— Говоря о смерти, какого черта…

— Меня не убили.

— Да, я сам это вижу, черт побери. Но как это произошло?

— На меня упала лошадь, — вздохнул виконт. — К тому же, меня ранили в плечо. Однако жеребец сверху оказался еще хуже — я не мог освободиться. Вокруг летали снаряды, раздавались крики и стоны раненых, а я ничего не видел и с трудом дышал. Потом кто-то рухнул сверху на придавившую меня лошадь, и мне стало еще хуже — прямо свет в глазах померк. Очнулся я только утром, когда над полем стихли крики и стоны, и сразу услышал женский голос, зовущий кого-то по имени Жан-Поль. Прошло довольно много времени, прежде чем я додумался окликнуть женщину, чтобы попросить ее освободить меня. Она позвала на помощь какого-то человека с фургоном.

— Это была француженка?

— Нет, бельгийка, Мари де Лэрри. Она искала своего мужа и, кстати, нашла его, раненого. Женщина уложила нас обоих в фургон и повезла к себе в деревню. Мы довольно долго тряслись в этой чертовой повозке. Смею напомнить, у меня было сломано ребро, а в плече застряла пуля. Потом рана загноилась, и я оказался прикован к постели.

— С тех прошло несколько месяцев, Энди, — напомнил Гидеон.

— Я потерял счет времени и даже не подозревал, что нахожусь не в Англии. А потом, знаешь, та деревня оказалась очень мирной, живописной; люди там жили хорошие, дружелюбные, и никто не гнал меня. Я не видел газет. Заметку же в «Таймс» прочел лишь в январе. Сам понимаешь, зима — не лучшее время для путешествий. Я собирался написать кому-нибудь, но все как-то откладывал. Ты же знаешь мой характер.

— Да уж, — кисло усмехнулся Гидеон. — Почему же ты вернулся сейчас?

— Весна, дорогой. Я потерял покой. Как бы ты повел себя на моем месте — начался лондонский еезон, а тебе приходится торчать в Богом забытой бельгийской деревушке?

— Твое появление шокирует многих людей.Таттерсол уже знает?

— Да, он в городе, но я еще не успел навестить его. Собираюсь это сделать завтра. Мне нужно подготовиться, чтобы показать себя в лучшем свете. А сегодня я весь день искал тебя по клубам — в Бруксе и Уайте, — пока кто-то не сказал, что вечером — бал в Олмэке. Будучи не одетым соответствующим образом, я все же явился туда и передал тебе записку. Между прочим, мой приход оказался весьма кстати, хотя я понятия не имел, что это ты. Не в привычке некоторых так рано покидать балы

— Твоя невеста приказала мне удалиться, — осторожно заметил Гидеон

— Моя невеста?! Я думал, с этим покончено. Разве ты не сказал, что я умер?

— Да, но поскольку ты воскрес, а для нее еще не нашли женихр, ее отец наверняка примет тебя с распростертыми объятиями. Что-то ты не очень обрадовался, Энди. Или у миссис де Лэрри была младшая сестра?

— Нет, нет, ничего подобного, — покачал головой Пенторп. — Я не отношусь к числу дамских угодников и рад, что не женился до Ватерлоо, не оставив после себя рыдающую вдову.

Да, но теперь тебе придется сдержать слово.

— Конечно. Боже мой, что же мне еще остается? Какая она, Гидеон?

— Такая же красивая, как и на портрете. Леди Дейнтри весьма самостоятельна и умеет отстаивать свои убеждения.

— О чем это ты? — невольно поежился Пенторп.

— Девица весьма нелестного мнения о мужчинах, Энди.

— Она не любит мужчин? Бог мой, что же это за женщина?

Гидеон пристально посмотрел на друга.

— Еще она дерзка, самоуверенна, вспыльчива и любит ездить верхом. Думаю, тебе понравится.

— Боже мой! — побледнев, виконт закусил губу, потом взял себя в руки. — Надеюсь, ты не пытался ухлестывать за ней, иначе я попаду в весьма двусмысленное положение.

Деверилл, помолчав, задумчиво произнес:

— Мисс Сен-Меррин держит свое слово. Она рыдать не будет.

— Ну, ну, я вовсе не хочу принуждать ее к этому. Что-то ты расстроился… Леди Дейнтри отказала уже трем претендентам, а? Мой дядюшка все мне рассказал.

— Тогда была совсем другая ситуация. На этот раз девушка дала слово отцу и намерена выполнить обещание.

