Сидеть возле старичка не вставая три месяца летом, когда воздух напоен солёными брызгами морской пены, для Зины было равноценно каторги. Единственное, что ей разрешалось, это уже вечером, почти ночью, когда дедушку уложат спать, Зинаида выходила в патио и смотрела в ночное небо, такое итальянское и совсем-совсем не украинское.
Тоска сжимала сердце. От усталости и безысходности дурацкие мысли лезли в голову, типа, зачем я сюда поехала. Но, эти мысли действительно были дурацкими, потому что она знала, зачем. За квартирой для Оленьки, за машиной для Феденьки, за своей состоятельностью в будущем. И поэтому, убеждала себя Зина, должна терпеть все невзгоды и лишения.
Она пела дедуле украинские песни, а сама с жадностью вдыхала запах моря, который, словно паруса итальянской галеры, витал у них по комнате.
Да, она пела старичку песни. Он просил. Он вообще был милый дедушка. Это сначала, когда Зину укладывали к нему в постель, Зине казалось, что он противный дед-маразматик.
Но потом, раззнакомившись, она поняла, что хозяин дома культурный и начитанный пожилой мужчина, собственник персиковых и апельсиновых рощ, где сегодня работают его сыновья и внуки.
Это ему Зина была обязана знанием языка, потому что свои начальные шаги в итальянской речи она проделала с Анжело Ванцетто, так звали этого милого старичка.
Сначала, первые два месяца Зина и Анжело разговаривали, как немые – одни жесты и мимика лица. Только, когда дедок махал руками и тыкал пальцами, только тогда Зинаида понимала, чего он хочет, и то не с первого раза.
Но, через два месяца она, неожиданно, к своему удивлению, услышав просьбу на итальянском языке, ответила ему тоже по-итальянски: «Si», то есть «да». Вот это было нечто! Ей вдруг показалось, что итальянская речь как бы прошла сквозь неё, вроде она слышала её всю свою жизнь и теперь может свободно на ней общаться.
Зина недавно, буквально последней ночью, поймала себя на том, что её мысли обретают итальянские слова. Одно слово по-русски, другое по-итальянски. С ума сойти! Это открытие Зинаиду ошеломило и обрадовало.
Теперь она не боялась за своё будущее. Случись что, она не будет глупой овцой в чужой стране, тыкающейся в закрытые двери. Нет. Она сможет теперь, зная язык, и защитить себя, в случае чего, и найти себе работу с достойной оплатой труда, опять-таки, если вдруг что.
Здесь Зина получала пятьсот евро в месяц, правда с полным пансионом. Это, конечно, не ахти какие деньги, но, всё же, и расходы были минимальны.
Четыреста она сразу отправляла детям, ездила с Пьетрой, невесткой Анжело в банк, где та помогала ей с переводом. И вообще, Зине повезло с семьёй. Правда, она у них работала от зари до зари и без выходных, и они её никуда саму не отпускали, но, тем не менее, не бросали Зину один на один со своими проблемами, а помогали, как могли.
Те сто евро, которые оставались, она тратила исключительно на себя. Это была парикмахерская, куда Пьетра возила её, чтобы сделать Зине стрижку. На краску для волос, на бесцветный лак для ногтей, в конце концов, на женскую красоту, потому что Зина не могла себя видеть неухоженной.
Несмотря на затворнический образ жизни, Зина кардинально изменилась. Полная деревенская женщина преобразилась в стройную европейскую сеньору.
Зинаида поняла, что внешний вид играет огромную роль при устройстве на работу. Поэтому, маникюр, стрижка, покраска волос, косметика – это были первостепенные траты, которые она себе разрешала, и от которых ни за что бы не отказалась.
Правда, ухаживала она за своими руками сама, дома, но лак-то покупался в магазине. Да ещё куча всяких гигиенических хитростей, вроде геля для душа, которые нужны женщине, они ведь тоже стоили денег, и немалых. Италия, вместе со всей Европой, имела статус дорогой страны.
Зина понимала, что внешний вид был таким же залогом высокой оплаты, как честность и порядочность. Она-то и в селе была первой модницей, нося Мартины наряды, а здесь в Италии совершенно перешла на европейский стиль.
