Рейнольт вела его через комнаты с коврами на стенах и мягкой мебелью. Потом через коридоры, постепенно сужавшиеся до туннелей едва ли метровой ширины. Капиллярная архитектура, так это называлось в исторических фильмах… словно моментальный снимок из средоточия урбанизированной тирании. Наконец они очутились перед обычной дверью. Как и остальные до нее, дверь была помечена числовым индексом и наименованием специальности. На этой значилось:

Рейнольт наконец заткнулась, но ненадолго.

– И последнее. Вахтмастер Нау полагает, что вас может шокировать увиденное. Я знаю, инопланетники часто реагируют на фокус неадекватно. – Она скосила глаза с таким видом, словно сомневалась во вменяемости Эзра Виня. – Итак, вахтмастер просил меня особо подчеркнуть, что фокус обычно обратим, по крайней мере в очень высокой степени. – Она пожала плечами, словно выдав заученную речь.

– Откройте дверь, – каркнул Эзр.

Комнатенка была крохотная, слабо освещенная сиянием дюжины активных окон. От этого света вокруг головы человека внутри возникало гало. Короткая стрижка, тонкая фигура, простая одежда.

– Триксия? – тихо сказал он. Перелетел через комнату коснуться ее плеча. Девушка даже не обернулась. Винь подавил ужас и, облетев вокруг, заглянул ей в лицо. – Триксия?

На миг она, казалось, встретилась с ним взглядом. Затем, сбросив его ладонь, попыталась заглянуть ему через плечо в окна.

– Ты мне загораживаешь. Я же не вижу ничего! – произнесла Триксия нервным, почти паническим тоном.

Эзр покрутил головой, пытаясь сообразить, что там такого важного в этих окнах. Стены вокруг Триксии были покрыты структурными диаграммами порождающей грамматики. Одна секция полностью отведена под словарные варианты. Незейские слова в соотношении n:1 с непроизносимой абракадаброй. Типичная среда языкового анализа, хотя столько активных окон ни один разумный человек не открывает. Взгляд Триксии метался от окна к окну, пальцы барабанили по клавиатуре, вводя команды и выбирая опции из меню. Время от времени она бормотала себе под нос какую-то команду. Лицо ее выражало предельную сосредоточенность. Не сказать, что совсем незнакомка, да это Эзра и не пугало никогда; он уже такое видел, когда девушка полностью уходила в какую-то языковую проблему.

Стоило Эзру убраться с линии ее взгляда, как она о нем тут же забыла. Она казалась… такой сфокусированной… как никогда прежде.

И Эзр Винь начал понимать.

Он наблюдал за ней еще несколько секунд, смотрел, как разбухают диаграммы в окнах, возникают новые варианты, меняются структуры. Наконец спросил тихо, почти без интереса:

– И как у тебя дела, Триксия?

– Хорошо. – Она ответила незамедлительно, почти таким же тоном, каким отвечала прежняя Триксия, будучи увлечена работой. – Книги из паучьей библиотеки бесценны. У меня уже сложилось понятие об их системе письма. Никто ничего подобного раньше не видел и не делал. Пауки видят не так, как мы; визуальное восприятие у них совершенно разнится с нашим. Если бы не те учебники по физике, я бы и не додумалась до идеи расщепленных графем. – Голос ее оставался отстраненным, хотя и довольно бойким. Она не обернулась взглянуть на него, а пальцы продолжали сновать по клавиатуре. Глаза Виня привыкли к сумраку, и он стал замечать пугающие детали. Одежда чистая, свежая, но на груди липкие пятна, словно от сиропа. Волосы, несмотря на короткую стрижку, свалялись и засалились. На лице над губами что-то отсвечивало – крошка? носовая слизь?

«Она хоть умыться способна?» Винь опустил взгляд на дверной проем. В комнатенке и на троих бы места не хватило, но Рейнольт просунула голову и плечи внутрь. Без труда закрепившись на локтях, она с напряженным интересом глядела на Эзра с Триксией.

– Доктор Бонсол делает большие успехи, она даже лучше наших лингвистов, а они фокусированы еще с выпускных классов. Благодаря ей мы научимся языку пауков даже раньше, чем те вернутся к жизни.

