«Или примут в пластиковый мешок», – подумал Степан без особого энтузиазма. Все-таки в нем неистребимо было желание погибнуть красиво и с толком, тем паче что при его-то возможностях и гибель должна была быть ого-го какой! Если же «зверь» откажется от него в трансверсии, то его ожидала страшная, не видимая миру смерть где-то за изнанкой пространства, затем – ящик из-под телика вместо гроба и штамп: еще один неудачник. Единственное утешение – тогда ему уже будет все равно. И это «тогда» не грозило затянуть с наступлением.
Экселенц поднял в его направлении руку – на сей раз жест выглядел прощальным: и он сомневался в том, что Степан прибудет на место человеком с руками, ногами и головой, а не в форме монитора. Видно, проблема и впрямь была серьезна, раз он решился рискнуть ради нее своим суперагентом – впрочем, для решения подобных проблем тот и предназначался.
Степан вдруг подумал о том, что ему самому не мешало бы надеть трансверсор – мало ли куда его может выплюнуть, не прожевав (то есть не заквадратив), испортившееся подпространство? Но с этой идеей он запоздал: Экселенца перед ним уже не было – Ладынина захватило и унесло ласковой метелью.
Теперь-то Степан был в курсе, что ни этой метели, ни ослепительно белого света на самом деле не существует – это лишь продукт его сознания, а точнее – подсознания, раз речь шла о его взаимодействии с подпространством. Насколько он понял, контакт на сей раз должен был рождать в нем какие-то отрицательные ассоциации. Однако пока все шло нормально: в транс версии стояла обычная погода, интерпретируемая его подсознанием как «ясный снег». Но вот наконец этот снег стал редеть, что было первым признаком выхода из «прыжка». Степан уж было подумал, что его пропустило, так и не тронув, либо пронесло каким-то образом мимо аномалии. Когда буквально «на выходе» они и начались – те самые долгожданные «отрицательные ассоциации»
Внезапно его сжало со всех сторон, смяло, скомкало, словно вбивая в тесную тьму, выталкивая из перехода в запертый ящик – пострашнее гроба, потому что гроб по сравнению с «этим» можно было назвать достаточно просторным помещением. Хороминой! Багровой зарницей полыхнула мысль: «Это конец…»
Как вдруг тьма с оглушительным треском лопнула, впустив ломаный поток света, потом распалась надвое, и Степан из нее как бы вырос – это и был момент завершения трансверсии, окончательный выход, чем-то напоминавший на этот раз вылупление из яйца.
Он сидел меж обломками металлического ящика – в целом состоянии тот был, наверное, чуть больше стандартной посылки, с толщиной стенок на разломе сантиметров в пять. При взгляде на эти «скорлупки» у Степана тут же возникли кое-какие соображения насчет «заквадрачивания», которого ему, похоже, удалось-таки избежать!
Сам ящик был частью какого-то агрегата, стоявшего, между прочим, посреди очень милого садика. Кстати говоря, хозяин этого садика тоже имелся в наличии – невеликого роста человечек с седенькой бородкой приближался в это время к Степану, зажав в руках сельскохозяйственное орудие, очень похожее на грабли. Нет, он определенно не походил на одного из ученых мужей, собиравшихся встречать Степана с распростертыми объятиями на Сткоче. Не успел Степан сказать: «Здравствуйте!», как человечек бросился на него с непонятным выкриком и замахнулся было граблями, но на самом взмахе упал, обо что-то споткнувшись. Тут же вскочил, наступил на свои грабли, получил ими в лоб и проколол, кажется, себе ногу, потому что заголосил – вновь непонятно, но жалобно.
