— Да, но нас-то четверо, — пояснил Чалмерс, — те, кто находится внутри радиуса, ограничивающего область действия моего заклинания, абсолютно невидимы для тех, кто находится за его пределами.
— Тогда пошли посмотрим, что там делается в Карфагене, — приказал Эней.
Их поход был непродолжительным. Они миновали узкую полосу полей, прошли по перелеску и поднялись на невысокое скальное плоскогорье, стоя на котором, они могли беспрепятственно видеть все, что происходило внизу. А там полным ходом шло строительство великого города. Городская стена достигла уже высоты человеческого роста, укрепленные на ней сторожевые башни возвышались над землей футов на двадцать, а из каменоломни все прибывали и прибывали повозки со свежевыпиленными блоками. Стена вместе со сторожевыми башнями росла буквально на глазах. Дома и храмы были уже подведены под крыши; сейчас основная работа кипела там, где многочисленные землекопы закладывали фундамент полукруглой формы, на котором вскоре должен был быть возведен театр. Повсюду вокруг нового города виднелись распаханные поля и молодые, недавно разбитые виноградники, а слаженный труд его обитателей невольно приводил на ум неустанную совместную работу пчелиной семьи.
— Вот как надо строить город! — произнес Эней с нескрываемым восхищением.
— Но никогда ему не сравниться с милым моему сердцу Илионом, — произнес Ахат, смахнув ностальгическую слезу.
Они спустились с плоскогорья и пошли по обработанной земле. Повсюду жители сажали сады, возделывали поля, но никто из них не видел проходивших мимо чужаков. Лишь собаки нюхали воздух и смущенно лаяли.
Пройдя через широкие ворота, они вступили в город, где лязг резцов по камню и удары молотков, забивавших гвозди, доносились отовсюду. Огромные, запряженные быками повозки, грохоча и скрипя несмазанными колесами, подвозили строительные материалы или увозили прочь землю из вырытых котлованов. В центре города зеленела недавно посаженная роща, в глубине которой стоял высокий храм, имевший более законченный вид, чем остальные постройки. Тяжелые двери храма были сделаны из бронзы, и, войдя в них, пришельцы очутились в просторном помещении, где любое, даже шепотом произнесенное слово отдавалось гулким эхом.
Интерьеры храма были украшены выдержанными в реалистичных тонах резными барельефами, большая часть которых изображала батальные сцены.
— Клянусь Юпитером! — воскликнул Эней. — Это же Троянская война!
— Слухами земля полнится, — прокомментировал увиденное Ши. В соответствии со сжатыми временными рамками эпического повествования вся история осады Трои начиналась на барельефах с суда Париса, приведшего к похищению Елены; были изображены все битвы, которые за этим последовали, включая и кульминационный момент войны — внесения в город деревянного коня.
— Смотрите, вот же я! — воскликнул Эней. — Я стою в боевой стойке против Ахилла. Я был почти готов метнуть в него камень, когда могучий Посейдон уволок меня с поля битвы.
— Как раз в тот момент, когда вы готовы были с ним покончить, — сказал Ахат.
— Да, к сожалению, это так. У старика, однако, были добрые намерения.
Они продолжали ходить по храму, восхищаясь украшениями, как это делают туристы, пришедшие на экскурсию в музей.
— Что-то я нигде больше себя не вижу, — разочарованно произнес Эней.
Снаружи донеслись звуки музыки. Невидимые музыканты играли на арфах, флейтах и цитрах; отбивая такт, мягко грохотали тамбурины. Ши высунулся в дверь и увидел процессию в ярких одеждах, двигавшуюся церемониальным маршем через рощу по широкой аллее в сторону храма.
— К нам скоро пожалует большая компания, господин мой, — объявил Ши. Эней тоже подошел к двери и стоявшему около нее Ши.
— Я думаю, сюда идет царица, а с ней — и весь двор, — сказал Эней. — Возможно, она хочет присутствовать на жертвоприношении, а может быть, просто решила вершить здесь суд, поскольку этот пышный храм соответствует царскому величию.
— К тому же он уже подведен под крышу. — Добавил Ши.
— Давайте отойдем в тот угол, — сказал Эней, — понаблюдаем, будучи незримыми, за царицей и определим, так же ли она умна, как и красива.
