Но Сталин уже говорил о чем-то другом. Да и работа уже давно шла в другом направлении. От предложений Куйбышева в конечном итоге осталась только самая малая часть, два самых нужных инфраструктурных объекта: Днепровская гидростанция и Туркестано-Сибирская железная дорога. Здесь Куйбышев потерпел неудачу.

Но зато ему удалось перекроить план строительства новых заводов, разработанный и проводимый в жизнь Главметаллом ВСНХ. В этом деле Куйбышев нашел поддержку Межлаука. Оба они, отталкиваясь от своего опыта хозяйственной деятельности начала 1920-х годов, решили пойти по пути концентрации производства. Тогда эта политика дала свои плоды и позволила советской государственной промышленности выдержать тяжелейшие кризисы. Вот и теперь Куйбышев и Межлаук пришли к тому, чтобы снова пойти по пути концентрации производства на отдельных крупных заводах и комбинатах, но уже на новом уровне и в условиях строительства новых фабрик.

Тогда, в конце 1926 года, Куйбышев и Межлаук пересмотрели программу строительства новых заводов, разработанную еще при Дзержинском, и сократили ее вдвое: с четырнадцати объектов до семи. И заодно придали ей гораздо более индустриальный характер, вычеркнув многочисленные заводы сельскохозяйственного инвентаря. В новом виде, утвержденном Главметаллом в декабре 1926 года, программа первоочередного строительства в металлопромышленности выглядела уже так:

1. Магнитогорский металлургический завод;

2. Тельбесский (Кузнецкий) металлургический завод;

3. Криворожский металлургический завод;

4. Уральский завод тяжелого машиностроения;

5. Нижнетагильский вагоностроительный завод;

6. Сталинградский тракторный завод;

7. Ростовский завод сельскохозяйственного машиностроения[110].

К строительству этих объектов частично уже приступили летом 1926 года, а остальные решено было начать летом 1927 года.

Они не остановились на этих технических вопросах. Куйбышев, провозгласив в Президиуме ВСНХ отказ от «минимализма» плана ОСВОК, распустил Особое совещание и образовал новую внутриведомственную плановую комиссию с собою во главе и поставив своим заместителем Межлаука. Они взялись за разработку документа под названием «Контрольные цифры пятилетнего плана развития промышленности СССР на 1927/28 – 1931/32 годы». Куйбышев составил тогда набросок тезисов «Общие установки пятилетнего плана строительства социализма». Согласно этим установкам, которые легли потом в основу окончательного варианта плана, пятилетний план должен отвечать шести условиям:

«1) Темп, опережающий капиталистические страны;

2) Повышение удельного веса социалистического сектора;

3) Обеспечение ведущей и преобразующей роли промышленности в народном озяйстве в целом, в сельском хозяйстве особенно;

4) Равновесие;

5) Улучшение материального и культурного уровня жизни рабочих и крестьянских масс;

6) Оборона страны»[111].

С этими тезисами Куйбышев начал борьбу за перспективный план развития тяжелой промышленности СССР.

Все эти события на хозяйственном фронте происходили на фоне продолжения политической борьбы внутри партии. Вне всякого сомнения в том, что обстоятельства политической борьбы оказывали свое влияние на формирование хозяйственного курса партии.

В то время, в 1926–1927 году, оппозиционеры: Троцкий, Зиновьев, Каменев и другие уже не могли повернуть хозяйственный курс партии в другую сторону. Для этого у них уже не было авторитета и влияния. Партия прочно находилась в руках Сталина. На XIV съезде партии он провел даже переименование партии. Теперь она называлась Всесоюзной Коммунистической партией (большевиков) – ВКП(б).

Но вот что могли и что фактически сделали оппозиционеры, так это помогли окончательному оформлению курса партии, так сказать, «от противного». Они помогли избавлению от некоторых старых подходов и взглядов, которые были в широком ходу в начале и в середине 1920-х годов.

