— Погоди, не мельтеши. Здесь у вас как, городской телефон работает?

— Ни фига ты вспомнил! Месяца четыре как отключили, если не больше. За неуплату.

— Ну да, это я глупость сморозил. Тогда… вот тебе еще «штука».

— Серенький, ты — прелесть!

— Да заткнись ты! — раздраженно прикрикнул на девушку Коптев. — На эти деньги сторгуешь у Искандера самую дешевую мобилу, ему их до фига приносят. На обратном пути купишь симку. На углах можно взять без паспорта. Только не вздумай и эти потратить на ширево!

— Хорошо-хорошо. Не волнуйся, я все сделаю, как ты сказал… Все, я убежала.

— Закрой меня, мало ли кто сунется.

Окрыленная Джули выскочила из комнаты и заперла за собой дверь.

После ее ухода Сергей снял верхнюю одежду, не без опаски, прекрасно зная о критическом состоянии спальной мебелины, прилег на тахту и, задрав надетый на голое тело пуловер, осмотрел внушительных размеров гематому в районе левой грудины. Затем протянул левую же руку к бутылке, свинтил пробку, «с горкой» отхлебнул и, откинувшись на то, что некогда называлось подушкой, неприятно задумался о будущем. Персонально для Коптева это понятие сужалось временным трех-, максимум пятидневым интервалом. Так как загадывать на большее в его нынешнем положении было просто глупо…

— Утро доброе, Аллочка. Выглядите сегодня как… э-э-э-э… как всегда. На сто баллов ЕГЭ! — приветствовал брюнетовскую секретаршу Купцов, первым заходя в приемную.

В общей сложности решальщики опоздали к прибытию на семнадцать — не мгновений, но минут.

— Здравствуйте, Леонид Николаевич. Проходите скорее, вас там заждались.

— Алла, а вы часом не в курсе — что за пожар?

Секретарша понизила голос до полушепота:

— Московцева арестовали.

— Ё-ё-ёкарный бабай! — вырвалось у «вошедшего на плечах» напарника Петрухина. — Когда?

— Вчера вечером… Только… Только я вам ничего не говорила!

— Само собой, — подтвердил Леонид, толкая дверь директорского кабинета. — Могила!

— Здравствуй, Алла.

В ответ на подчеркнутую Петрухинскую вежливость секретарша демонстративно совершила полуоборот в кресле и продолжила с повышенным остервенением колотить по клавиатуре. М-да… «Любовь прошла — паслёновые завяли». Проигнорированному бывшей пассией, равно как ошеломленному поведанным ею же Дмитрию ничего другого не оставалось, как проследовать следом за товарищем в директорское логово. В коем, помимо самого хозяина, полковника Пономаренко и пенсионера Комарова, к немалому удивлению обнаружилась и юрисконсульт.

«Однако! И когда только успела?..»

— Ба-а! А вот и наша потеряшка! Мое почтение, Яна Викторовна.

— Здравствуйте, Дмитрий Борисович.

— День добрый, Яна, — запоздало-казенно поздоровался с возлюбленной и Купцов.

С тоскою и некстати припомнив, что всего пару часов назад имел удовольствие лицезреть юрисконсульта в совершенно иных фокусах, ракурсах и… хм… позах.

— Здравствуйте, Леонид Николаевич, — соблюдая конспирацию, максимально равнодушно отозвалась Асеева.

— В части «доброго» я бы не спешил с выводами, — не скрывая раздражения, огрызнулся Брюнет. — Где вас черти носят?

— Что ж, будем к себе суровы, Витя: испытания утренними пробками мы не выдержали. Прости. Правда, мы хотели пересесть на вертолет, но погода нынче нелетная.

— Да ты никак поглумиться надо мной решил, Борисыч?

— Чур меня! И в мыслях не было.

— Тогда заткнись и присаживайся. Оба два. — Решальщики послушно расселись за гостевым столом. — Надеюсь, вы хотя бы в курсе?

— В курсе чего?

— Вот такие у меня, блин, «специалисты»! А ты говоришь… — горько посетовал Пономаренке Брюнет. — СБ поляну не сечет, юрист — пропадает хрен знает где. С выключенной трубкой.

Никита Федорович рассеянно-участливо покачал головой в знак согласия. Дескать, «да-да, прекрасно понимаю, сам со своими ровно так же мучаюсь». После чего снова возвернул шею в прежнее, неудобно-вывороченное положение.