Степан тем временем выбрался из агрегата, подхватил трепыхающегося, кричащего что-то человечка и понес его к запримеченной им неподалеку площадке, где вокруг плоского камня, напоминавшего столик, стояли причудливые кресла. Дело в том, что среди этого словоизвержения Степан уже начал понимать некоторые слова: его переводящая система, анализируя непонятную речь, что-то в ней вычленяла, сопоставляла и могла уже дать наиболее вероятный перевод. Поэтому он усадил человечка в кресло, сам сел напротив и сказал ему:
– Говорите! Говорите много! Не быстро! Тот, наверное, понял, потому что принялся кричать и поначалу чуть ли не плеваться. Степан улавливал многочисленные «как», «мое», «твою», «да я», «откуда», потом пошли глаголы – «влез», «сломал», «убить» и существительные – «кретин», «варвар». Человечек то и дело вскакивал, махал руками, указывал на агрегат и порывался бежать за граблями. Степан его усаживал, переспрашивал и тоже показывал руками, вспоминая давнишние слова Экселенца: «Вы будете поняты, где бы ни оказались». Вопрос – где же он оказался? – Степан надеялся разрешить по мере достижения взаимопонимания с эмоциональным бородачом, как, впрочем, и многие другие вопросы.
Через некоторое время между ними уже завязался примитивный диалог: борода обвинял Степана в поломке своего агрегата, Степан, напротив, обвинил агрегат в том, что это он его чуть не убил. Тут хозяин впервые немного успокоился, насторожился и потребовал объяснений. Для чего они согласно прошли к агрегату. Слов уже было достаточно, чтобы втолковать бороде, что он, Степан то есть, «влез» внутрь вот этой коробки, но тут она сломалась (к счастью). И что он уже шестой, кто в нее влез, а предыдущих пятерых она убила (показывал на пальцах). Борода воспринял рассказ скептически, а затем пополнил их общий словарь парой нелицеприятных словосочетаний, отчего Степан наконец тоже вышел из себя и не остался по этой части в долгу. Взаимопонимание вот-вот грозило свалиться в непечатную область, как вдруг произошло событие, явившееся неожиданным подтверждением Степанову рассказу.
На обломках ящика, рядом с которым разгорался сыр-бор, возникло некое человеческое существо, а конкретно – дама. Если еще конкретней, то это была Бякса собственной персоной.
Степан вспомнил ее упрямое: «Ну, это мы еще посмотрим!» – сказанное ею у псифов. Как же он был недальновиден, полагая, что Бяксу – БЯКСУ!!! можно отправить в отставку, утешив ее какими-то «подъемными»! Он представил себе, как она .врывается к Экселенцу, возможно, даже угрожает ему оружием, и тот с радостью выполняет ее требование – запуливает ее по прбклятому индексу, в полной уверенности, что она прилетит вслед за Степаном на Сткоч уже в компактном состоянии. Но что ни говори, а появление ее и теперь оказалось как нельзя более кстати.
Степан при виде ее радостно хмыкнул, а борода заметно спал с лица и произнес тут же безошибочно угаданное переводчиком: «Боже мой!..»
– Ну, что у вас тут? – спросила Бякса как ни в чем не бывало, выбираясь из агрегата. Поди ж ты, и ни слова упрека, хотя, постойте-ка – в чем ей было, собственно, его упрекать? Ну, разве что в том, что он так и не удосужился переубедить Экселенца насчет ее мотивов или хоть объяснить причину ее наготы. Теперь-то она была одета – в темный облегающий костюм – видимо, в тот, что ей по требованию выдали у Экселенца.
– Да вот, ищем пути к контакту, – кивнул Степан на бородача. – А вы чертовски удачливая («стерва», – добавил он про себя). Разве Экселенц не сообщил вам суть моего задания? Я так и думал. Если коротко – все, кто попадал сюда до меня, оказывались в этом вот ящике, – он указал на «скорлупки».
Она посмотрела на обломки недоверчиво, силясь сообразить, как это возможно. В чем в чем, а в смекалке Туазе нельзя было отказать, и вскоре она уже глядела на бородача с выражением, весьма далеким от приветливости. Тот стоял с несчастным видом и под ее взглядом начал что-то сбивчиво объяснять – увы, но для мирного диалога слов не хватало катастрофически. Бородач в отчаянии ринулся куда-то, они пошли следом за ним.
То, что они вскоре увидели, сильно впечатлило Степана, Туазу же поразило просто несказанно: сей уютный садик, оказывается, лежал не на земле, он венчал собою грандиозную глыбу, парившую в пронизанном светом пространстве. И эта глыба являлась не чем иным, как домом бородача. Сначала они шли по периметру вдоль обрыва, заглядывая в мерцающую бездну, не имевшую ни берегов, ни дна. Потом свернули и по неширокой лесенке спустились в «дом».
