Он просто чертов местный. Грабитель, который случайно на нее наткнулся. К слову о том, какой сволочью может быть удача! Для него, по крайней мере.

— Вы, сэр, — сказала она — дерьмовый вор.

— Мадам, я джентльмен.

— Вы, сэр, мертвый джентльмен. — Каркольф шагнула вперед, взвешивая свой клинок, полоска отточенной стали безжалостно блеснула в свете лампы в окне над ними. Может быть, она никогда не утруждала себя практикой, но с мечом управлялась более чем сносно. Чтобы ее одолеть, понадобится кто-то намного серьезнее, чем эта помойная пьянь. — Я порежу тебя, как…

Человек метнулся вперед с поразительной скоростью, раздался лязг стали, и прежде чем Каркольф только подумала двинуться, меч вырвался из ее пальцев, застучал по засаленным булыжникам и плюхнулся в канал.

— А, — сказала она. Это все меняло. Видимо, нападающий был не таким неотесанным, каким казался, по крайней мере, в части фехтования. Как же она могла забыть. В Сипани все не совсем то, чем кажется.

— Передайте деньги, — сказал он.

— С удовольствием. — Каркольф вытащила кошелек и бросила его к стене, надеясь проскользнуть, пока грабитель будет отвлечен. Увы, он поймал его в воздухе с впечатляющей сноровкой и взмахнул шпагой, чтобы не дать ей сбежать. Наконечник мягко ткнул в комок в ее куртке.

— А что у вас… там?

От плохого к намного, намного худшему.

— Ничего, совсем ничего. — Каркольф фальшиво хихикнула, в надежде отвлечь его внимание. Но этот корабль уже уплыл, и, к сожалению, ее не было на борту, как не было ее на борту той чертовой посудины, которая все еще ждала ее в пристани для путешествия в Тонд. Она отодвинула пальцем блестящий наконечник. — А сейчас у меня весьма неотложная встреча, так что… — раздался тихий свист, и шпага разрезала ее куртку.

Каркольф мигнула.

— Ох. — Жгучая боль ниже ребер. Шпага порезала и ее. — Ох! — Она опустилась на колени, глубоко оскорбленная. Она схватилась за бок, кровь сочилась между пальцами.

— Ой… о, нет. Извините. Я правда… не собирался вас резать. Просто хотел, ну, знаете…

— Ох. — Предмет, теперь перепачканный кровью Каркольф, выпал из разрезанного кармана и упал на булыжники. Тонкий сверток длиной примерно в фут, завернутый в запятнанную кожу.

— Мне нужен хирург, — выдохнула Каркольф своим лучшим голосом в духе «я беспомощная женщина». Великая Герцогиня всегда считала, что она переигрывает, но когда же еще выкладываться по полной, если не в таких случаях? В конце концов, похоже, хирург ей действительно был нужен, и был шанс, что грабитель наклонится, чтобы помочь ей. Тогда она сможет пырнуть ублюдка ножом в лицо. — Пожалуйста, прошу вас!

Он помедлил, выпучив глаза. Видимо все зашло дальше, чем он планировал. Но он приблизился, лишь чтобы дотянуться до свертка, и блестящий кончик шпаги все еще указывал на нее.

Придется попробовать другую, еще более отчаянную линию поведения. Она постаралась скрыть панику в голосе.

— Слушай, забери деньги. Пусть они принесут тебе радость. — На самом деле Каркольф не желала ему радости, она желала, чтобы он гнил в могиле. — Но нам обоим будет куда лучше, если ты оставишь этот сверток.

Его рука замерла.

— Почему? Что в нем?

— Я не знаю. У меня приказ не открывать его!

— Чей приказ?

Каркольф поморщилась.

— Этого я тоже не знаю, но…

Куртис взял сверток. Конечно, он взял. Он был идиотом, но не настолько. Схватил и побежал. Конечно, он побежал. Когда он не сбегал?

Он рванул по переулку, его сердце дико стучало. Прыгнул на разломанную бочку, зацепился ногой и растянулся, едва не наткнувшись на свою обнаженную шпагу, проехал лицом через кучу мусора, зачерпнув полный рот чего-то сладковатого. Шатаясь, поднялся, плюясь и чертыхаясь, испуганно оглянулся через плечо…

Никто за ним не гнался. Лишь туман, бесконечный туман, который трепетал и кружился, словно что-то живое.

