— Не может быть, — лепетал он, безумно поглядывая по сторонам. — Не может быть… Своей рукой… лично…
На другом избирательном участке к девяти часам вечера проголосовало всего десять процентов избирателей. К десяти часам проголосовало девяносто процентов, но постовой милиционер не заметил, чтобы мимо него в последний час проходили толпы народа. Надо ли говорить, что и на этом участке избиратель голосовал за Валерия Яковлевича Брюсова?
Сведения, поступающие из сельских районов, внушали некоторую надежду. Однако городских избирателей Иван Николаевич Жухрай проиграл. Надо сказать, что дело свое бес знал, а усердия у него было значительно больше, чем у любого агитатора.
Впрочем, читатель, опустим описание процедуры свободных выборов. Процедура это нудная и к тому же абсолютно неинтересная широким слоям граждан. Сколько раз за свою жизнь мы были избирателями и искренне считали, что от нашего голоса что-то зависит! Увы! Сильные мира сего знают, как добиваться необходимых результатов, а быть может, каждый из них в разное время заключал договора с представителями организации, скупающей души с незапамятных времен. Но даже если прошлые победы канувших в историю деятелей были следствием исполнения нечистой силой своей части договора, тем интереснее нам будет следить за механизмами, которые были задействованы на выборах губернатора Царицынской области.
А еще интереснее нам следить за тем, что происходит в избирательных штабах.
К часу ночи, когда в штабы начали поступать первые сведения о результатах выборов, в штабе губернатора начали понимать, что пора открывать водку. Официальных указаний о том еще не поступало, но первые пьяные уже начали обживать общественные туалеты. В одной из комнат звенела переборами гитара, и бородатый активист разнузданно пел Галича. Кто же знал, что по жизни этот активист напоминал настоящую редиску — под тоненькой красной кожицей скрывалась сахарная белая мякоть.
Жухрай просмотрел подготовленную штабом сводку, бросил ее на стол и криво усмехнулся.
— Где Куретайло? — спросил он.
Увы! Куретайло был в больнице. Впрочем, неудобство от пребывания своей правой руки на больничной койке испытывал лишь губернатор. Сам Куретайло, просмотрев новости по местному каналу, выключил телевизор и достал из тумбочки бутылку коньяка. Итак, он не ошибся. Карта старого губернатора оказалась слишком мелкой, а все тузы были у Брюсова. Теперь следовало подумать о том, как строить взаимоотношения с новым губернатором. Несомненно, надо оказаться полезным ему, и не просто полезным, а жизненно необходимым. Выпив рюмку коньяка, Куретайло обнял подушку руками и начал выстраивать стратегию своих взаимоотношений с новым губернатором.
Жаль, что старый губернатор об этом не знал, в противном случае он не преминул бы сделать достоянием широкой общественности взаимоотношения своего заместителя с фирмой «Аврорус», более того, правоохранительные органы немедленно получили бы команду разобраться с гражданином Куретайло по всей строгости российских законов.
Около двух часов ночи Иван Николаевич Жухрай потребовал водки и устало констатировал, что новая номенклатура одержала сокрушительную победу над старой. Члены штаба старались не смотреть на своего кандидата.
Закусив ломтиком балыка холодную водку, Жухрай обвел взглядом мрачные лица соратников и загадочно объявил, что борьба еще не закончена, более того, с победой соперника она вошла в свою последнюю стадию. Соратники недоуменно переглянулись. Отрыв мэра от губернатора выглядел так внушительно, как выглядел бы результат забега, в котором участвовали, скажем, заяц и черепаха. Всем показалось, что губернатор сошел с ума. О каком продолжении борьбы могла идти речь, когда надо было бежать в кабинеты и жечь служебные документы, которым никак нельзя было попасть в руки врага?
