Застыл и Валера, прекратив дышать и лишь кося круглым от ужаса глазом на оставшихся позади сталкеров.

– Что такое? – еле слышно спросил Фомин.

В ответ Гриф впился жесткими пальцами в его подбородок и насильно повернул голову Игоря влево.

Людей было двое. Они показались из-за гребня, гуськом поднимаясь наверх. Один был длинным и голенастым, с тощими руками и широкими ладонями. Он заметно сутулился, как все чересчур высокие люди, то и дело пытался пригладить торчащие в разные стороны густые волосы и вообще казался сбежавшим с поля чучелом.

Его напарник выглядел менее странно – простой мужчина средний лет с небольшим брюшком и залысинами. На его носу блестели очки в толстой оправе, на правой руке вроде бы не хватало пальцев.

Фомин узнал эту парочку прежде, чем Гриф неприязненно протянул:

– Грачи, пузырь их раздери.

Тощий словно услышал – повернул голову и обвел окрестности внимательным взглядом. Гриф тут же нырнул лицом в траву, его примеру последовал и Игорь.

Тощий поправил съехавший с плеча обрез и вновь повернулся к своему напарнику. Тот как раз развязывал клапаны небольших вещмешков, с которыми они пришли.

Со стороны комбайна раздалось сдавленное сопение – это Ряба пытался понять, почему ему приказали остановиться. Грачей он не видел.

Гриф зашипел, словно утюг, и сопение оборвалось.

Оставаясь незамеченными, он и Фомин наблюдали, как пришлые развязали вещмешки, как тощий выудил небольшую книжку в потертом кожаном переплете и принялся читать. Его товарищ подхватил рюкзаки и сделал пару шагов туда, где в низине раздраженно плескалась «зеленка». Один за другим он перевернул их дном вверх, вытряхивая содержимое, словно мусор.

Из вещмешков посыпались завернутые в плотную темную бумагу свертки разной величины.

– Японский собаковод, – выругался Гриф, приподнимаясь на локтях. – Вот утырки!

Словно разделяя его негодование, в сарае снова заворочался «бродяга», громко щелкая и завывая. Кажется, Игорь даже слышал гулкие хлопки, словно кто-то со всей дури бил камни друг о друга.

Тощий зябко поежился, дочитал, и, когда его напарник вернулся, они поспешно ретировались, скрывшись за высокой травой.

Не успели грачи отойти подальше, как Гриф поднялся на колени и вполголоса сказал:

– Не было печали – завалило кирпичами…

– Они артефакты выкидывали? – спросил Игорь, чтобы развеять собственные сомнения.

– Угу. Хабар гробят, утырки…

– Ползти дальше? – раздался голос Рябы.

– Да ползи уже, – отмахнулся старый сталкер и вперился в Фомина блестящими глазами, – Там сейчас хабара тонет на несколько сотен! А этот «ежик» так, мелочовка. Еще можем успеть вытащить хотя бы часть!

Игорю передалось волнение сталкера – старого пса не исправить, при виде такого количества артефактов даже видавший виды Гриф наполнился жадностью и азартом. Парень кивнул и даже привстал, на секунду позабыв обо всем.

Он не сразу опознал в резанувшем слух звуке человеческий крик. Орал Ряба, орал страшно и в полную глотку. Повинуясь приказу Грифа, он вполз в тень и попал в «муходавку». И его дела были плохи.

Валера орал, пытаясь оторваться от земли, к которой его нещадно, медленно и неумолимо прижимал невидимый пресс. Он взлягивал ногами, стараясь выбраться из-под поймавшей его ловушки, но та держала крепко, вдавливая тело несчастного в дерн.

– Идем быстрее! – Гриф со всей возможной скоростью поднялся и махнул Игорю. – Покуда все не утопло.

– Но Ряба!..

– На хер балласт!

И торопливо потопал в сторону ямы.

Фомин тоже вскочил, его взгляд метался между уходящим сталкером и распластанным Рябой. Неужели Гриф серьезно хочет бросить Валерку? Вот так, запросто?

Голос Рябинина сорвался, и он засипел. И без того грязные штаны намокли и потемнели в районе промежности.

Гриф обернулся:

– Пузырь не жилец! Ты за баблом сюда шел? Так шевели поршнями, там на двоих хватит!