Он убрал сверток, ставший немного липким, в потертую накидку и заковылял прочь, схватившись за ушибленную ягодицу и все еще пытаясь выплюнуть что-то гнилостно-сладкое изо рта. Не то что бы это было чем-то хуже его завтрака. Даже лучше. Как говорил его учитель фехтования, человека узнаешь по его завтраку.

Куртис натянул влажный капюшон, который пованивал луком и отчаяньем. Стащил кошелек со шпаги, сунул клинок в ножны и незаметно вышел из переулка, смешиваясь с толпой. Щелчок эфеса о пряжку принес сразу столько воспоминаний. О тренировках и турнирах, о светлом будущем и восторгах толпы. Фехтование, мой мальчик, это путь наверх! В Стирии публика понимающая, она любит своих фехтовальщиков, тебе повезет! Отличные времена, когда ему не приходилось одеваться в лохмотья, или быть благодарным мяснику за обрезки, или грабить людей ради жизни. Он скорчил гримасу. Грабить женщин. Можно ли назвать это жизнью? Он снова скрытно бросил взгляд через плечо. Убил ли он ее? Его кожа покрылась мурашками от ужаса. Просто царапина. Просто царапина, точно? Но он видел кровь. Пожалуйста, пусть это будет просто царапина! Он потер лицо, словно мог стереть воспоминания, но они засели крепко. Всё то, о чем он раньше не мог и помыслить, а потом уверял себя, что никогда не совершит, а потом что не совершит снова — раз за разом все это становилось его ежедневной рутиной.

Он еще раз проверил, не преследует ли его кто-нибудь, потом скользнул с улицы через гниющий двор, где поблекшие лица вчерашних героев смотрели на него с новостных листков. По воняющей мочой лестнице и мимо мертвого дерева. Он достал свой ключ и начал возиться с замком.

— Черт, сука, блядь… Ах! — Дверь неожиданно открылась, и он ввалился в комнату; чуть снова не упал, повернулся, захлопнул ее и немного постоял в вонючей темноте, тяжело дыша.

Кто теперь поверит, что однажды он фехтовал с королем? Он проиграл. Конечно, проиграл. Проиграл всё, разве не так? Пропустил два касания и был лично унижен, лежа в пыли, но все же, он скрестил шпаги с Его Августейшим Величеством. Эту самую шпагу, понял он, садясь к стене у двери. Зазубренную, потускневшую и даже немного погнутую на конце. Последние двадцать лет были почти также суровы к его шпаге, как и к нему самому. Но возможно сегодня он повернул удачу к себе лицом.

Он стащил накидку и бросил ее в угол. Достал сверток, чтобы развернуть и посмотреть, что ему досталось. В темноте он повозился с лампой и наконец зажег свет, содрогнувшись от вида своей жалкой комнаты. Потрескавшаяся глазурь, вздувшаяся штукатурка в мокрых пятнах, разорванный матрас, из которого вылезала солома, несколько предметов покореженной мебели…

На единственном стуле за столом сидел человек. Большой мужчина в большой куртке, с седой щетиной на голове. Он медленно вдохнул своим прямым носом и бросил пару игральных костей на покрытый пятнами стол.

— Шесть и два, — сказал он. — Восемь.

— Ты кто, черт возьми? — потрясенно пропищал Куртис.

— Меня послал Камнетес. — Он снова бросил кости. — Шесть и пять.

— И что, я проигрываю? — Куртис взглянул на свою шпагу, тщетно пытаясь казаться невозмутимым, и раздумывая, как быстро он сможет схватить ее, обнажить, ударить…

— Ты уже проиграл, — сказал здоровяк, аккуратно собирая кости. Наконец он поднял взгляд. Его глаза были безжизненными, как у мертвой рыбы. Как у рыб на прилавках на рынке. Мертвые и темные, они грустно поблескивали. — Хочешь узнать, что будет, если схватишь ту шпагу?

Куртис не был храбрецом. Никогда не был. Его храбрости хватало на то, чтобы застать кого-то врасплох. Оттого, что его самого застали врасплох, весь его боевой пыл испарился.

— Нет, — пробормотал он, и его плечи опустились.

— Брось мне сверток, — сказал здоровяк, и Куртис так и поступил. — И кошелек.

Все его сопротивляемость словно куда-то утекла. У Куртиса не было сил попробовать хитрость. У него едва хватало сил стоять. Он бросил украденный кошелек на стол, здоровяк открыл его и посмотрел внутрь.

Куртис беспомощно взмахнул руками.