Для того чтобы еще дальше отодвинуть Троцкого и Зиновьева от руководства, с дальнейшей перспективой исключения из партии совсем, Сталину нужно было показать их взгляды в качестве предательства и извращения ленинизма. Мол, примазались к ленинизму и под шумок, потихоньку извращали его. Эта задача была понятна. Однако сделать это было гораздо сложнее, чем поставить такую задачу. Дело в том, что Троцкий, Зиновьев и Каменев придерживались взглядов, которые, с одной стороны, были очень схожими с теми, которых придерживался сам Ленин, а с другой стороны, не так давно именно эти взгляды были официальной позицией партии. Прошло ведь всего два года с тех пор, как Зиновьев и Каменев сами были руководителями партии и членами «тройки», предрешавшей все вопросы.

Различия во взглядах Ленина и того же Зиновьева или там Троцкого, конечно, были. Их и не могло не быть. Но было ясно, что делать акцент на эти расхождения – дело провальное. Нужно будет, в таком случае, доискиваться тончайших оттенков смысла в их фразах и пытаться доказать, опираясь на эти оттенки смысла, что они отошли от ленинизма. Сталин хорошо помнил такого рода борьбу, которую он наблюдал на съездах и в кулуарах, где нешуточные столкновения шли из-за фраз и тонкостей смысла.

Она, может быть, и годилась для интеллигентской партии, где абсолютное большинство членов имеет образование и может разобраться в теоретических тонкостях. Но этот вид борьбы совсем не годился для новых условий, когда партия стала массовой и в массе своей малообразованной. По крайней мере подавляющее большинство членов партии совершенно не разбиралось в теоретических вопросах и шло за руководством партии. Если поставить на тонкости теории и смысла высказываний, то партийные массы не поймут. Это с одной стороны. С другой стороны, Троцкий и Зиновьев, как более оборотистые и умелые пропагандисты, сумеют положение повернуть в свою пользу.

Нужно было все предательство Троцкого и Зиновьева объяснить партийной массе на наиболее простых и ясных примерах, в которых они и ленинизм будут противопоставлены друг другу и будут находиться в антагонистическом противоречии. Этого невозможно было добиться, если в сам ленинизм не внести некоторых поправок.

Некоторого упрощения ленинизма требовали не только нужды внутрипартийной борьбы, но и нужды очень широкой агитации в массах рабочих, в подавляющем большинстве своем бывших в те времена малограмотными. Начавшееся строительство требовало разъяснения его целей и задач всем его участникам, причем разъяснения, связанного с политикой партии, с лозунгами партии. Для того чтобы разъяснить смысл партийного лозунга в духе ленинизма, конечно, малограмотному рабочему или крестьянину нужно было несколько упростить сам ленинизм, приблизить его к уровню понимания рабочей массы.

Впоследствии это стало обвинением Сталина: «Вульгаризация, упрощенчество, схематизм, прямолинейность, безапелляционность придали взглядам Сталина примитивно-ортодоксальный характер»; «Сталин был большим мастером упрощения теории марксизма-ленинизма, часто до примитивизма»[112]. Как только не склоняли его якобы примитивные взгляды, забывая при этом о тех пропагандистских задачах, которые встали перед партией, взявшей на себя руководство хозяйственным строительством.

Сталин не мог упростить теоретическое и литературное наследство Ленина, Маркса и Энгельса просто потому, что никогда этого не делал. При жизни Сталина много раз выходили сборники и собрания сочинений классиков. Вышло три собрания сочинения Ленина и потом, уже после войны, четвертое собрание, на сей раз полное. Выходило большое количество самых разнообразных собраний и сборников работ других классиков марксизма специально в дешевых, массовых изданиях, которые тщательно изучались на занятиях политучебы. После войны вышло полное собрание сочинений Маркса и Энгельса. В 1930-х годах в библиотеках еще были на свободном доступе дореволюционные издания классиков и Ленина. Все, кто только желал, могли познакомиться с работами классиков в оригинале и практически без купюр. Однако только немногие изъявляли такое желание, и потому изучать классиков партийные массы приходилось заставлять.