Литмир - Электронная Библиотека

После этого они начали вокруг костра танец изгнания злых духов. Поначалу, может, из-за их почтенного возраста, они с опущенными головами лишь медленно ходили по кругу. Время от времени то одна, то другая поднимала голову, робко, украдкой осматривалась и опять опускала. При этом они гнусавили какой-то монотонный напев наподобие буддийских молитв, сливающийся в неразборчивое бормотание, которому тем не менее вторила вся толпа. Вдруг две колдуньи, отбросив луки, затряслись всем телом, и я решил, что этими конвульсиями они изображают демонов. Одним словом, злые духи вселились в них, превратив их в жутких содрогающихся чудовищ. Три же других колдуньи, обратили в их сторону луки, делая вид, что стреляют, и испускали крики, имитирующие свист летящих стрел. Они были здорово похожи на трех воронов. Их длинные черные платья развевались в дыму, когда танец убыстрялся, а когда замедлялся, опадали и волоклись по земле, поднимая клубы пыли.

Танец «двух демонов» становился все более грузным, неуклюжим, словно незримые стрелы, пронзившие их, были отравлены, движения их стали замедленными. Но мы с Лю ушли до того, как они рухнули на землю, что, надо полагать, представляло весьма впечатляющее зрелище.

Сам пир, как видно, начался после нашего ухода. Хор крестьян, сопровождавший танец колдуний, смолк, когда мы уже шли по деревне.

Никто из жителей, какого бы он ни был возраста, не пожелал упустить возможности отведать буйволятины, тушеной с резаным перцем и гвоздикой. Ни в одном доме не осталось ни души, как и предвидел Лю (великолепный сказитель, он ко всему прочему был не лишен и стратегического чутья). И тут мне на память пришел мой сон.

— Как думаешь, может, мне остаться на стреме? — спросил я.

— Нет, — мотнул головой Лю. — Мы все-таки не в твоем сне.

* * *

Лю сплюнул на счастье на отмычку, сделанную из старого заржавевшего гвоздя. Вставил ее в скважину замка, повернул влево, потом вправо, потом опять влево, потянул на какую-то долю миллиметра… раздался короткий металлический щелчок, прозвучавший для наших ушей, как победный марш, и латунный замок открылся.

Мы проскользнули в дом Очкарика и сразу же прикрыли за собой обе створки двери. Было темно, и мы даже друг друга различали с трудом. Там витал запах скорого отъезда, наполнявший нас жгучей завистью.

Сквозь щелку между дверями я выглянул наружу: ни одной живой души поблизости. Из соображений безопасности, иными словами чтобы какой-нибудь случайный, невесть откуда взявшийся прохожий не обратил внимания на отсутствие замка на

дверях, мы чуть приоткрыли створки, и Лю высунул руку, продел в пробой цепочку, вставил в нее замок и закрыл его.

Но мы забыли проверить окно, через которое намеревались вылезти вместе с похищенным чемоданом. А все потому, что когда Лю зажег электрический фонарик, первое, что явилось нашим глазам, был он, вожделенная цель этой эскапады, кожаный чемодан, который лежал на самом верху кучи подготовленного к отъезду багажа. Мы стояли, словно ослепленные его видом, сгорая от желания открыть его.

— Ура! — полушепотом воскликнул я.

Когда несколько дней назад мы разрабатывали план ограбления Очкарика, то оба согласились с тем, что на успех нашего предприятия можно рассчитывать только в том случае, если нам удастся узнать, где Очкарик прячет чемодан. Но как это узнать? Лю долго размышлял, перебрал все вероятные и невероятные варианты и в конце концов принял самое разумное решение: мы совершаем налет во время прощального пиршества. Это и вправду была единственная возможность: при всей своей хитрости поэтесса по причине возраста явно привержена к идее порядка, и для нее должна быть неприемлема сама мысль отправиться забирать чемодан из тайника в утро отъезда. Все должно быть готово заранее и находиться под рукой.

Мы ринулись к чемодану. Он был крест накрест перевязан толстой веревкой, плетеной из соломы. Освободив чемодан от этих уз, мы в молчании открыли его. Внутри в свете электрического фонарика мы увидели стопки книг: великие западные писатели встречали нас с распростертыми объятиями; первым, разумеется, наш старый друг Бальзак с пятью или шестью романами, но там были еще и Виктор Гюго, Стендаль, Дюма, Флобер, Бодлер, Ромен Роллан, Руссо, Толстой, Гоголь, Достоевский, а также несколько англичан — Диккенс, Киплинг, Эмилия Бронте…

Ах, что за великолепное, потрясающее зрелище! У меня было ощущение, будто я здорово выпил и все это мне только мерещится. Я вытаскивал из чемодана книгу за книгой, раскрывал, любовался портретами авторов, потом передавал Лю. Когда я кончиками пальцев прикасался к их обложкам, у меня было ощущение, будто я дотрагиваюсь до чужих человеческих жизней.

— Мне это напоминает сцену из фильма, — промолвил Лю. — Гангстеры открывают чемодан, набитый деньгами.

— Ты чувствуешь, как у тебя на глазах появляются слезы радости?

— Нет. Я чувствую одну только ненависть.

— И я тоже. Я ненавижу тех, кто отнял у нас эти книги, запретив их.

Произнеся это, я, честно говоря, перепугался, как будто кто-то тайно спрятавшийся в доме мог меня подслушать. Но вообще-то говоря, неосторожно брошенная подобная фраза могла стоить долгих лет тюрьмы.

— Пошли! — сказал Лю.

— Погоди.

— В чем дело?

— Я опасаюсь… Давай-ка порассуждаем: Очкарик сразу же догадается, что это мы украли чемодан. И если он нас заложит, мы пропали. Не забывай, кто у нас родители.

— Да я тебе уже говорил: мать не позволит ему и рта раскрыть. Ведь тогда всем станет известно, что он прятал запрещенные книги. А это значит, что он навечно останется на горе Небесный Феникс.

Я молча задумался, потом опять открыл чемодан.

— А что если нам взять всего несколько книг? Тогда он, может, не заметит.

— Я хочу все эти книжки, — решительно отчеканил Лю.

Он захлопнул чемодан и положил на него руку, точь-в-точь как христианин, приносящий присягу, и объявил мне: — Если у нас будут эти книги, я переделаю Портнишечку. Она уже не останется простой необразованной горянкой.

Мы направились в спальню. Я, держа электрический фонарик, шел впереди, а Лю шествовал следом и нес чемодан. Похоже, он был здорово тяжелый; я слышал, как он ударяет Лю по ноге, задевает по пути за топчан Очкарика и топчан его матери, из-за которого, хоть и был он узенький и наскоро сколоченный, комната стала еще тесней.

23
{"b":"24964","o":1}