— Это невозможно, — согласились министры.
— Мы не можем, господин Матросов, попирать ногами частную собственность, — закончил премьер-министр.
— Я не прошу об этом, — спокойно сказал Матросов. — Наоборот, я прошу защитить частную собственность. Я выступаю здесь как частное лицо, как собственник Ютландского замка, где незаконно обосновался Вельт.
Министры единодушно выразили готовность помочь: в душе они всегда были за мир, если он не нарушает устоев цивилизации. Но как пойти против Вельта?
Однако, кроме адвокатов и писателей, профессоров и чиновников, заседавших в романтическом зале старинного замка, в городе Копенгагене, знававшем и гнет оккупации, и международные конгрессы борьбы за мир, было много и других людей, болевших за судьбы мира, воспитанных современной Данией — страной судостроения и пищевой промышленности, высокомеханизированного сельского хозяйства и несчетных типографий. Эти люди заводов и полей, студенты и женщины, матери детей пришли к замку с флагами, трепещущими на ветру, с транспарантами, с которых кричали слова: «Борьба!», «Забота!», «Воздух!». Все больше становилась толпа, все громче раздавались голоса.
Древний датский Версаль гудел, как готовый взорваться паровой котел.
Премьер-министр, прервав заседание, вышел на балкон. Рев толпы обрушился на него. Она бушевала внизу. К нему тянулись тысячи поднятых кулаков.
Премьер, улыбаясь, раскланивался.
Вернулся он к министрам со словами, что его партия в решительную минуту всегда находила общий язык с народом. Коллеги по кабинету смотрели вопросительно.
Матросов, заложив руки за спину, спокойно разглядывал лепные украшения.
Премьер-министр солидно сел и задумался. Он понимал, что ему сейчас предстоит «найти общий язык» с пришедшим к стенам замка народом, и в то же время он был в большом затруднении.
Чудовищное стечение обстоятельств! Священный закон частной собственности, основа величественной пирамиды цивилизации, вдруг оказался противопоставленным ее вершине, самому Вельту — владельцу ключей от мира будущего… Поистине близок конец мира, если на глазах у поборников цивилизации она опрокидывается.
И почтенный, всегда гуманный министр, сторонник прогресса и нерешительных мер, даже обрадовался, когда в раззолоченный зал, знавший камзолы и парики, звезды и брильянты, шпаги, плюмажи, ботфорты, смокинги, фраки и лакированные туфли, явилась группа людей в сапогах, с решительными лицами. Люди эти назвали себя Комитетом содействия, который был избран стоящими внизу людьми.
— О каком содействии идет речь, уважаемые члены комитета? — с надеждой в голосе осведомился премьер-министр.
Требования пришедших к замку людей были очень просты и понятны: они не хотели задыхаться. Прошел слух, что коммунистические страны, решившие вести активную борьбу с катастрофой, обратились за содействием к Дании.
— Вот Комитет содействия и будет это делать, — закончил здоровенный детина с ясными серыми глазами и массивным подбородком.
Почтенные министры переглянулись.
Впервые за всю летопись Датского королевства, со времен Гамлета, принца Датского, совет министров Дании, одной из передовых стран Европы, провел совместное заседание с Комитетом содействия…
Заседание было очень кратким, без прений и споров.
Народ стал расходиться.
Матросов уехал.
Председатель Комитета содействия едва не раздавил в своей ручище тонкую руку премьер-министра. Министру казалось, что он совершил подвиг. Гордый, респектабельный, даже красивый, шел он, забыв надеть шляпу, по берегу озера, и ветер трепал его седые волосы.
Да, он был горд, горд тем, что достиг единения с народом и… не нарушил священных законов собственности.
Когда он подошел к озеру, то в ужасе отпрянул. В воде колебались неустойчивые, опрокинутые шпилями вниз башни. Это убедило почтенного социалиста, что все действительно перевернулось и опрокинулось.
На следующий день утром несколько автомобилей один за другим неслись по гладкому шоссе, обгоняя ровный, шуршащий вереском ветер.
Солнце поднялось уже высоко, кузнечики в траве отчаянно звенели. Верно, солнцу надоел назойливый звон, и оно решило сжечь их живьем. Но кузнечики пока не поддавались — должно быть, на их стороне был ветер. Солнце в ярости забралось еще выше и злобно нагревало и сушило все вокруг.
