Туаза отчаянно, хоть и по неясным причинам, боролась за его свободу, однако Степан понимал, что долго так продолжаться не может: вопрос был в том, кто первый выдохнется, промедлит или совершит ошибку – Туаза или преследователи?
Неизбежное произошло, когда они оказались на каменной лестнице, широким полукружьем спускавшейся к морю от беломраморного города, вздымавшегося далеко наверху. Здесь невыносимо, расслабляюще парило, а кругом на ступенях сидели и полулежали люди, в большинстве своем обнаженные, наблюдая за каким-то ритуальным действом, идущим внизу на неширокой набережной. Все кругом дышало предгрозовой истомой, словно в преддверии шторма или иной страшной катастрофы, да только Степану недосуг было отвлекаться на ощущения, даруемые этим очередным, как он думал, «проходным» миром: не успел он оглядеться, как слева вновь возник паук, справа – кошка. Одновременно с их появлением в отдалении что-то мощно зарокотало, и – словно эпизод из ужастика прокручивали перед ними в двадцатый, наверное, раз: оба создания, такие принципиально разные, но неизменно вселяющие в человеческое сознание первобытный ужас, бросились вперед.
И – то ли Туаза замешкалась с набором новых координат, то ли просто устала, а может, виной всему были дрогнувшие вдруг под ногами ступени, но впервые паук оказался на какую-то долю секунды проворнее: членистая лапа, взметнувшись, подцепила трансверсор и сдернула его с несоразмерно-тонкого запястья – у Туазы так и не было времени подогнать браслет, снятый с псифа, под свою руку.
С потерей прибора дорога в иные миры беглецов оборвалась. И все же Степан, уклонившись каким-то чудом от кошачьей лапы, метнувшейся его сграбастать, ринулся вниз по лестнице, не забыв при этом схватить за локоть и сдернуть за собой Туазу. Словно пара безумцев, они поскакали вниз – туда, где двигались цепочкой под монотонный ритм, что-то вроде «зу-зу-зу», нагие девушки, увешанные гирляндами цветов.
– Дорогу!!! – ревел Степан, отпихивая сидящих, наступая на чьи-то распростертые тела и ноги, не успевшие вовремя убраться. К тому ж еще и сама по себе лестница то и дело содрогалась от подземных толчков. Странно только, что народ при этом пребывал на своих местах в тех же расслабленных позах, а не разбегался в панике. Впрочем, ему ли, летящему сейчас вниз наподобие пушечного ядра, было ломать голову над загадкой их странного поведения? Сзади надвигались преследователи, но оглядываться сейчас было никак нельзя, иначе он рисковал споткнуться и проделать дальнейший путь к подножию лестницы кувырком. Вообще-то и без того догадываясь, что им «наступают на пятки», Степан решился предпринять обманный маневр: он резко затормозил, использовав для этой цели чью-то розовую тушу, очень кстати воздвигшуюся на пути, – туша отправилась дальше в головокружительный полет, считая выпуклостями ступеньки, зато Степан, передавший ей изрядную часть кинетической энергии, получил возможность прянуть в сторону, обхватив Туазу, тем самым увлекая ее за собою.
На ногах все же удержаться не удалось – они упали, подмяв под себя еще пару-тройку разнеженных зрителей, но это было не столь важно по сравнению с тем, что происходило на покинутой ими «трассе»: членистоногий в погоне вниз по лестнице опередил представителя кошачьих, а когда добыча сделала финт, то и он, сориентировавшись, сумел быстро остановиться. И в этот миг на него налетела кошка – не специально, а на излете сумасшедшего прыжка с безумно распахнутыми глазами она грянулась прямо на паучью спину, ударив в нее передними, а затем и задними лапами. Потерявший равновесие паук был брошен вперед, но сумел извернуться, вцепился в кошку, и дальше они покатились вместе – бесформенным, визжащим и царапающимся клубком. Местные загорающие наконец-то немного прочухались и шарахнулись с их пути, очистив дерущимся прямую, хотя и колдобистую, дорогу к морю. Впереди уже не было никаких препятствий или заграждений, и слившийся разномастный ком, перекатившись через узкую набережную, угодил прямиком в воду. Там они наконец разделились.
