— Идите-ка вы спать! — остановила наконец княгиня Ольга жен, которые готовы были сидеть до утра и рассказывать о чудесах Большого дворца.

Жены вышли из ее кельи, но успокоиться не могли и долго еще стояли на подворье, болтали, всплескивали руками.

Лишь когда все утихло, княгиня Ольга позвала служанку, велела пригласить к ней в келью купцов Воротислава, Ратшу, Кокора и нескольких послов.

Они не спали и сразу явились. Заметно было, что они немало выпили в Большом дворце, впрочем, на ногах они держались твердо.

— Сядьте, купцы мои и послы! — обратилась к ним княгиня, оперлась на стол, посмотрела на свечу, оплывавшую воском, на блюдо с золотыми…

Потом подняла голову, обвела всех взглядом…

— Ну как, купцы мои и послы? Видели чудеса Большого Дворца — птиц певчих, львов рыкающих и самого императора?

— Видели, — отвечал купец Воротислав, — и вельми любовались… Там, в Золотой палате, чудес собрано много.

— А вокруг пустота, тлен и мрак, — засмеялся вдруг купец Ратша.

— Как пустота и мрак? — с любопытством спросила княгиня.

— Купец Ратша выпил через меру грецкого вина и всуе говорит про пустоту и тлен, — заговорил, поднявшись, купец Воротислав. -Да уж, если начал, скажу и я, матушка княгиня… Долго сидели мы с ним на приеме в Золотой палате, где нес вельми угощали всяким зельем, а потом по надобности своей вышли из палаты и пошли. Идем да идем. И вот, по правде скажу, княгиня, такую мы увидели там пустоту и тлен, что и не сказать… Они ведь все посдирали, чтобы ту Золотую палату разукрасить. А пошли мы вокруг нее всякими там сенями да переходами, а там пустота, тлен, кой-где каганцы горят, повсюду плесень, сырость. Обошли повсюду, еле до Золотой палаты добрались, и везде одинаково!

Княгиню Ольгу развеселил рассказ купцов.

— Правда, — согласилась она, — великая Византия богата, мудра, но пустоты и тлена в ней довольно… Коли бы такое богатство нам…

— Не такие уж мы нищие, матушка княгиня, — промолвил Воротислав. — Если бы не орды да эта вот Византия, да еще пробиться бы со своими товарами на восход солнца и сюда на заход, мы бы их засыпали своим богатством… Ты поглядела бы, княгиня, что с ними было днесь, когда мы свои дары выкладывали! Даже остолбенели — такого они не видели и не ждали. Вот так чудо из чудес! И ты хорошо сделала, княгиня, что взяла у нас все товары. Знай — не купила ты у нас их, мы тебе их подарила, и не ты принесла дары императорам -вся Русь! А они нам что дали? По десять милиарисиев каждому, а по-нашему, значит, по гривне? Да я слугам своим больше даю.

— Вот мне еще блюдо дали, — произнесла княгиня.

Воротислав подошел, взял блюдо, взвесил его на руке, попробовал на зуб.

— Что же, — сказал он, — наши киевские кузнецы не хуже сделают, а золото это не чистое, есть в нем медь, сиречь — ржа.

— Затем я и позвала вас сюда, — сурово сказала княгиня. -И вы и я с одним ехали сюда: говорить с императорами, установить ряд, чтобы мы могли торговать здесь, а гречины — У нас и чтобы я могла взять у них науку.

Княгиня умолкла и долго смотрела на свечу, продолжавшую истекать воском.

— Император ныне не стал об этом говорить, но обещал еще раз встретиться и тогда обо всем договориться, Как быть, купцы и послы, — ждать ли?

— Горе, горе с этими императорами! — вздохнули они. — Делать нечего, будем ждать, княгиня!

15

Император Константин заставил княгиню Ольгу выстоять несколько месяцев на Суде, потому что хотел как можно сильнее поразить, ошеломить гордую северную княгиню, показав ей Новый Рим, величие его соборов и дворцов, красоту и пышность города.

Он достиг своего. Побывав на первом приеме в большом дворце, посетив, в сопровождении царевых мужей, святую Софию, торг между форумом Константина и площадью Тавра, пройдя вдоль и поперек известную всему миру главную улицу Константинополя — Месу, останавливаясь там, где останавливались чиновники, и осматривая то, что они хотели ей показать, княгиня Ольга была поражена, удивлена, очарована.