Потом, спустя некоторое время, Зинаида будет с благодарностью вспоминать первую свою семью, которая научила её чистому итальянскому языку, а не местному наречию. Это было важно, так как все области Италии говорили каждая на своём особом диалекте, а изучить все их, для Зины не было никакой возможности.
У женщин семьи Ванцетто Зинаида брала уроки итальянской кухни. Правда, это было редко, потому что она постоянно находилась возле Анжело, но, всё же, поняла, что такое белая паста. Оказалось очень просто: обыкновенные спагетти с сыром без томатного соуса.
Иногда, когда тоска захватывала Зину так, что нечем было дышать, она становилась у плиты и варила украинский борщ. В первый раз, когда Зинаида такое проделала, старый Анжело, вкусив плоды её кулинарии, заплатил ей сто евро.
- Это тебе премиальные, - улыбнулся он на немой вопрос Зины. – Такого блюда я ещё не пробовал. Необыкновенно вкусно. Белиссимо.
- Спасибо, - прошептала расстроенная Зина. – Мне очень приятно.
Действительно, очень вкусно, потому что, всю ту кастрюлю борща, которую Зина приготовила, семья опрокинула за один раз. Правда и семья не маленькая, пять взрослых человек, включая саму Зину.
В доме жили: хозяин Анжело, старший сын с женой Пьетрой и средний сын с женой. Их дети обитали отдельно. Третий, младший сын с семьёй имел свой собственный дом в пригороде Неаполя, но в воскресенье, один раз в неделю, обязательно вся его семья приезжала навестить дедушку.
Приезжали также и дети двух старших сыновей. В общем, это была не семья, а табор кричащих и жестикулирующих людей, приводивших Зину в дикий ужас, особенно в первые дни её пребывания в этом доме.
Здесь же Зинаида привыкала к новой работе. Лентяйкой она никогда не была, в родном селе при доме у неё имелся и сад, и огород, так что, работать, Зина умела.
Но здесь, в чужой стране даже труд был чужим, вытягивающим все соки: и моральные, и физические. После изнуряющего дня возле дедули, вечером, можно сказать, ночью, Зинаида падала на свой матрас, постеленный на мраморный пол, и чувствовала, что её покидают силы.
Единственное, что она могла в тот момент, это раскрыть библию и прочесть несколько строк на сон грядущий, чтобы успокоить революционный мысли, которые метались в её голове, словно восставшие бунтари, и подталкивали к анархии, то есть, бросить всё к едрене фене, и рвануть в родные пенаты.
Но, этого Зинаида не могла себе позволить. «Как хорошо, - думала она в такие минуты, - что в условиях поездки нам обязательно нужно было взять с собой эту книгу. Дома я бы её и не раскрыла, а здесь, вдалеке от родных и близких, на выселках, она мне даёт желанный покой, порядок в мыслях, расставляет в голове всё на места и, самое главное, учит терпению».
Да, именно терпению, потому что ей, свободной женщине, выросшей в свободной стране и имевшей высшее образование, нужно было униженно исполнять все приказы своих хозяев.
«Нанялся – продался, - как считалочку, шептала Зина по ночам и сама себя успокаивала, - Зина – ты рабыня в этой стране, чего же ты хочешь?»
Хорошо, что хозяева не оказались самодурами, потому что, со временем, здесь, в Италии, Зина обнаружила для себя одну закономерность: у местного населения было всего две серьёзные болезни, это – голова и ноги.
Если у клиента с ногами нормально, то он не дружит с головой, если дружит с головой, то ноги не работают. Какая-то неизвестная медицине связь между головой и ногами.
Здесь, в этой семье дедушка не ходил, поэтому голова его, несмотря на годы, варила нормально. Но, всё хорошее когда-нибудь кончается. Не стало хозяина, не стало и работы.
- Мы в тебе больше не нуждаемся, - как выстрел, прогремели слова Пьетры, и хотя они были сказаны мягко и учтиво, для Зины они, всё же, оказались неожиданностью.
- Как, - воскликнула она в ответ, - мне что, вот так просто, взять и уйти?
- Конечно, - спокойно отреагировала на её возмущение Пьетра, - так все уходят. Мы тебя рассчитаем и ты свободна.