Подпустить ближе, на верный выстрел, и ударить но головному. Вложить ему снаряд под башню. Пока они глаза протрут, еще один можно приголубить... А остальные навалятся и расправятся с расчетом в считанные секунды. У них еще шесть стволов будет...

Лейтенант не спускал глаз с приближающихся машин. Густой рокот моторов едва доносился сюда, но изматывал, вселял тревогу. А что будет, когда подойдут вплотную?! Столяров хорошо знал, как надрывно ревут моторы тяжелых танков, как прогибается и дрожит земля под гусеницами.

"Попробуем придержать, - решил он. - Нужен один хороший выстрел. Снайперский. Ударить и сразу убрать орудие. Чтобы не успели засечь позицию. Тогда они задумаются. Вслепую не полезут. Фрицы, если их пугнуть, осторожными становятся. А пока они будут топтаться, если не "тридцатьчетверки", то Логунов подоспеет. Ударит им во фланг".

Столяров навел на головной и медленно повел перекрестие прицела, удерживая его чуть-чуть впереди бронированной машины.

- Рот открой, - велел Малюгин Гольцеву. - Когда стреляють, рот открывай, а то оглохнешь. Гольцев ничего не понял, но послушно разинул рот. Выстрел, хотя солдаты его и ожидали, ударил неожиданно и потому оглушительно громко. Резко откатился ствол орудия, и выброшенная из приемника гильза тоненько зазвенела. Малюгин послал в приемник второй снаряд.

Первый выстрел оказался неудачным. Снаряд прошел поверх колонны и умчался куда-то в степь. Немцы его даже не заметили. Танки продолжали двигаться так же равномерно, не нарушая строя.

- Перелет, - пробормотал Столяров. - Будем считать пристрелочным.

Лейтенант не рассчитывал, что попадет первым снарядом, слишком далеко находились танки противника. Но когда к прицелу становится командир взвода, он должен показать класс. А тут - в белый свет, как в копеечку.

Он еще раз прикинул расстояние до колонны, сбросил на прицеле деление и приник к окуляру. Целился долго и тщательно. Опережение - полтора корпуса... И выстрелил. Получилось! Снаряд угодил в лобовую броню головного танка и вспыхнул на ней яркой звездочкой.

Трибунский причмокнул от восхищения. На такой дистанции, влепить со второго выстрела - это надо уметь.

Столярову некогда было наблюдать за танками. Главное - попал. И фрицы представления не имеют, откуда прилетел снаряд. Орудие они на таком расстоянии вряд ли заметят, но к омету станут присматриваться.

- Орудие в укрытие! - приказал лейтенант.

Начиналась игра в прятки.

Малюгин и Гольцев вырвали из земли сошники, свели станины. Трибунский ухватился за колесо... Лейтенанту хотелось посмотреть, что делается в поле, но не было времени оглянуться. Навалился на второе колесо, и пушка скрылась за ометом.

Снаряд не пробил лобовую броню "тигра". Рикошетом ушел в сторону. Но танк замер, словно на пути его неожиданно оказалась неодолимая преграда.

Всего пару секунд стоял головной танк, потом, словно опомнился, рванулся с дороги, неуклюже перевалил через неглубокий кювет степного грейдера и осторожно пополз по полю, отворачивая то влево, то вправо, как бы разыскивая дорогу, по которой ему предстояло войти в село.

Остальные танки тоже среагировали: свернули в поле и, растянулись цепью. Медленно поползли вперед.

Укрыв орудие, артиллеристы пристроились на краю омета и наблюдали за танками.

Столяров остался доволен. Он заставил немцев сбросить скорость и выигрывал время. Но самое трудное было впереди.

- Броня у них - не прошибешь, - пожаловался неведомо кому Гольцев. После удачного выстрела он опять приуныл. Раньше думал, что самое трудное попасть. И надежду возлагал на лейтенанта. Надеялся, что лейтенант будет колоть эти танки, как орехи. А тут - прямое попадание, но танк идет на них, как ни в чем не бывало.

- Ничего, Гольцев, ничего. - Трибунский подгреб под себя охапку соломы и присел. - Скоро увидишь, как они горят. Великолепное, скажу я тебе, зрелище.

- Горять они хорошо, - согласился Малюгин. - Только многовато их сегодня. И стрелять скоро начнуть.