И в самом деле, это был чудесный, большой город на рубеже Европы и Азии. Сюда стекались богатства со всего света; этот город над Пропонтидой с его дворцами, большими, украшенными мрамором, мозаиками и фресками соборами строили лучшие в мире мастера. Тут расцветала наука, собирались ученые, звучала музыка, творили художники. Тут на торге княгиня видела арабов из Багдада, которые продавали харалужное оружие и шелк, китайцев, соперничающих с ними, итальянцев, распродававших изделия из слоновой кости и бронзы, оправленные в золото и серебро, видели испанцев -торговцев коврами, кельтов из заальпийских стран и с берегов далекого океана, финикийцев и египтян и еще множество людей, прибывших сюда из далеких, неведомых краев.

Император Константин — в этом убеждалась княгиня Ольга — был богат, он показывал пример того, как может жить человек, имея в своих руках бесчисленные сокровища; на него старались походить патрикии, сановники. Они тоже жили, как боги на земле.

Но наблюдательная, хитрая киевская княгиня увидела в Константинополе и другое. Она ходила с царевыми мужами, слушала их, запоминала все, что видела и слышала. А видела она много, глаз у нее был острый, цепкий, слышала тоже немало.

Когда же возле нее не было царевых мужей, она отправлялась в город с кем-нибудь из своих купцов или послов -людьми бывалыми, сведущими, которые хорошо знали Новый Рим и рассказывали совсем не то, что царевы мужи. Позднее, когда княгиня запомнила улицы Константинополя и где находится подворье монастыря св. Мамонта, она ходила и днем и вечером уже одна, без докучливых царевых мужей.

Тогда наряду с богатством и красотою, которые показывали ей старательные мужи, княгиня Ольга увидела бедность Константинополя, мерзость и грязь, которые обычно заводятся у спесивого, но неопрятного хозяина; увидела людей, живших у высоких стен Константинополя в землянках, норах, а часто и под открытым небом, и тяжко работавших на василевса и его синклит; женщин, у которых руки и ноги опухали от соленой воды; детей, грызших вонючие кости, и рабов, навсегда прикованных тяжелыми железными цепями к хеландиям.

В один из вечеров княгиня долго блуждала по улицам Константинополя, прошла улицей Месы, долго стояла на площади Августеона, перед святой Софией, а потом медленными шагами вместе с множеством людей вошла в собор.

Она уже была тут днем, и тогда собор произвел на нее величественное впечатление. Ей казалось, что она попала в подлинный храм, где человек может забыть обо всех житейских невзгодах и соединиться с Богом.

Ночью собор казался еще более величественным. Он был весь залит огнями, повсюду блистало золото, серебро, мрамор, бархат. Посредине высился амвон, на который вели украшенные гирляндами цветов ступени, в алтаре виднелся престол с драгоценным балдахином, за ним сиял огромный, золотой, весь осыпанный алмазами и жемчугом крест. В соборе было тихо, слышался только глухой топот ног, шелест одежд, покашливание множества людей. Над головами тянулись вверх восемь колонн из порфира, привезенных сюда из храма Солнца, и восемь мраморных зеленых колонн, доставленных в Софию из Эфеса. Они заканчивались высоко вверху резными капителями, вокруг которых, между мраморными сводами, были выполнены на голубом и золотом фоне композиции из мозаик. А над ними на четырех громадных каменных опорах лежал самый большой, единственный в мире купол Софии, который словно опускался на золотой цепи с небес.

Тут, в соборе Софии, где все сверкало золотом, серебром, драгоценными камнями, в этот вечер перед тысячами свечей молились Иоанну Крестителю, просили его послать людям здоровье, долголетие, счастье.

«Там, — вспоминала княгиня Ольга, — в далеком Киеве и по всей Руси, в этот вечер заплетали деревья, жгли огни, пели песни, водили хороводы, славили Купалу, Ладу, Полеля, просили их дать счастье и любовь».

Княгиня Ольга молитвенно думала об Иоанне Крестителе, с трепетом вспоминала Купару и молилась им обоим. Прижавшись лбом к холодному полу собора, она молилась за Русь, за людей ее, за сыновей своих Святослава и Уле-ба…