По учению некоторых гностиков, природа есть творение проклятых ангелов, материя — зло, противоположение божеству. Альбигойцы проповедовали то же самое. Не достигая такой категорической крайности, средневековый католицизм, приближается к этим мыслям, поскольку он считает всю природу, после грехопадения прародителей, как бы оскверненной и павшей во власть Сатаны. Природа одержима бесом; дух Сатаны наполняет и. покоряет ее. Для монаха, затворившегося в монастыре своем, она — предмет смутного ужаса, мало–мало, что не сплошной лагерь бесчисленных врагов. Непроходимые дебри и мрак чащ лесных, грозные вершины тор, огромная скала, повисшая над пропастью, угрюмые, черные долины, озеро, недвижное среди утесов или векового бора, бешеный поток, который, ревя и пенясь, разрушает ложе свое и ворочает обломки, все это — для монашеского миросозерцания — декорация громадной сцены, за кулисами которой стоит черт и строит свои козни. Нет ничего удивительного, если в средние века, придавленные демоническим миросозерцанием, почти угасло так называемое чувство природы. Полет грозовых туч на небе, полог тумана над землей или морем, ливень, наводняющий реки, град, уничтожающий жатвы, водоворот, поглощающий корабли: все это — и жилище, и действие Сатаны. Он ревет в ветре, пылает в пламени, чернеет во мраке, воет в волке, каркает в вороне, шипит в змее, прячется в плоде, в цветке, в песчинке. Он — всюду, он — душа вещей.
Но, сверх того, некоторые местности земли, казалось, были его излюбленными, и он с народом своим охотнее всего селился в них и владычествовал над ними: пустыни, некоторые леса, вершины гор, кое–какие озера и реки, покинутые города, разрушенные замки, заброшенные церкви. Св. Перегрин исповедник, забредя однажды в темный лес, услышал вдруг страшный шум и увидел себя окруженным бесчисленным множеством демонов, которые все вопили ему, что было мочи:
— Зачем пришел сюда? Это наша чаща. Мы здесь практикуемся на подвиги нашей злобы. Гервасий Тильбюрийский (начало XII века) рассказывает, что в Каталонии есть крутая гора, на вершине которой находится озеро почти черного цвета и недосягаемой глубины, и на том озере — незримый для людей дворец, населенный дьяволами. Св. Филипп из Арджироне прогнал дьяволов с горы Этны. Св. Кутберт очистил от дьяволов захваченный ими остров Farne. Основание многих монастырей начиналось тем, что с будущей их территории надо было прежде всего выжить черта, как старого землевладельца, причем он иногда был очень упрям и не сразу–то сдавался. В истории чудес св. Вильгельма Оранского упоминается о реке, которой завладели дьяволы. Угоне Альвернийский нашел на Востоке целый город, обитаемый дьяволами. Св. Сельпиций, еще будучи ребенком, пошел однажды ночью в одну разрушенную церковь и подвергся грубому нападению двух черных демонов, которые оказались хозяевами того места.
Не было места, куда не мог бы проникнуть и где не мог творить пакостей своих дьявол. Высокие и толстые стены и железом обитые ворота с крепчайшими засовами нисколько не мешали ему врываться в монастыри; и даже самые церкви, по чину освященные, с постоянными в них службами, не были застрахованы от дьявольских вторжений. Где только селились монахи и монахини, там всегда объявлялась и огромная толпа разнороднейших дьяволов. Св. Макарий Александрийский (IV век) видел однажды в собственном городе множество маленьких дьяволов, похожих на черных детей: они деловито расхаживали между монахами и искушали их, одни — поглаживанием век, чтобы сомкнулись сном очи служителей божьих, другие–запуская монахам пальцы в рот, чтобы иноки святые зевали. Петр Преподобный рассказывает о жестоких неприятностях, которые терпели от дьявола иноки аббатства Клюни. Цезарь повествует, что некий аббат Герман видел, как дьяволы выскакивали из стен монастырских, кружились по монастырю, смешиваясь с монахами, бегали в виде крошечных карликов взад и вперед по хорам, испускали искры, либо клубясь под сводами большими мрачными телами с лицами, пламенными, будто из расплавленного железа. Потрясенный подобными видениями, Герман молил бога избавить его от них, что и было ему даровано, но глава демонов явился таки ему еще раз, приняв на прощанье вид огромного глаза, открытого и блестящего, величиной в кулак: совсем Всевидящее Око, только полное соблазна и коварства. Все видит бог – все видит и дьявол. В первобытных монастырях ночной караул выставлялся не только против телесного врага, но и против дьявола — по предупреждающему слову апостола: «Бодрствуйте!».