Ши еще не представил себе, какой может быть Дидона, но у Энея, казалось, не было никаких сомнений в том, что ей следует быть красивой. В эпоху героев царицы всегда были красивыми.
Музыканты первыми поднялись по ступеням и вошли в храм. Это были особого вида молодые люди, юноши и девушки, присутствие которых всегда оживляет подобного рода мероприятия и вносит в них веселье. Среди музыкантов никогда не встречаются люди средних лет, да еще и с брюшком. За ними вошли девушки, разбрасывавшие лепестки цветов. Затем в храм вступила царица в сопровождении двора. Она была почти одного роста с Энеем и излучала такое царственное величие, которое делало корону и другие символы царской власти излишними. Ее волосы были черны, как небо в безлунную ночь, а ее прелестное лицо было слегка смуглым. «Вот так, должно быть, — подумал Ши, — Вергилий изображал представителей тирианской правящей семьи». Позади царицы шествовал ее двор: по преимуществу это были темнокожие мужчины и женщины, одетые на восточный манер. Чалмерс открыл рот и сжал руку Ши.
— Да, она красавица, тут уж не поспоришь, — пробормотал Ши.
— Смотрите! — еле сдерживая волнение, прошептал Чалмерс и указал пальцем в направлении свиты царицы. Среди красивых фрейлин с печальными лицами выделялась тоненькая изящная брюнетка исключительной красоты, но миниатюрного сложения в сравнении с Красавицами героической эпохи.
— Флоримель, — произнес Ши.
— Тише! — зашикал Ахат.
— Но это же моя жена! — не унимался Чалмерс.
— Царица? — спросил Эней.
— Нет, бледнолицая фрейлина!
— Ффффуууу!
Некоторые придворные оглядывались по сторонам, пытаясь понять, откуда доносятся до них эти странные звуки. Рабы внесли переносной помост, поставили его посреди храма, а на него установили резной трон. Помост был покрыт огромным пурпурным покрывалом, украшенным золотым шитьем. Трон устилали рысьи и леопардовые шкуры. Дидона взошла на помост и села на трон, вокруг которого, согласно рангу и статусу, заняли места советники и придворные, а позади трона расположились фрейлины. Управляющий двором вышел вперед и провозгласил:
— Наиславнейшая, наипрекраснейшая и самая рассудительная и справедливая царица Карфагена Дидона вершит суд! Всем, у кого есть повод предстать перед царицей, дозволяется войти и быть выслушанным! — Он объявил об этом еще три раза.
Прежде чем кто-либо из просителей приблизился к трону царицы, Дидона развернула и быстро пробежала глазами свиток, на котором были расписаны все ее дела, назначенные на следующий день, связанные как со строительством, так и с сельским хозяйством; перечень дел был весьма обширным и содержал даже такие пункты, как наблюдение за замешиванием строительного раствора и контроль за вечерней уборкой мусора.
— Она ведь даже не пользуется записями, — сказал Ши. Чалмерс был слишком взволнован, чтобы заметить это.
Следующим пунктом был раздел собственности между знатью и вольными людьми; после этого она произвела военные назначения и утвердила расписание ратных занятий. Затем начался прием просителей. Первым, кто предстал перед царицей, был мужчина в дорогих одеждах и с напыщенными манерами. На его пальцах и запястьях сверкало золото и драгоценные камни.
— Наиславнейшая царица Дидона, — начал свою речь мужчина. — Я снова обращаюсь к вам с той же самой настоятельной просьбой моего высокородного господина царя Ярба, того самого прекрасного вождя племени, который был так поражен вашей красотой и величием, что его доброе сердце подсказало ему расстаться с частью своей земли, на которой сейчас во славу вашу поднимается создаваемый вами город. — С этими словами он низко поклонился царице.
— Уважение, которое я испытываю к царю Ярбу, — ответила Дидона, — столь безгранично, что даже бессмертные боги ничем не смогут ограничить его. Однако я подробно обсуждала эту проблему с моими авгурами[36], и они уверили меня в том, что время моего замужества еще не настало. Прошу тебя заверить твоего высокородного господина и моего друга, славного царя Ярба: когда я пойму, что время моей свадьбы пришло, его предложение будет в числе первых, которые я рассмотрю самым серьезным образом.
