— А сам он участвовал в этих экзекуциях?

— Этого я не могу вам сказать. Меня арестовали в июле 1941 года, когда гитлеровский террор только начинал набирать силу. Лишь после войны я услышал рассказ о массовом уничтожении евреев в Брадомске. Сначала их согнали в Петрков, где было создано еврейское гетто. В Брадомске из евреев остались только специалисты, работавшие на местных мебельных фабриках. Позднее, уже в 1942 году, Баумфогель как-то приказал собрать их всех вместе на территории одной из брадомских школ. Через несколько часов их вывезли на еврейское кладбище, расположенное за городом рядом с шоссе, ведущим к Вельгомлынам. На кладбище всех, почти триста человек, расстреляли. Сам Баумфогель пожелал участвовать в этой бойне. Он не стрелял, но следил за тем, чтобы экзекуция протекала чётко и в полном соответствии с установленным порядком.

Когда я сидел в гестапо, было расстреляно несколько человек. Не знаю, при каких обстоятельствах их задержали, но помню, что не по политическим мотивам. Это были в основном крестьяне, не справившиеся с обязательными поставками, и граждане, вся вина которых состояла в том, что они торговали продовольствием или совершили запрещённый убой скота. В тех расстрелах, а эти были, пожалуй, первые кровавые репрессии немцев в отношении гражданского Населения, Баумфогель лично не участвовал, но именно он выносил приговоры, являясь в силу своей должности председателем чрезвычайного, суда СС. Список преступлений этого человека, несомненно, велик. Как, впрочем, и любого другого гестаповца,

— Предпринимались ли попытки совершить покушениё на эту одиозную личность?

— За время моей подпольной работы я таких попыток не припоминаю. Уровень нашей организационной деятельности в тот период делал такую акцию, по всей вероятности, невозможной. Мы только начинали тогда овладевать азами подпольной борьбы с врагом. Потому-то и произошёл в частности, мой нелепый провал.

— Понимаю. Между прочим, мне предстоит поездка в Брадомск.

— Там вы, конечно, найдёте много свидетелей. Ведь ещё живы люди, которые во время оккупации работали в городской управе, а также те, кто были заняты в местной промышленности, находившейся под особым наблюдением шефа гестапо. Вы без труда разыщете и таких, которые лично знали Баумфогеля или должны были по роду своих занятий часто с ним встречаться.

— У вас сохранились какие-нибудь родственники в Гославице?

— Да, конечно. Младший брат ведёт единоличное хозяйство на земле, давно уже принадлежавшей нашей семье. Он, конечно, мог бы рассказать вам о Баумфогеле значительно больше, чем я. Ему удалось кое-как продержаться В деревне в течение всех лет оккупации. Впрочем, то, что я вам рассказал о шефе гестапо, в значительной мере заимствовано мною из воспоминаний брата.

— На снимке помимо Рихарда Баумфогеля изображены ещё два гестаповца. Вы не могли бы вспомнить, кто это?

— Откровенно говоря, я к ним не присматривался, но я могу это сделать и при вас. Кроме фотографии, помещённой в книге, у меня есть ещё великолепная копия, сделанная с оригинала.

Юзеф Бараньский начал искать снимок, хотя в том беспорядке, который царил в его кабинете, сделать это было нелегко. В конце концов фотография нашлась в одной из многочисленных папок с вырезками и заметками историка. Он поднёс снимок к глазам и стал внимательно рассматривать. Наконец положил его на стол.

— Чем дольше всматривалось, — сказал он, — тем больше мне кажется, что я уже где-то видел эти лица. Не стану, однако, утверждать, что они ассоциируются у меня с тюрьмой гестапо в Брадомске.

— Вы видели у гестаповцев плётки?

— Меня лично избивали обрывками кабеля.

— Что вы можете сказать о кабинете, изображённом на фотографии?

— Мне не приходилось наносить визиты господину Баумфогелю и проводить время в его обществе. Допрашивали меня совсем в другом месте — в обыкновенном служебном помещений, где стояли столы и не было кресел, а только стулья. Причём допрос вели не те люди, которые здесь, на снимке. Внизу, в подвале, была комната, куда нас доставляли на специальные допросы: В этих случаях заводили пластинки или включалось на полную громкость радио, чтобы заглушить крики истязаемых. После соответствующей порции, битья и других мучений заключённых волокли наверх для продолжения допроса. Процедура всегда повторялась по несколько раз. Я частенько совершал такие путешествия: передвигали вверх-вниз по три, а то и по четыре раза — до тех пор, пока не терял сознание. Только тогда заключённого швыряли в его камеру.