В скульптурах и картинах, украшающих церкви средних веков, дьяволы изображены в бесчисленных образах и видах, отразивших те галлюцинации, когда монахам мерещились, быть может, в тех же самых церквах настоящие живые дьяволы. Во время службы — сколько раз их видали — они кувыркались перед алтарем, лазили по хоругвям, играли в прятки между скамеек, катались по полу, висели с капителей, тушили свечи, опрокидывали лампады, подкладывали разные мерзости в кадила и даже подсовывали попу требник вверх ногами: вот до чего властна их дерзость! Чтобы развлечь внимание молящихся, они вмешивались в священные песнопения, нарочно фальшивя и козлогласуя самым смешным, образом, подсказывая хористам самые непристойные и позорные обмолвки, либо, на самом трогательном, месте, возьмут, да и оборвут мехи у органа, и он, вместо величественного звука, пискнет, хрюкнет и замолчит. А тем временем демон Тутивилл собирает с уст молящихся каждую ошибку в чтении, каждый промах в произношении и вяжет из них узел, который он, в свое время, в день судный, принесет и развяжет перед перепуганными душами. Девушек, одолеваемых грешными мыслями, и жен, не очень–то верных мужьям своим, демон–искуситель подстерегает у исповедальных будок, нашептывая из–за темных колонн коварные советы лгать духовному отцу либо замолчать перед ним грех свой. Кто не вспомнит тут знаменитой сцены в «Фаусте» Гёте, когда злой дух овладел мыслями грешной Гретхен и — под погребальные звуки органа и грозного хорала о «Дне Гнева» — доводит ее до исступления, отчаяния и, наконец, — обморока? Более того: бывало и так, что сам духовник, скрытый под капюшоном в глубине конфессионала, оказывался, переодетым дьяволом и вместо святых слов увещания и прощения, приводил кающегося в смертный грех отчаяния, либо давал ему лукавые наставления, из которых истекал новый грех.
Все тот же Григорий Турский сообщает, как Епархий, епископ альвернов, во времена короля Гильдеберта, нашел однажды свою церковь полной демонов, и сам князь их восседал на епископском месте, в мерзостном виде публичной девки. Цезарий, со справедливым возмущением к произведенному соблазну, рассказывает, как дьяволы ворвались в одну церковь стадом грязных хрюкающих свиней. Было много «одержимых бесами» церквей. «Не ошибся, значит, — говорит Артуро Граф, — тот художник, который над порталом храма Notre Dame de Paris поместил статую дьявола, опирающегося на парапет в удобной позе особы, которая совсем не стеснена тем, что забралась в место, для нее запретное, а, наоборот, чувствует себя по–домашнему. Прав был и Лессинг, по замыслу которого неоконченный им «Фауст» начинался собранием демонов в церкви. В «Золотой легенде» Лонгфелло Люцифер, одетый священником, входит в церковь, становится на колени, насмешливо удивляется, что домом божьим слывет такое темное и маленькое помещение, кладет несколько монет в церковную кружку, садится в исповедальню и исповедует князя Генриха, отпуская ему грехи с напутственным проклятием, а потом уходит дальше «по своим делам». В русских сказках черт нисколько не боится селиться в церкви и даже питается отпеваемыми в ней покойниками. (См. вышеприведенную сказку о Марусе). Валаамский игумен Дамаскин, скончавшийся уже в девяностых годах прошлого столетия, любил рассказывать, как в молодости своей он видел дьявола, купающимся в водах святого пролива у самых стен скита, в котором юный Дамаскин отбывал свое послушание.
Мир природы был вполне отдан в добычу дьявольского одоления. Но не лучше было и с миром человеческим. Сатана вмешивался во все исторические события, вызывая и поддерживая злые, мешая и препятствуя добрым. Он сочинял ереси, возлагал тиару на главы антипапам, вселял гордость в сердце императоров, возмущал народы, подготовлял восстания и нашествия иноплеменников и направлял их. Он был крепким союзником сарацинов, как заклятых врагов христианства. Им изобретены дурные нравы и законы, роскошь и блеск, нечестивые зрелища, деньги, за которые все продается и покупается. Он же, как известно, — «первый винокур». Скоморохи, шуты, купцы модных товаров, — все это его подручные слуги. «Человек, вводящий в свой дом скоморохов и фокусников, — говорит Алькуин (726–804) в одном письме своем, — не подозревает, какая громадная ватага нечистых духов следует за ними». Пляска изобретена Сатаной. Древнерусское «Слово святого Нифонта о русалиях» (XIV в.) утверждает: «Якоже труба гласящи собираиет вои, молитва жи творима совокупляиет ангели Божия, а сопели, гусли, песни неприязньсквы, плясанья, плесканья сбирают около себе стоудные бесы держай же сопелника, в сласть любяй гусли и пенья, плесканья и плясанья чтить темного беса, иже желаниет и тщить пожрети весь мир». И, в доказательство, рассказывает видение св. Нифонта, как бесы, перепуганные церковным пением, ругали одного из князей своих Лазиона за бессилие против христиан. А он оправдывался: «О семь ли иесте скорбни, иже слышите иисуса славима в церкви Мрьине? то мало ны о семь иесть печали, яко во время иедино о семь оскорбляют ны, а многажды же мирьскыми песми славят ны; аще ли вы иесть се неизвестно, то пождите, да вы покажю, иже начнут нас славити, и вы обрадоватися имате. В скором времени, бесы встречают толпу, следующую за скоморохом (сопелником). Все это сборище, опутав одной веревкой, влечет за собой один бес. Какой–то богатый человек заставил скомороха играть и плясать и дал ему за это серебряную монету. Бесы немедленно выкрали монеты и послали с ней одного из среды своей к сатане: «Рци, шед, отцю нашему дьяволу связанному тамо иисусом назарянином; се ти жертву пусти иедин от князь нарецаемый Лазион… И дошел же посол бесовьский к дьяволу и влез в жилища адова, принесе окаяньныяи пагубныя приносы, яже приим дьявол, обрадовася, и рече: то всегда оубо жертву от кумир приемлю, но тако ся обеселити не могу, якоже от сих крестьян приносимых бываиет ми радость и веселье. Си рек дьявол, пакы възврати сребро и медь супущему (т.е. сопельнику, скомороху), осквернив своим омрачением, и рек бесу: идите и пооучайте на игры грешные назаряны. Не могут бо инако нарещи господа нашего иисуса христа, но токмо иисус назарянин».