Петрухин невольно проследил за направлением взгляда полковника и обнаружил, что тот сакцентирован на расстегнутом пиджачке Асеевой. Вернее, на видневшейся из-под него блузке, сквозь ткань которой отчетливо проступали венчики острых сосков. Учитывая, что юрисконсульт «Магистрали» ранее не имела обыкновения приходить на работу без бюстгальтера, нетрудно было предположить, что сей легкомысленный предмет одежды был столь же легкомысленно позабыт в квартире одного знакомого инспектора.

«Ай да Купчина! Ай да сукин сын! Молодца! Моя школа!» — мысленно восхитился Дмитрий.

Но вслух произнес совсем другое:

— Господа хорошие! Бестолковое СБ смиренно просит очертить для него поляну!

— Московцева Петра Николаевича задержали, — демонстрируя осведомленность, просветил решальщиков бывший непосредственный начальник Комаров. — Вчера вечером. По убийству.

— О как?! И кого же он… хм… завалил?

— Борисыч! Оставь, пожалуйста, этот свой игривый тон! Нам сейчас не до смехуечков.

— Яволь, херр оберст! — не сумел аварийно затормозить игривое Петрухин. И тогда, спасая приятеля от праведного начальственного гнева, в разговор втиснулся Леонид:

— А убийство, надо полагать, антиквара Радецкого?

«Втиснулся» и — тут же пожалел об этом.

— Его самого. А откуда ты…?

— Ну, я… Что-то такое слышал об этой истории… — взялся неуклюже выкручиваться Купцов. — Кажется, э-э-э-э… Яна Викторовна что-то такое э-э-э… Впрочем, я могу и ошибаться…

— Нет, ты не ошибаешься! Именно что «Яна Викторовна»! — окончательно рассвирепел Виктор Альбертович. — Только не «что-то такое», а не далее как позавчера уверяла вот в этом самом кабинете, что дело в отношении Московцева перспектив не имеет. Что у него алиби и прочее бла-бла… — Брюнет поворотил голову к Асеевой: — БЫЛО?!

Почуяв, что обстановка накалилась до предела, Пономаренко предпочел за благо ретироваться:

— Прошу прощения, господа, но… Как говорится: дружба дружбой, а служба…

— Совсем недавно, Никита Федорович, ты уверял нас, что «дружба — понятие круглосуточное»?

— Виктор, ну ты же понимаешь, что в данной ситуации я едва ли могу быть полезен? Дело забрал к себе Следственный Комитет. Ни я, ни мои люди здесь никаким боком не… — Далее Пономаренко взялся привычно «лить воду». — Конечно… по возможности… при условии… я постараюсь как-то…

— Ну так — иди и старайся! Чё ты тут блеешь, на ушах виснешь?!

Никита Федорович побагровел, оскорбленный и таким обращением, и самим тоном, с коим оно было произнесено.

— Я бы попросил, Виктор Альбертович! В конце концов, я старший офицер полиции, а не… а не ваш подчиненный.

— Во-от! Именно поэтому! Потому что своим подчиненным я плачу гораздо меньше, чем чужому «старшему офицеру»!

— Виктор!

— А у меня нет секретов от… членов директората! — в запальчивости круто, хотя и ненадолго, повысил присутствующих в статусе Брюнет. — Все! Ступай с богом, Никита Федорович, я тебя не задерживаю.

Вербально опущенный действующий полковник торопливо вышел из кабинета.

Хозяин коего, на секунду подумав — на кого бы из оставшихся выпустить остатки пара, — обрушился на полковника в отставке.

— Иваныч?!

— А? Что?.. Что э-э-э-э-э… я?..

— У тебя же свояк в Следственном Комитете служит?

— У меня?.. А-а-а… Да.

— Ну так давай дуй к нему! Уламывай, как хочешь, но чтоб к завтрему утру у меня на столе лежала копия постановления… Яна? Что у меня должно лежать на столе?

— Копия постановления об избрании меры пресечения «заключение под стражу». Естественно, с мотивировкой.

— Слышал?

— Ага… — угодливо закивал Комаров. — Копия об избрании. Будет сделано.

Брюнет прошел к бару, поизучал модельный ряд бутылок, остановил свой выбор на «фугасе» вискаря и переадресовал его Ивану Иванычу со словами:

— Это тебе на оперрасходы. Вернее, не тебе, а свояку. Осознал?

— Так точно…

После того как директорский кабинет оказался избавлен от полицейских руководителей старшего звена, Виктор Альбертович устало опустился в кресло и обвел недобрым взглядом оставшихся.