Он не стал копать глубже – все равно кровь с травы не смыть, и для мутов она еще долго будет «благоухать» на всю окрестность. Оттащив убитых тварей в сторону, Максим кое-как собрал останки мелких, сложил в яму, наскоро закидал землей и утрамбовал. Все, он сделал то, что от него требовали. Нарвав листьев, юноша, как мог, оттер руки и лицо от крови и неприятного запаха. Закончив и с этим, он уставился на два голых тела.

– И что дальше? – Максим не сдержал тяжелого вздоха. – В Старой крепости засолили бы на близкую зиму и взрослым скормили. А теперь у нас и соли-то нет почти! Значит, взрослые съедят сразу. Ну, Андрей с Косым и остальными потребуют свою долю, конечно, а мы еще не вполне взрослые. Не знаю, что будет делать Голова… Наверное, прогнется и даст им. Может, и мне кусок перепадет, все же я добытчик. А вот Вальке – ничего! Потому что он хромой и не умеет за себя постоять. Вот какая у нас теперь община! А почему так? Потому что Голова плохо управляет, а среди старших нет никого, кто ему бы помог. Вообще, все какие-то… покорные стали! Вот отец таким не был, и дядя Толя тоже! А теперь по вечерам никто и сказок-то мелким не рассказывает, все устали и хотят только жрать и спать. Ну и бабы, понятное дело, хотят забеременеть, чтобы не обратиться. Будто других проблем у общины нет! Так и погибнем все, не этой зимой, так следующей! И зима близко… – Он двумя руками поскреб давно не мытую голову. – Мелкие будут помирать наверняка. Зимой не похоронишь. Будем, как раньше, в снег закапывать. Но там трупы гнить не будут, и, значит, голодный Андрей будет знать, что мясо рядом лежит. Да о чем Голова думает вообще? Выходит, и сейчас меня на рисковое дело одного послал без всякой пользы. Это ж только вопрос времени, когда Андрей и его приятели взрослым подчиняться откажутся!

Он осознал, что говорит сам с собой уже довольно долго и сконфузился, инстинктивно оглянувшись. Нет, его никто не слышал, и все равно стало стыдно. Его уже ловили на такой манере рассуждать и не раз высмеивали. Окончательно рассердившись, Максим, сам еще не зная зачем, оттащил тела мутов поглубже в кусты. Над грузным «блондином» пришлось изрядно потрудиться, он снова вспотел.

– Где ж ты так отожрался-то? Неужели на севере еды много?

Некстати вспомнилось, как дядя Толя вспоминал их разговор с отцом. Отца тоже звали Максимом, он не вернулся с вылазки к соседям, когда сыну было то ли шесть, то ли семь лет. Лицо отца Максим помнил хорошо, и голос тоже, но о чем они говорили – нет. Помнил только, что они иногда играли, когда отец был свободен. С мамой они играли куда чаще, но она обернулась, когда Максиму было около трех. В памяти остались голос и запах, и еще игры, хотя во что именно играли – он не помнил. Тогда своих обернувшихся еще не ели, и от этого почему-то было легче. Вроде бы вырос с этим, привык, что любой может обернуться, и тогда человека больше нет, а все равно приятно, что маму не съели. Просто убили мута, которым она стала, и сожгли. Так рассказывал дядя Толя. Но сейчас Максим вспомнил о другом.

– Мы с твоим отцом иногда мечтали свалить куда-нибудь, ко всем чертям! – рассказывал дядя, валяясь на траве и посасывая соломинку. – Ну так, просто мечтали. Потому что, конечно, тоскливо так жить. Что там в большом мире происходит – неизвестно. Но у твоего папы была твоя мама, потом ты родился… У меня тоже была девушка. Но она обратилась, почти сразу. Вот я и… Ну, это не важно. А думали мы иногда, что можно было бы на самый север податься.

– Ты что?! – мелкий еще Максим пихнул дядю в бок. – Там же, говорят, вообще лета нет! Вот Маша говорила!

– Есть лето, но короткое очень. – Дядя Толя задумался, будто даже всерьез. – Там… Трудно там мутам. Лето короткое, а зимой им конец: еды нет. Правда, там океан, но он, кажись, замерзает у берегов. В общем, мутов там мало должно быть. А мелкие группы и уничтожить можно. Жаль, конечно, что давно патронов нет, но если община наша размножится, то справились бы. Я так думаю, предполагаю…

– А нам что есть?