Вскоре машины скрылись в небольшой роще стонущих от нестихающего ветра буков. Из-за раскачивающихся верхушек выглядывали шпили Ютландского замка.
Машины остановились в лесу, и только одна из них подъехала к замку. После нескольких гудков ворота со скрипом открылись. Привратник пропустил автомобиль, удивленно оглядывая приехавших.
Лакеи повели Матросова и сопровождавшего его чиновника по изъеденным веками ступеням. Седой и важный дворецкий с почтительной радостью узнал мистера Тросса, который «так вовремя», по его мнению, вернулся, и отправился доложить Вельту.
Когда Матросова ввели в полутемный зал со стрельчатыми окнами, первое, что бросилось ему в глаза, была фигура женщины в облегающем бархатном платье, стоявшей в противоположных дверях между двумя закованными в латы средневековыми рыцарями.
В первый момент могло бы показаться, что это замечательная картина, но женщина, вызывающе красивая, медленно пошла навстречу Матросову. Она бесцеремонно рассматривала его энергичное, открытое, немного скуластое лицо.
— Тросс! Это вы или привидение? Впрочем, в замках полагаются привидения!
— Да, это я, мэм. Во плоти и крови, мэм,
— Проверим. Я ведь никогда не верила, что вас съели акулы. Это неэстетично! Фи! Просто вас нужно было спрятать… может быть, от меня. Не так ли, Тросс? — И она заглянула ему в глаза.
— Как вам будет угодно, мэм. Всегда к вашим услугам.
— Как прежде? О'кэй! Мне угодно побеседовать с вами, будь вы хоть привидение, хоть оживший скиф! В библиотеке. Надеюсь, вы не забыли, где она?
— Нет, мэм! Прекрасно помню.
— Я хочу узнать о вас все. — И Иоланда повернулась к окну так, чтобы мистер Тросс видел ее профиль, профиль римлянки.
Матросов с холодной учтивостью любовался им.
Вернулся знакомый дворецкий и почтительно пригласил Тросса пройти в кабинет.
Вельт сидел в полутемной комнате со спущенным жалюзи. Перед ним стояла лампа с рефлектором, неприятно слепившая входивших.
Он медленно поднялся из-за стола и шагнул навстречу Maтpocoвy:
— Тросс? Я не поверил ушам. Что мне сделать с этим болваном Шютте за его доклад о вашем безумии?
— Наградить его ящиком пива, сэр. Он прекрасно служил вашему делу.
— Вы так считаете? Ну хорошо. Выпьем по рюмочке за это дело, а вы пока обдумайте, как изложить мне свою версию. Или она давно готова? — говоря это, Вельт открыл вделанный в стену сейф, внутри которого оказался американский бар с пузатыми бутылками.
Он налил две рюмки коньяку и пригласил Тросса к столику:
— Вот теперь выкладывайте, парень, вашу подготовленную версию.
Матросов спокойно сел, закинув ногу на ногу и держа рюмку у губ. Вельт внимательно наблюдал за ним. Но намеренно налитая им рюмка «с верхом» не расплескивалась. Руки у Тросса не дрожали.
— Версии нет, — спокойно сказал он. — Вы ведь знаете, биг-босс, для какой деятельности меня готовили у вас в Америке.
— Думаете, я зря пообещал вам выгодное место при себе? — И Вельт покосился на бар, который в его нью-йоркском кабинете был прикрыт картиной с изображением Белого дома.
— О'кэй, сэр! Я держался за вас. Но мог ли я упустить необычайную возможность, которая ввела бы меня в тесный круг коммунистических верхов?
— Что вы имеете в виду, Тросс?
— Я мог бы разом стать «разоблачителем капиталистического мира», вестником грозящего Земле несчастья, свидетелем занявшегося пожара атмосферы и… заработать доверие Кремля, не потеряв вашего.
— Каким образом?
— Перейдя на советский корабль, подошедший к пылающему острову. — Матросов выпил рюмку и поставил ее на столик перед Вельтом, не прикоснувшимся к своей. — И я не задумываясь сделал это, сэр.