Между тем теперь уже бывший губернатор Царицынской области Иван Николаевич Жухрай приказал разлить водку по стаканам, первым поднял свой и провозгласил тост, показавшийся вначале непонятным и нелогичным даже самым верным последователям проигравшего выборы чиновника. Губернатора не поняла даже первый секретарь Царицынского обкома партии Алевтина Опоркина, хорошо знавшая чаяния и желания простого россиянина. Подняв свой стакан, губернатор подмигнул сразу всем присутствующим.
— За поражение, — сказал он. — За сокрушительное поражение, которое еще обернется оглушительной победой!
Сделав такое загадочное заявление, Иван Николаевич Жухрай вышел в другую комнату, вызвал водителя и отдал ему соответствующие распоряжения.
Отправив водителя, губернатор воровато огляделся и достал сотовый телефон. Еще раз оглядевшись, он набрал номер и, когда собеседник взял трубку, негромко сказал.
— Положение критическое, и я нуждаюсь в вашей помощи. Машина за вами уже пошла.
Посидел немного, негромко и рассеянно насвистывая «Интернационал», потом вновь решительно взялся за телефон. Номер был занят, и Ивану Николаевичу пришлось повторить вызов несколько раз. Наконец на другом конце провода трубку подняли.
Иван Николаевич назвал себя, ласково подышал в трубку, выслушал сказанное ему в ответ и отключился.
Вернувшись в комнату, где уже шло мрачное и неулыбчивое веселье, он сел на пустой стул, налил себе водки и потянулся стаканом к Алевтине Опоркиной. Первый секретарь, страдальчески морщась, мужественно выпила свою водку и торопливо запила ее минеральной водой.
— Что я в Москву сообщу? — горестно вопросила Алевтина Васильевна, задумчиво вздернув реденькие брови. — Боюсь, не поймут нас там.
Жухрай лихо выпил, подмигнул мятущемуся секретарю и бодро пропел:
И вновь продолжается бой!
И сердцу тревожно в груди!
И Ленин — такой молодой,
И юный Октябрь впереди!
— Ах, Иван Николаевич, — вздохнула Опоркина. — Не солидно ты себя ведешь! Какой уж тут октябрь впереди, когда январь на носу! Мы с тобой не выборы, мы с тобой поединок за души трудящихся проиграли!
— Души? — Иван Николаевич Жухрай погрозил партийному руководителю пальцем, потом огляделся и приложил палец к губам: — Ти-хо! Об этом, дорогой мой секретарь, никому ни слова!
И в это время дверь распахнулась, в комнату вошел бородатый гитарист и, взяв несколько неуверенных аккордов, хрипловатым, под Высоцкого, голосом прогнусавил:
Слева бесы, справа бесы,
Нет, по новой мне налей!
Эти — с нар, а те — из кресел,
Не поймешь, какие злей.
И куда, в какие дали, На какой еще маршрут Нас с тобою эти врали По этапу поведут!
— Это что еще за диссидент? — грозно вскинулся Иван Николаевич Жухрай. — Гоните его к чертовой матери! — Не шуми, — по-партийному требовательно оборвала губернатора Опоркина. — Не видишь, переживает человек! Выпили.
Бородатый гитарист попытался спеть неувядаемую песню времен детства Ивана Николаевича Жухрая и комсомольской юности Алевтины Опоркиной, но народ его не поддержал. К выборам готовились основательно, и у большинства это была последняя возможность поесть бутербродов с черной икрой и финского сервелата под настоящую московскую водочку с завода «Кристалл». Никто не спорил с тем, что «Орленок» замечательная песня, но петь ее именно сейчас всем казалось неуместным, все равно что запеть на свадьбе любимую песню Владимира Ильича Ленина «Замучен тяжелой неволей». Хорошая песня, но явно несвоевременная.
Постепенно веселье набирало обороты. Одновременно оно становилось несколько страшноватым, неуловимо напоминая последнее пиршество немецких генералов перед решительным штурмом их рейхсканцелярии советскими войсками. Будь Кукрыниксы свидетелями этой пьянки, картина бы — ей-богу! — получилась у них не менее выразительной.
Жухрай выпил еще немного, вышел в коридор и закурил.