— Сколько сотрудников было в гестапо в Брадомске?

— Всех сосчитать было невозможно. Когда меня посылали мыть полы или убирать мусор во дворе, я видел много снующих взад-вперёд эсэсовцев. Но были ли это исключительно брадомские сотрудники или же к ним присоединялись прибывшие из других мест — не знаю. На мой взгляд, в постоянный состав входили двадцать — тридцать человек, не считая роты охраны, которая выполняла самые разные задачи. Эта рота, кстати, размещалась на первом этаже. Её солдаты не только охраняли здание гестапо и другие официальные учреждения в городе, но и использовались для поддержания фашистского порядка на территории всего района.

— Вам всё равно не избежать визита к нам в милицию, а также к прокурору, — сказал в заключение подполковник. — Повторяю также, что вас попросят участвовать в судебном процессе в качестве свидетеля.

— Он состоится в варшавском суде?

— Пока неизвестно. Но всё складывается так, что следствие целиком будем вести наша столичная прокуратура и мы, то есть городская комендатура милиции. Поэтому, по-видимому, и суд будет в Варшаве — в городе, где Баумфогель пойман. В самом Брадомске воеводского суда нет, а судить ли его в Петркове или в Варшаве — принципиального значения не имеет.

Но техническим же соображениям Варшава как место суда намного предпочтительнее.

— Этот процесс вызовет всеобщий интерес. Предвижу, что будут разыгрываться настоящие баталии за право присутствовать в зале суда.

— Вам это не грозит, пропуск на ваше имя уже выписан, — рассмеялся Качановский, — как одному из свидетелей. Ну, видите, нет худа без добра.

— И последнее, о чём я должен вас предупредить, — добавил офицер милиции. — Через несколько дней мы устроим вам очную ставку с этим человеком. Интересно, узнаете ли вы его?

— Я охотно встречусь с Баумфогелем. Такая встреча, да ещё в ином по сравнению с Брадомском сценическом оформлении — когда я без метлы и не стою по стойке смирно, не смея вздохнуть, — доставит мне, не сомневаюсь, огромное внутреннее удовлетворение.

— Не только вам. А теперь я прощаюсь. До встречи в варшавской милиции.

Следствие продвигается

Несколько следующих дней подполковник Качановский не занимался пойманным гестаповцем. Ранее начатые дела требовали, чтобы офицер милиции уделил им главное внимание. А Качановский был слишком честолюбив для того, чтобы попросить начальника о помощи или о передаче этих дел другим сотрудникам аппарата. Зато прокурор Щиперский допрашивал подозреваемого почти ежедневно.

Рихард Баумфогель, просидев несколько, дней под стражей, несколько изменил тактику своей защиты. Он уже не молчал, а наоборот — давал исчерпывающие, даже слишком пространные показания. По-прежнему отказывался признать, что является бывшим шефом гестапо в Брадомске, утверждал, что родом из района Несвиж, что зовут его Станислав Врублевский, но в то же время подробно излагал свою биографию. Называл деревни, окружавшие Бжезницу, в которой он якобы родился и где проживал до трагических событий семнадцатого мая 1942. года. Перечислял населённые пункты, в которых останавливался, и даже называл фамилии некоторых крестьян, предоставивших ему тогда убежище. Свой маршрут в Люблин, а точнее в Парчев, уверенно нанёс на предложенных ему картах.

Что касается пребывания в партизанском отряде под командованием поручика Рысь, то подозреваемый также вспомнил мельчайшие подробности из жизни этого отряда; бои, в которых участвовал, и наконец, описал, каким образом и в каком месте погиб командир отряда. Достоверность его показаний о концентрации различных партизанских группировок в яновских лесах и об их последующих боях с целью прорыва кольца гитлеровских войск полностью подтверждалась имеющимися историческими исследованиями на эту тему. Однако с этими исследованиями можно было без труда ознакомиться в любой публичной библиотеке, купить их в книжном магазине. Специальной литературы, посвящённой партизанским сражениям на польских землях, не говоря уж о мемуарах, достаточно много. Человек, задумавший «обзавестись» биографией подобной той, о которой рассказывал подозреваемый, мог легко сочинить её на основе этих источников.