- Мы их пока просто пугнули, чтобы нахальства поубавили, - объяснил Столяров. - Подойдут поближе, мы из них металлолом для мартенов заготовим.

Танки шли цепью с широкими интервалами. Выглядела эта цепь из восьми танков бесконечной, неуязвимой и грозной. Но двигались они медленно, осторожно, будто ощупывали перед собой дорогу. Танкисты, старались разглядеть замаскированные где-то впереди противотанковые орудия.

За счет этой осторожности и выигрывал лейтенант Столяров драгоценные минуты, а пусть, даже, и секунды. Немцы не могли предположить, что на пути у них стоит только одно орудие, да и то с неполным расчетом.

Трудно было удержаться, не открыть огонь. Столярову больше всего хотелось сейчас ловить их в перекрестие прицела и стрелять. Крошить снарядами броню. И Трибунский смотрел на лейтенанта с нетерпением. Глаза солдата требовали: "Давай, лейтенант! Чего тянешь?!" А Малюгин не выдержал:

- Медленно идуть, - намекнул он. - Сейчас в самый раз ударить. Пока очухаются, штуки две накрыть можно.

- Рано, Малюгин, подождем еще немного. - Столяров тянул время. Пока они не знают, где стоит орудие, пока они думают, что их встречает батарея, они будут медлить.

Но и подпускать танки вплотную тоже нельзя. Раздавят.

- Все! Выкатываем орудие! - решил лейтенант.

Они установили пушку. Столяров припал к прицелу...

- Снаряд! Еще снаряд! Снаряд!.. Снаряд, снаряд!

Пять выстрелов ударили подряд. Первый - мимо. Второй и третий - в броню и пробили ее, разорвали. Танк замер, внутри него что-то вспыхнуло, повалил черный дым. Четвертый - мимо... Пятый - точно в цель. То ли водителя зацепило, то ли гусеницу содрало: машина развернулась и застыла. Подставила борт. Бери ее, добивай!

Но добивать некогда. Танкисты орудие засекли. У них еще шесть стволов. С противным скрежетом слева зарылся в землю снаряд. И еще один - впереди. И еще, и еще... Несколько угодило в омет и сразу запахло гарью... Танки были бронебойными. И это спасло. Если бы стреляли осколочными, никто бы не уцелел.

- Вывозим орудие! - приказал Столяров. - Станины! Быстро!

Игра в прятки продолжалась.

Малюгин и Гольцев вырвали из земли сошники и свели станины. Трибунский и Столяров налегли па колеса.

Снаряды ложились близко, рядом. И неестественно было торчать возле пушки, если можно пробежать всего десяток метров и укрыться от смерти... Это, наверно, самое большое противоречие на войне, - а быть может, не только на войне, - противоречие между инстинктом самосохранения и чувством долга.

Орудие пошло почти сразу. Оно медленно двигалось по пройденной ранее колее, и рядом с колеей прибавлялись на земле глубокие следы от сапог.

Наверно это правда, что во время боя у людей прибавляются силы. Столяров почувствовал, что они могут катить орудие бесконечно: сколько надо и куда надо. Значит, можно не просто укрыть его, можно занять новую позицию и продолжать бой...

- На тот край! - тяжело выдохнул он, с трудом переставляя ноги, вязнущие в рыхлой земле. - Они нас здесь будут ждать... А мы их оттуда...

Установили орудие у левого края омета. Танки не стреляли. Не в кого было стрелять. Они медленно шли вперед, опасались, что орудие, которое обстреляло их, здесь не одно. Гольцев принес два ящика снарядов.

* * *

Быстро развернулись и выпустили десять снарядов. Кажется, в один танк угадали. Или в два. А может и не угадали. Разве на таком расстоянии разберешь? Да и разбираться некогда.

Танки ответили беглым. И снова они катили орудие на противоположный край омета, на прежнее место. А там горела и дымила подожженная снарядами солома.

- Горит, - уставился на огонь Гольцев.

Пушка встала.

- Гольцев, чего остановился?! - закричал, срывая голос, Столяров. - Пусть горит! Дымовая завеса! Под дым! Покатили!

Стреляли из дыма, прижав пушку к горящем омету. Врубили два снаряда в "тигр", а тому хоть бы что. Остановился и выстрелил пару раз. Но не попал. Потащили пушку на левый край и оттуда сумели остановить один танк... И опять тащили пушку, и ящики со снарядами, и опять стреляли.