Вторую неделю Приморск плавал в удушливой вязкой жаре. Неподвижный воздух не успевал остыть за крат кую июльскую ночь, а с рассветом солнце опять принималось за дело, так что уже через час податливо проминался под ногами разогретый асфальт, жаром дышали стены домов, проходящие автомобили обдавали людей волной раскаленного воздуха.

И ни облачка в небе, ни намека — пусто, белесо, словно выгорело навсегда.

За дальними крышами знакомо синел краешек залива. Там, в густом киселе моря, чуть подрагивали размытые силуэты судов, ждущих своей же данной очереди к причалу.

“У них тоже все хорошо”, — усмехнулся Малинин. Он глядел в окно, от вернувшись от стола, где на гладкой блестящей поверхности лежала одна-единственная папка. Малинин знал ее содержимое наизусть, и смотреть на нее совсем не хотелось.

— Разрешите?

Это был, конечно, Чумаков. Остальные ждали в коридоре.

— Собрались? — только и спросил Малинин. И, получив подтверждение, выдохнул: — Зови!

Входили, здоровались, рассаживались — все почему-то вдоль стены, даже Чумаков, считавший кресло у стола своим законным местом.

— Особого энтузиазма я что-то не наблюдаю, — обвел Малинин собравшихся хмурым взглядом.

— Так не климат для энтузиазма, — отозвался Чумаков.

— Ну, другого климата у меня для вас нет, — отрезал Малинин. Стало тихо. Только вентилятор на шкафу урчал плотоядно, имитировал бурную деятельность.

Перед Павлом Николаевичем сидели четверо. Троих он знал хорошо; четвертого — Кравца — вчера увидел впервые. Его прислали из Октябрьского райотдела вместо заболевшего Кондратенко. Когда утверждали состав оперативно-следственной группы, начальник уголовного розыска о болезни Кондратенко сообщил с хитрой улыбкой. Кто знает, что тут за причина… Лет пятнадцать назад Малинин работал под началом у Кондратенко. Может, и впрямь не захотел теперь идти в подчинение к бывшему своему ученику, а может, просто устал от этого дела.

Кравец был широкоплеч и приземист, лицо широкое, тяжелое — только глазки остренькие выдают молодость, посверкивают. Интересно, видать, ему все происходящее…

А все-таки жаль, что нет Кондратенко: он это дело вел с самого начала, мог бы пригодиться. И Васильчиков в отпуске, и Макс на стажировке, а оба нужны сейчас позарез.

Не нравилось все это Малинину. Вчера, когда шел к начальнику розыска, знал же, зачем позвали. И шел с твердым решением: “Откажусь. Вот просто откажусь, скажу: отдайте Збарскому, пусть человек хоть однажды поработает от души…” И только, распахивая дверь, подумал: ни разу еще от работы не отказывался. Ни разу.

Потом сидел, слушал, и все, что надумал по дороге сюда, казалось уже глупым и мелким. Ну, отдадут дело Збарскому — толку все равно не прибавится. Хочешь, не хочешь, а кому-то все равно надо засучивать рукава. Молча все выслушал, молча забрал дело, молча вышел. Теперь расхлебывай.

— Я полагаю, что каждый из нас про это дело слышал, знает или думает, что знает, — начал Павел Николаевич. Он говорил, глядя на полированную поверхность стола и чувствуя спиной жар, которым дышали стены. — Если у кого-нибудь уже есть готовая версия, прошу про нее сейчас же забыть. И знакомиться с делом на ново.

Он говорил эти слова на всякий случай. Но он знал цену случая — и говорил эти слова.

— Сегодняшний день на знакомство с делом. Субботу и воскресенье на размышление. И без всяких скидок на климат.

Краем глаза Малинин задел Чумакова — тот был серьезен.

— В понедельник ровно в девять встречаемся здесь. К этому времени прошу каждого в письменном виде изложить свои соображения, вопросы, предложения. Готов обсудить самые фантастические идеи, но жду от вас тщательности, точности и внимательности. Затем каждый получит конкретный участок работы. От прокуратуры с нами будет связан следователь Аркадий Романович Левченко. У него задачи свои… Это для информации. Остальное — по ходу дела. Кому что неясно?

Молчали. Кравец хлопал глазами.