Игорь на секунду, на доли секунды застыл, внутренне борясь сам с собой. Деньги действительно нужны, очень. Но Ряба, каким бы прохиндеем ни был, – он же человек! Живой человек!

У Фомина словно сорвало тормоза. Вот он стоял, делая выбор, а вот уже перепрыгивает через пригорок, позабыв про опасность, в два прыжка достигает Рябы и хватает его за ноги. Летят комья земли, когда Игорь упирается каблуками и тянет, тянет, тянет…

Под пальцами затрещала ткань, предательски задрожали колени. Ничего не понимающий от ужаса Ряба пинался, но Игорь держал крепко, сантиметр за сантиметром вытаскивая его на себя. Хорошо, что сверху мягкая земля и трава, есть пространство для маневра. А Валерка уже не сипел, лишь гортанно булькал и пучил глаза на красном от прилившей крови лице.

Игорь зарычал, зажмурился от напряжения, отчаянно рванул…

И опрокинулся на спину, когда сопротивление внезапно пропало. Ловушка отпустила свою жертву.

– А-а! – Обезумевший Валера, почуяв свободу, с усиленным рвением взвился, ломанулся к спасительному пригорку, не разбирая дороги. Игорь чудом успел увернуться от мелькнувших прямо около лица ботинок, в последний момент схватил-таки Рябу за ногу и дернул на себя.

Не хватало еще, чтобы он с перепугу влетел в другую ловушку!

За свои старания Игорь схлопотал хороший пинок прямо в лицо, охнул от резкой боли в носу, его пальцы разжались. Из глаз брызнули слезы, ладони сами собой закрыли ставшее вмиг липким и горячим лицо. Фомин заскрипел зубами от боли и обиды, но остался лежать на месте, опасаясь сослепу наделать глупостей.

– Сука ты, Ряба, – прорычал он сквозь зубы.

– Стоять, Зорька! – раздался, словно из тумана, резкий, как выстрел, окрик Грифа. Тут же заблеял Ряба, звонко шлепнула пощечина, и все стихло.

Игорь совладал с собой, приподнялся, осторожно вытер пальцами лицо, стараясь не касаться носа, кажущегося огромной горячей и пульсирующей лампой. Открыл слезящиеся глаза.

К нему спиной, на пригорке, сидел Валера, прижимая руку к горящей багровым щеке. Рядом, стоя на колене, разместился Гриф. Старый сталкер склонился над чем-то, обнажив в довольной улыбке кривые зубы.

– Не зря сходил с вами, пузыри, – Гриф коснулся чего-то рукой, и до слуха Фомина донесся тонкий хрустальный звон. – Вы, по ходу, удачу мне приносите.

Фомин сдержанно вздохнул, унимая ругательства внутри себя, заткнул струящуюся из носа кровь рукавом и выбрался к остальным.

Сказать, что он был злой как черт, было бы не сказать ничего.

В это время года граница между Зоной и остальным миром выглядела по-особенному символичной. Когда вечный июль территории Посещения встречался с уральскими морозами, над полосой отчуждения, тянущейся вдоль всего Периметра, поднимался густой, кристально белый туман. Эта пелена накрывала Зону, словно огромный снежный купол, сливаясь в небе с облаками и срываясь длинными молочными рукавами по ветру.

Игорю приходилось видеть фотографии Зоны со спутника. В зимний период она напоминала огромный набухший волдырь, вздымающийся совсем рядом с кажущимся маленьким и беззащитным провинциальным Искитимом. Сами собой в памяти всплывали слова, услышанные Игорем еще в детстве о том, что земля Зоны – она вовсе и не Земля. Кажется, это сказал герой какого-то развлекательного фильма.

Сейчас Фомину было не до развлечений. Настроение припоганейшее, раздражающе болел разбитый нос. И в карманах вместо долгожданного хабара кукиш с маслом. Точнее, даже без масла. Обычный сухой кукиш.

Игорь поднял взгляд на идущего перед ним Грифа. У старого сталкера даже походка казалась бодрее, чем обычно. Ишь, лыбится, как рваный тапок. Еще бы, у него в рюкзачочке вон выпирают спасенные от «зеленки» артефакты. Два из них так себе, дешевки, но вот один, похожий на скрипичный ключ, его Гриф, не торгуясь, сможет загнать очень хорошо. Гораздо больше, чем получил бы от сделки с Игорем.

Пока одни спасают артефакты, другие спасают людей. И кто из них дурак, надо еще подумать.