монаха Иеронима произнести весьма решительную тираду против тех, кто воображает, будто бестелесное существо может производить потомство, а крещенная женщина — зачинать от дьявола. — «А некрещенная?» — победоносно возражали казуисты, и народное поверье примыкало к ним, а не к представителям здравого смысла. Так продолжалось целые века, покуда в XVII столетии, здравый, смысл не поделил суеверов и богословов и не заставил их замолчать перед лицом науки и силой знания. Но только замолчать, а не забыть. «В наше время, — говорит Бриер де Буамон (A. Brierre de Boismont), — сношения с дьяволом стали гораздо реже, чем в старые времена; между сотнями женщин, подвергавшимися моему наблюдению, я ни у одной не замечал, бреда этого рода. Теперь половые галлюцинации истеричек направляются на ангелов, на идеально прикрашенных воображением известных людей и очень часто на директоров лечебницы. Однако, доктор Макарио записал несколько случаев». Из них один, от 1842 года, своей типичностью совершенно совпадает со всеми россказнями об инкубате, наполняющими дедовские процессы. Маргарита Ж., богомольная старуха 59 лет, в климактерическом периоде впала в манию преследования, воображая, будто ее родные хотят ее отравить и спасают ее от гибели только три священника, незримо живущие в ее доме, которые предупреждают ее, как скоро пища отравлена. Отчаявшись погубить ее ядом, родня вступила, против Маргариты Ж. в союз с адом, и с тех пор дьяволы ее преследуют днем и ночью, причем разыгрываются сцены, которых содержание лучше оставить в латинском тексте, без перевода.

«Noctu, vix quieti indulgent, quum repentino adventu daemones illam e somno excutiunt; mox intentantes minas et obscena dictitantes, illam saluit, et manu impura contrectant quidquid secretum est in muliercula. Debilem vero carmen esse scimus ompes: jam cedit femina et cum eis voluptatem, corporibus immixtis, copulat; prae amore fatigatur, .exhuritur. Hi vero libidinosi daemones ante illius oculos apparet nunc quasi fulgura, juvenes qui nudi pudenda ei ostendunt vultumque ejus excrementis suis maculant».

Правда, Маргарита Ж. легко освобождается от бесстыдных бесов, разгоняя их крестным знамением. Но, по наглости их, ей приходится креститься, не переставая, и она не в состоянии уснуть до белой зари. Иногда, вместо дьяволов, приходят мертвецы, которые ругают Маргариту Ж. унылыми загробными голосами и хотят ее бить, но от крестного знамения расточаются дымом. Макарио утверждает, что в первой половине XIX века этот вид галлюцинаций был еще весьма распространен в деревнях глухих департаментов Франции, а Артуро Граф думает, что в Италии можно и посейчас с ним встретиться.

Легенды приписывают подобное происхождение великому множеству знаменитых людей. Не считая, гигантов книги Бытия и бесчисленных демонических зачатий, столь властно обозначающих талант и удачу, в чем бы они ни выражались, во всех языческих мифологиях, а также в легендах и преданиях полуисторического периода всех народов, не считая религиозно–политических вымыслов и сказок дохристианской государственности (Сервий Туллий, Александр Великий, Август и др.), — средние века либо приняли от древности и Востока и усовершенствовали, либо сами изобрели множество сказаний об инкубах, сыгравших впоследствии такую огромную роль в романтической поэзии начала XIX века и в музыке на всем его протяжении,

Широкое развитие получили эти поверья у народов севера, в Исландии, Норвегии, Шотландии. Тролли и эльфы часто вступали в союзы с сынами и дочерьми человеческими. Эльфы, стихийные духи, обитали в туманных фьордах, среди скал, в гротах, в лесах, по берегам потоков или морских бурунов. Их женщины с кожей голубого цвета отличались чудной красотой. «Многие фамилии в Исландии, — говорит Христиан, — обязаны происхождением, этим таинственным, союзам». Эти северные легенды, и связи с алхимическими иносказаниями, дали новый толчок и новые толкования легендам об инкубате в смутной мифологии мистических сект XVIII века, неверно обобщаемых под именем розенкрейцерства. Любопытный роман XVIII века; «Граф Габалис», ложно выдаваемый за произведение'века XVII (с целью хронологически приблизить его к литературе настоящих розенкрейцеров), почти весь посвящен вопросу о браках между людьми и стихийными духами, провозглашаемых и весьма частыми, и чрезвычайно желательными, так как порода, дескать, получается от них великолепная. Так, например, Зороастр, по графу Габалису, был сыном жены Ноя и некого могущественного «саламандра» (духа огня). Сим и Иафет также, с либерализмом, достойным героев Жорж Санд и русского «Подводного камня», уступили жен своих демонам, ими любимым. Хам — один — оказался таким ревнивым, что не отпустил своей подруги, — так вот, за это он, Хам и проклят и осталось его потомство на нижней ступени в лестнице человеческих рас.

Иногда поверье инкубата принимало такие широкие размеры, что метили клеймом своим не только семьи и роды, но даже целые народности и чуть ли не расы. Так, по свидетельству Иорнанда, в эпоху переселения народов сложилось и долго потом держалось убеждение, что гунны произошли от готских ведьм, изгнанных в Мэотийские (в устьях Дона) болота, и, злых духов, которых они там повстречали.

В течение всего средневековья была резкая тенденция считать за детей дьявола всех новорожденных уродов, которых поэтому и губили без малейшего угрызения совести. В 1265 г. в Тулузе одна дама, уже за 50 лет, призналась, что имела от дьявола ребенка с волчьей головой и змеиным хвостом; кормить это милое дитя надо было мясом маленьких детей. Если эти дьявольские ублюдки не были чудовищами, то отличались быстрым физическим и умственным ростом, богатырством, здоровьем, талантами и ярыми страстями. Историк Матвей Парис (ум. 1259) уверяет, что один такой ребенок в шесть месяцев по рождении казался уже восемнадцатилетним юношей.

Любимая тема легенд в эти эпохи — сверхъестественный брак, в котором таинственные супруг или супруга неизвестно откуда являются и счастливо живут с избранными любви своей, под одним условием:

Счастье продолжается, покуда человеческая половина союза выполняет условие. В один печальный день любопытство Евы или Адама обостряется до нестерпимой потребности нарушить принятый завет роковым вопросом — и прекрасный инкуб или красавица — суккуба исчезают, бросая супругов и детей в свою безвестную страну. Красноречивейшее из подобных сказаний — о рыцаре Лебедя–гениально развито Рихардом Вагнером в поэтическом его «Лоэнгрине».