– Рыбу бы ловили. А еще твой папаша верил, что муты не могли всех оленей перебить. Там живут северные олени! Огромные стада! Ну, теперь-то, может, уже и не огромные… В общем, они быстро бегают. И подкрасться незаметно к ним вроде как нельзя, местность открытая. Ну вот, ловили бы рыбу, охотились на оленей с арбалетами и пращами. Соли там – сколько хочешь! Океан соленый. Дров только нет почти вроде бы. Но папаша твой говорил, что можно понаделать санок и зимой ходить южнее, к лесам, за дровами. Мутов нет, в чем проблема? Можно даже по замерзшим рекам, так легче.

– Боязно по рекам! – засмеялся тогда Максим. – Скажешь тоже! Подо льдом-то муты! Они спят, но слушают, и чуть что – лед ломают и хватают всех!

– Не могут они везде быть, – убежденно сказал дядя Толя. – Да, разок мы вот так зимой напоролись… Жаль, с тех пор подледный лов решили отменить. А рыба кое-какая еще есть в речках, не всю муты перевели. Но, конечно, ерунда это все, на север уходить.

– Почему?

– Потому что бессмысленно. Еще дальше от людей, там разве что северные народы живут. Если выжили, конечно, без электричества, без солярки, без патронов. Ну, кто-то выжил. Только они там одичают. И мы одичаем совсем, если уйдем туда и выживем.

– А здесь не одичаем?

– Тут? Ну, тут не так быстро. Вот, с Левыми соседями вроде подружились, свадьбы играем, книгами обмениваемся. Надо помнить о прежнем мире, Максимка. И верить, что однажды он вернется. А иначе и смысла-то нет выживать день за днем… – Дядя Толя покашлял в кулак. – Ты меня не слушай. Надо жить, и все будет хорошо. Понял?

Тогда Максим ничего не понял, а вот теперь многое понимал. Община дичала, и процесс этот, похоже, зашел очень далеко. Эта мысль его не то чтобы успокоила, но подсказала дальнейшие действия. Уложив тела мутов в кустах и на прощание пнув того, что отъелся, надо полагать, на северных оленях, Максим пригладил волосы и спокойно зашагал к Цитадели. Он решил не рассказывать о своем сражении с мутами. Какой смысл хвастаться? Вот Голове он расскажет, с глазу на глаз, и тем намекнет, что он тоже воин, ничем не хуже Андрея, хоть и не такой здоровенный. И если Андрею позволительно есть трупы своих – а как еще это назвать, если он не наказан, хотя переступил через одно из самых главных табу? – то уж собственноручно убитые муты прежде всего добыча Максима. Он имеет право на главную долю, и сам решит, с кем ему делиться. У него есть друг, Валька, и Коля Безрукий тоже часто ему помогал. Потом, по старшинству, полагается угостить Голову. Что ж, пусть подавится! Но кормить Андрея и его приятелей-трупоедов он не собирался.

Оксана сидела на стене, привалившись к башенке караульного, и откровенно дремала на солнышке. Сплюнув, Максим забрался к ней и хорошенько пнул по ноге. Она ахнула спросонок и тут же схватилась за огромный живот.

– Ты что это?! – ощерилась Оксана, разглядев, кто перед ней. – Уважение забыл, мелочь гадкая?

– Из-за тебя, дрянь, десяток мутов может всех, кто в Цитадели, сожрать! – Максима просто трясло от злости. – Я вот Голове расскажу, как ты тут караулишь! Пусть тебя на работу гонит, тварь мордатую!

– Ишь как заговорил, подлец! – тяжело опираясь на башенку, беременная поднялась. – Мне рожать с часу на час, понял? И не твоего ума дело, что Голова решает! А ну пошел вон, пока Каменного не крикнула!

Оксана, кажется, была беременна от Каменного. Мужик он был злой, глупый и не то чтобы очень здоровый, но крепкий и ловкий, драчливый. Связываться с ним Максиму совсем не хотелось, он же совсем молодой еще, а Каменному под тридцать уже.

– Он в лесу, дура, на делянках! – сказал он Оксане, погрозил кулаком и спустился со стены. – Надо таких караульных, как она, выпороть до мяса перед всей общиной, и не смотреть, что беременная!

– Максик, дай покушать, дай покушать! – во дворе на него налетела стая мелких.

Конечно, многих постарше он знал по именам, с кем-то даже играл когда-то. Но с тех пор, как подрос и стал ходить со старшими на работы и в караул, будто стена отделила мелких от Максима. Вечно голодные, приставучие, грязные и нужные только для того, чтобы в будущем община имела много рабочих рук и воинов.