— Ого! — воскликнул Пенторп. — Если Сен-Меррин в городе, мне нужно немедленно встретиться с ним.

— Вся их семья в Лондоне. — Гидеон попытался пошевелиться и тут же поморщился от боли. Голова болела не так сильно, но двигаться приходилось осторожно.

— А леди Сюзан с Сикортом?

— Да, они тоже здесь. Кстати, я хочу сообщить кое-что. Полагаю, тебе лучше услышать это от меня, чем от какого-нибудь сплетника. Так вот, перед Рождеством в этой семье произошел скандал — леди Сюзан сбежала от мужа.

— Сбежала?! Почему?

Гидеон уклонился от прямого ответа.

— Сикорт обратился к окружному судье за habeas corpus, чтобы вернуть жену.

— Кончай эти латинские штучки. Я все равно не понимаю. Что это значит?

— Одним словом, она должна была либо вернуться, либо предстать перед судом. Леди Сюзан заявила, что Сикорт бьет ее. Женщина прятала лицо под густой вуалью, поэтому мы не видели следов побоев. Однако Джеффри Сикорт и не отрицал этого факта.

— Вот черт! Слава Богу, что она ушла от него. В школе Сикорт считался главным садистом. А где сейчас живет леди Сюзаи?

— Окружной судья отправил ее обратно к мужу.

— Что? Как такое могло произойти?

— Таков закон, Энди.

— Чертовски глупый закон! — проворчал Пенторп. — И не менее глупый судья. Какое безобразие — совать ягненка в пасть льва! Но откуда тебе все известно, ведь в газетах, наверное, не писали об этом.

— Я был там, а окружной судья — мой отец.

— Черт побери, он же теперь маркиз. Зачем ему мараться в суде?

— Жерво очень ответственный человек. Кроме того, он занимался этим всю жизнь. Титул пришел к нему так неожиданно, что отец еще не перестроился. Старые обязанности для него по-прежнему важнее новых, хотя он старается соответствовать своему новому статусу.

— За двумя зайцами погонишься, ни одного не поймаешь. Если ему не удалось принять правильного решения по делу леди Сюзан, значит, и маркиз из него соответственный.

От резкого ответа Гидеона спасло появление врача. Тот весело поздоровался, осмотрел рану, выслушал объяснения и заявил, что пациенту рекомендуется несколько дней не вставать с постели. Убедившись, что с другом все в порядке, Пенторп ушел, предварительно пообещав нанести визит дядюшке и Сен-Мерринам.

На следующий день Дейнтри в гостиной разливала чай, угощая гостей, когда объявили о приходе виконта Пенторпа. Чайник выпал из ее рук и разбился вдребезги, равно как несколько фарфоровых чашек и блюдец.

Леди Сен-Меррии прижала руку к. сердцу и в отчаянии простонала:

— Лучший севрский фарфор! О чем ты думаешь, Дейнтри? Да еще испачкала такое красивое платье! Эти пятна уже ничем не выведешь! Мою соль, Этелинда!

Мисс Дэвис опрометью бросилась выполнять поручение. Сидевшая рядом с Дейнтри леди Джер-нингэм на полуслове прервала свой рассказ о Сакс-Кобургском принце. Она лишь недавно вернулась в Англию и ничего не знала о перипетиях помолвки, поэтому, подобрав юбки, сурово заметила:

— Весьма неосторожно с вашей стороны, Дейнтри.

— Убери разбитую посуду, Лидроуз, и дай мисс Дейнтри салфетку, чтобы счистить чаинки, — вмешалась леди Офелия. — Следовало заранее предупредить нас, молодой человек, что вы еще живы, а не врываться таким вот образом, — обратилась она к Пенторпу. — Но поскольку вы уже здесь, представьтесь леди Сен-Меррин, леди Джернингэм и Кардиган. Я тетя Дейнтри, Офелия Болтерли.

Дейнтри все еще не могла прийти в себя, широко раскрытыми глазами глядя на высокого веснушчатого молодого человека, вошедшего в гостиную следом за Лидроузом.

— Неужели вы действительно Пенторп? — нролепетала она. — Но…

— Я не восстал из гроба и не наряжался в саван, миледи, — улыбнулся гость. — Прошу прощения за поспешное сообщение о моей смерти и вызванное этим смущение. Я пришел, чтобы все объяснить и покончить с недоразумениями.

— Со всеми сразу? — сухо поинтересовалась леди Офелия. — Между прочим, битва при Ватерлоо закончилась восемь месяцев назад.