В этот момент Туаза подхватилась было вновь удирать, на сей раз вверх по лестнице. Этак здесь можно было все ноги оббить, бегая вверх-вниз, и главное, что результат-то все равно был предопределен: не уйти им было пешком от этих двух тварей. Своим броском Степан лишь оттянул время, надеясь, быть может, на чудо; смерти они ему не желали, вот в чем беда, мечтали только захватить, потому и на «зверя» в данной ситуации рассчитывать не приходилось. Туаза тянула и дергала, но то, что происходило внизу, по-прежнему занимало внимание Степана.
– Постой, – отмахнулся он. – Ты погляди-ка…
Кошка била лапами, пытаясь уцепиться за скользкие каменные плиты, рядом суматошно трепыхался паук, совершая бестолковые круговые движения в мелких волнах. Наконец, столкнувшись со своей врагиней, он попробовал влезть к ней на спину. Возможно, что таким путем ему и удалось бы заползти на набережную, если бы вдруг из воды поблизости от них не выплеснулось здоровенное рыло. Нет, и в самом деле, кроме как «рыло», об этом трудно было что-либо сказать – серая осклизлая масса, напоминающая брюхо гигантской улитки с прорезанной посредине длинной щелью. Дальнейшее уложилось буквально в несколько секунд: щель распахнулась, открыв чудовищное жерло, куда ринулась тонна воды заодно с тем, что двигалось на ее поверхности. Паук и кошка были унесены потоком в голодную утробу, словно две клецки, не властные сопротивляться влекущей их могучей стихии, и края пасти сомкнулись над ними.
Захлопнувшееся рыло как-то недовольно пошевелило «губами» – то ли ему этого было мало, то ли показалось невкусно. Но больше пока ничего не падало, и оно нехотя убралось под волны – наверное, дожидаться десерта.
А на берегу уже вновь звучал монотонный напев, и стройные танцовщицы изгибались в ритуальной пляске. Повскакавшие было зрители сели и опять как ни в чем не бывало томно развалились в некоей прострации.
– М-да… – глубокомысленно высказался Степан, почесав бровь.
– Хорошо, – нервно сказала Туаза. – От погони мы избавились. Что собираешься делать дальше?
– А где это мы, собственно? – спросил Степан, оглядываясь: глаз радовало обилие среди меланхоличных туловищ обнаженных женских тел, парочку из которых они, кстати говоря, недавно довольно бесцеремонно примяли. Однако эти не иначе как гуттаперчевые дамы уже откинулись на окружавшие их подушки, словно забыв о происшествии. А между тем ступени, служившие им лежбищем, продолжали периодически вздрагивать, и отдаленный рокот все не смолкал, наоборот, заметно усилился.
– Понятия не имею! – ответила Туаза ледяным тоном. – Вы думаете, что у меня было время выбирать? – неожиданно она вновь перешла на «вы». – Если вы не забыли, я вынуждена была торопиться!
– Да, это было неплохо, – признал Степан, в надежде хоть немного ее смягчить. Да и в само деле – за эту сумасшедшую гонку через миры, выведшую из строя троих преследователей, она, безусловно, была достойна похвалы.
– Неплохо – еще не значит хорошо. Это значит никак, – сказала она, демонстративно отвернувшись. Поморщилась и расстегнула ворот своего комбинезона.
Действительно, жарко было, как в бане, и – ни ветерка.
– Все прекрасно, от погони мы избавились, теперь бы только узнать, куда попали, – заметил Степан, чувствуя с досадой, что разговор уходит в сферу препирательств. Внезапно накатила усталость, и даже вопрос о точном названии этого места показался не столь уж важным: кругом в конце концов собратья-гуманоиды, в случае чего у них всегда можно спросить, в крайнем случае и попросить о помощи. А пока отдохнуть бы. – В сущности, мне и здесь нравится, – сказал он Туазе. – Наверное, у вас легкая рука.
– Допускаю, что вам тут нравится, среди голых баб, – проворчала она, окончательно становясь Бяксой. – Может, и подкатиться попробуете. По-моему, эти плюксы будут не против.
Тут Степан, мигом рассвирепев, сделал неожиданную для себя вещь: схватив Бяксу за плечи, прижал ее к ступени, забыв о том, что она как-никак в недавнем прошлом пиратка и, верно, владеет разными хитрыми приемчиками. Она напряглась пружинисто, готовая к отпору, вот только в глазах, оказавшихся перед ним так близко, плескалась растерянность. Лицо Туазы было влажным, испуганным и таким… Красивым. Совсем не Бяксиным. Просто манящим женским лицом.
