Чалмерс был ученым до мозга костей — «покаяние» являлось понятием религиозным и вещью для него более чем чуждой. Он хмыкал, гмыкал и бушевал даже дольше, чем боялся Ши. Он очень опасался, что в любой момент с губ Чалмерса сорвется слово «суеверие» или даже «чушь», а уж о том, как на это может отреагировать патриарх, и думать не хотелось.

Но альтернативы у Чалмерса не было. Патриарх проявил терпение истинного пастыря, загоняющего заблудшую овцу (а в случае с Чалмерсом — скорее барана) обратно в стадо. Он безмятежно слушал, пока злость в голосе Чалмерса не сменилась горем. Наконец пожилой психолог на мгновение обхватил голову руками и поднял взгляд на патриарха.

— Что я должен сделать? — глухо выдавил он.

— Должен поститься ты завтра — после такого пиршества это будет нетрудно, — а к вечеру прийти в базилику. Я буду ждать тебя там.

На следующий вечер бушевала гроза, когда патриарх подвел Ши к дверям базилики. На Ши был тяжелый шерстяной плащ с капюшоном, который более или менее защищал его от сырости, но грязь под ногами представляла собой нечто убийственное. Сапоги норовили намертво застрять в ней, и он очень сожалел, что мощеные тротуары не относятся к тем маленьким удобствам, которые этот континуум уже успел обрести.

Внутри царили уют и спокойствие. Над головами вздымался обширный иконостас, широко раскинувшийся по сторонам. На его левой стороне были сцены из Ветхого Завета — Каин, убивающий Авеля, Ной, ведущий зверей на борт ковчега, Моисей, низвергающий Золотого Тельца, Даниил в львиной берлоге.

Справа Ши узнал сцены уже из Нового Завета — Христа, идущего по воде, аки посуху, Христа, являющего чудо с хлебами и рыбами, Христа на кресте. Наверху была изображена Святая Троица — Ши так и не понял, то ли Духа Святого на полном серьезе намеревались показать бестелесным, то ли художник попросту не умел рисовать.

Оклады икон были золотые и серебряные — или, по крайней мере, из позолоченного или посеребренного дерева. Замысловатая резьба и литье, инкрустации из слоновой кости и драгоценных камней, тяжелые тканые занавесы, на фоне которых тускнела любая парча местных вечерних туалетов, — иконостас затмевал собой даже искусно расписанные стены и потолок базилики.

«Единственный способ сделать эту штуку еще ярче, — подумал Ши, — это ее поджечь». После чего он поспешно изгнал эту нечестивую мысль из головы. Окружающая обстановка явно не располагала к богохульству.

Ши, который сразу припомнил воскресную школу, на всякий случай осторожно преклонил колена.

Вернулся патриарх, ведя за собой Чалмерса, на котором было грязно-серое одеяние кающегося грешника. Встав лицом к иконостасу, патриарх указал рукой на ту его сторону, где были сцены Нового Завета.

— Поцелуй Иуды, продавшего Господа нашего врагам его. Поразмысли над этим, заблудший сын мой!

Они посмотрели на Чалмерса, распростертого на полу.

— А теперь следует нам оставить его!

Священник потушил лампы в базилике и поднял с пола фонарь. Свет его с трудом пробивал тьму, но все же вывел их наружу.

— Давай же помолимся о том, что, хоть и лежит он сейчас во тьме, Господь выведет его к свету, — сказал патриарх. И принялся молиться — достаточно громко, чтобы не заметить, что Ши только шевелит губами.

Проблема была вовсе не в том, что молитва могла не сработать. Проблема заключалась как раз в том, что сработать она могла.

Наутро, когда у Ши уже разыгрался аппетит для завтрака, в их покои вошел Чалмерс. На нем по-прежнему было одеяние кающегося грешника, но на лице наконец-то сияла первая после долгих недель улыбка.

— Мое покаяние, похоже, принесло положительные результаты, — немедля сообщил он. — Я набросил небольшие чары, и у меня получилось. Я превратил вино в воду.

Ши не без труда проглотил кусок черствого хлеба.

— Я полагаю, что обратное превращение ваш спаситель воспринял бы как дурной тон.

Улыбка Чалмерса превратилась в торжествующую ухмылку.

— Плевать я теперь на это хотел! Надо выручать Флоримель, и теперь мы можем опять отправиться на поиски. Единственное, о чем я мечтаю, — это покинуть этот мир навсегда! Не желаю даже во сне его видеть больше!

Порядок слов в заключительной фразе Чалмерса показал Ши, насколько возбужден его коллега. В принципе, Ши был совершенно с ним согласен… хотя на возвращение в Огайо даже намекать не стоило — только не тогда, когда Чалмерс пребывал в подобном настроении.

На то, чтобы одеться и собрать вещи, у них ушло от силы десять минут. Еще пять минут, и они уже стояли, взявшись за руки, прямо посреди большой лужи на полу — результата протечки, открывшейся во время ночной грозы.

— Мощью святых и могуществом князей, силою людей и мудростью женщин, силой небес над головой, земли под ногами и воды под землей — если есть Р и есть Q, то тогда Р равно не-Q, a Q равно не-Р…

И они отбыли восвояси.