Эзр снова коснулся плеча Триксии, и та снова отдернулась. Не от страха, не от гнева, а так, словно надоедливую муху сбрасывала.

– Ты меня помнишь, Триксия? – Ответа не последовало, но он не сомневался, что помнит; просто не сочла вопрос настолько важным, чтоб на него отвлекаться. Она стала заколдованной принцессой, и лишь злые волшебники способны теперь снять чары. Но колдовства, вероятно, удалось бы избежать, прислушайся он к опасениям принцессы и прими сторону Сума Дотрана. – Триксия, мне так жаль…

Рейнольт вмешалась:

– Для первого визита достаточно, флот-менеджер. – Она жестом выгнала его из клетушки.

Винь стал протискиваться наружу. Триксия не сводила глаз с дисплеев. Что-то вроде этой сосредоточенности и привлекло некогда его интерес. Она была трехземельницей, из тех немногих, кто попал в экспедицию Чжэн Хэ без близких друзей или семьи. Она мечтала изучать подлинно нечеловеческие расы, узнать то, что было прежде человеку недоступно. Она гналась за этой мечтой яростно, как самые смелые торговцы Чжэн Хэ – за своими. И вот она получила то, о чем так мечтала. Но не более того.

На полпути к двери он остановился в воздухе и глянул ей в затылок.

– Ты счастлива? – спросил он тихо, не ожидая ответа.

Она не обернулась, но пальцы замерли над клавиатурой. Ни вид его лица, ни касание руки не произвели на девушку впечатления, а слова глупого вопроса заставили остановиться. Где-то в любимой голове вопрос пробился сквозь многослойную преграду фокуса и был удостоен кратких размышлений.

– Да, очень.

И пальцы снова застучали по клавишам.

Винь не запомнил, как вернулся во времянку, да и после этого в памяти удержались лишь обрывки. Например, встреча с Бенни Вэнем на стыковочной палубе.

Бенни хотел поговорить.

– Мы вернулись раньше, чем я вообще надеялся. Ты себе не представляешь, какие у Синя пилоты! – Он понизил голос. – Одна из них – Ай Сунь, ну, с «Невидимой руки». Она была навигатором. Одна из наших, Эзр. Но она вроде как мертвая внутри, как и все остальные пилоты и программисты авральников. Синь сказал, ее фокусировали. Он сказал, ты можешь объяснить. Эзр, ты же знаешь, мой папа в Хаммерфесте. Что там…

Больше Эзр ничего не запомнил. Может, он накричал на Бенни, а может, просто оттолкнул и пролетел дальше. «Вам придется объяснить про фокус вашим людям, и, если они сумеют принять новое знание, остатки наших флотов, возможно, выживут».

Когда к нему вернулась способность соображать, Винь обнаружил, что висит один в центральном парке времянки и совершенно не понимает, как сюда попал. Парк раскинулся вокруг, с пяти сторон нависали лиственные кроны. Старая пословица гласила: «Без бактериальной ямы базе не прокормить обитателей; без парка обитатели потеряют души». Даже на таранниках, глубоко в межзвездной тьме, всегда есть капитанский бонсай. Во времянках покрупнее, на хабитатах с тысячелетней историей в системах Канберры и Намчема парку отведен самый большой участок конструкции, километр на километр природы. Но даже крохотный парк нес в себе тысячелетнюю мудрость дизайна Чжэн Хэ. Этот создавал иллюзию лесной чащи, наводил на мысль о созданиях больших и малых, которые поджидают вот за этим деревом. Соблюдение жизненного равновесия такого маленького парка было, вероятно, самым сложным проектом времянки.

Парк тонул в густеющих снизу сумерках. Справа между деревьями просвечивала тускнеющая фальшнебесная лазурь. Винь подтянулся и, перебирая руками, вылез на твердую почву. Путешествие было недолгим: в любую сторону парк не простирался дальше двенадцати метров. Винь опустился на глубокий мох у древесного ствола и прислушался к звукам остывающего лесного вечера. Мелькнула по небу летучая мышь, где-то рядом музыкально запело бабочкино гнездо. Летучая мышь, надо полагать, не настоящая. В таких маленьких парках крупным или быстрокрылым животным не прокормиться. А вот бабочки, вероятно, подлинные.