— Будем считать, что ясно. На все время работы оперативно-следственной группы вы откомандированы и мое распоряжение. Это значит, что от всех текущих дел по месту службы вы освобождены. Если ваше руководство попытается вас загружать, прошу ни в какие объяснения не вступать, а немедленно докладывать мне. И на конец, у каждого есть свои дела — и служебные и личные. На их полное завершение — сегодняшний день, суббота и воскресенье. С понедельника — не отвлекаться. Есть вопросы? Тогда закончим на этом. С делом познакомитесь у старшего лейтенанта Чумакова. Возьмите, Валерий Сергеевич!

Малинин подвинул папку на край стола.

Когда все вышли, Малинин подошел к двери, щелкнул язычком замка, снял аккуратно и развесил на спинке стула рубаху, подставил голову под вентилятор. Жаром дохнуло на мокрые волосы…

Не нравится сдавать экзамены на двадцать третьем году службы? Не нравится — материал незнакомый, билетик трудный! Вот и психуешь.

Малинин взял рубаху, распялил ее на вытянутых руках Смешно, конечно стоит заместитель начальника от дела уголовного розыска посреди кабинета — рубаху сушит.

Павлу Николаевичу доводилось ловить всяких — от мелких шкодников, размазывающих по лицу слезы с соплями пополам, до матерых зверюг расчетливых и беспощадных. А вот с “медвежатниками” еще дела не имел. Редкая профессия, реликтовая. Каждый под таким доглядом, каждый случай взлома по всей стране сообщается. В Приморске последний такой был лет тридцать назад. Тридцать — жизнь петою поколения!

Разных довелось ловить — ловких увертливых скользких. Но брали же! Вычисляли — и точнехонько брали!

Так и в нынешнем деле, наверное все в пределах тригонометрии. Вот только концов пока никаких нет. Нет “поводков”.

Павел Николаевич опустил руки. Рубаха подсохла, только на спине остались чуть заметные темные полосы. Ну что ж, пора открывать этот “праздник на воде”, как говорит Макс. А в волнах пока ничего не видно, конкретных данных — ноль. И рассчитывать, что быстро что то обозначится, тоже нельзя

Началось все в ноябре прошлого года. Павел Николаевич и сейчас помнил этот тусклый осенний день, когда читая оперативную сводку, он вдруг даже присвистнул от изумления. Группа преступников ночью проникла в контору строительно-монтажного управления № 32, вскрыла автогеном сейф и похитила восемнадцать тысяч рублей.

Разговоров о взломе было много, но никто не сомневался — “залетные”. Своих таких “специалистов” в Приморске не было.

Следствие вел Октябрьский райотдел — по месту происшествия. А по скольку всем было интересно, то капитан Кондратенко оказался в центре внимания — ходил внушительный и молчаливый всем своим видом подтверждая: да, это вам не мелочь всякую ловить, тут дело серьезное.

Следствие стартовало резво: версия о приезжих сразу же получила мощное подтверждение. Оказалось, что три года назад при чрезвычайно сходных обстоятельствах было совершено ограбление в Тамбовской области. Сходилось до мелочей — и время взлома и техника — автоген, и даже место действия — там тоже ограбили стройконтору. Как и в Приморске, преступники проникли в здание через дворовое окно.

Казалось уже, что дальше все пойдет проще, но за очевидной аналогией открылся густой и непролазный лес. Все четверо тамбовских “исполнителей” тогда же, три года назад, были установлены, арестованы и осуждены. И до сих пор отбывают наказание. Определились направления поиска: то ли кто-то из участников преступления оставался на свободе нераскрытым и повторил схему уже в Приморске, то ли орудовал кто-то из дружков по заключению хорошо, усвоивший технологию. Дотошный Кондратенко объездил места, где сидели “тамбовцы”, установил их возможные связи в преступном мире, прорабатывал бесконечные версии, устанавливая неведомого “пятого”. Но результата не было.

Дело откровенно зависало, теперь уже к Кондратенко приставали не с вопросами, а с подначками. Удачливые “гастролеры” скрылись ушли без следов, оставалось только ждать — где, когда, в каком месте вынырнут они снова. Ждали недолго и дождались — на свою голову. Всего-то и прошло полгода и вот — уже в конце июня — десять дней назад “взорвался” сейф в колхозе имени Чкалова. И улетело оттуда уже не восемнадцать — шестьдесят шесть тысяч рублей, не считая мелочи! Не где-то у черта на куличках, не в другом конце страны — тут же, под боком, в Шиловском районе — от Приморска километров сорок. Вот это быта бомба так бомба! “Раз — и у всех большие голубые глаза!” — как выразился тогда Валера Чумаков. Знал бы, что разряжать эту “бомбу” придется и ему самому может, и не стал бы шутить. Поостерегся бы…