— Просишь ты немалого, — сказал он. — Бог мне свидетель, потерять тебя и твоего приятеля мне никак не с руки. Я ведь числю вас среди лучших моих людей. Видел, как вы дрались с испанцами, и обоих вас запомнил. Но я тебе доверяю, и, коль мы правда должны задержаться в этом проклятом месте, поступай, как знаешь. Но если ты меня обманываешь или задумал сбежать, то проси Бога быть твоим надежным другом, ибо никакой человек тебе не поможет!
Им не только надо было проконопатить швы, но «Томас» остался почти без пресной воды, а потому корабли бросили якорь возле островка Бреку, где били источники. На этом клочке суши никто не жил, но на соседнем острове они разглядели множество наблюдавших за ними людей, видимо вооруженных, о чем говорил блеск железа. Одна лодка с острова даже осмелилась подобраться к ним поближе, но тут же торопливо убралась восвояси предупредить остальных, что на поживу надеяться нечего, а дал бы только Бог ноги унести.
Черный Саймон отыскал Эйлуорда в тени кормы, где лучник, привалившись спиной к спине мастера Бартоломью и весело насвистывая, вырезывал на конце своего лука девичье личико.
— Друг! — сказал Саймон. — Ты вечером не поедешь со мной на остров? Мне нужна твоя помощь.
— Поеду ли, Саймон? — с веселым хохотом осведомился Эйлуорд. — Да с величайшим удовольствием, клянусь рукоятью. Мне не терпится еще раз почувствовать под ногами твердую землю. Всю свою жизнь ходил я по ней, да так бы и не узнал ей цену, коли бы не эти трижды проклятые корабли. Поедем на берег, Саймон, и поищем девушек, если они там имеются, а то будто год прошел с тех пор, как я в последний раз слышал их милые голоса, и надоело мне глядеть на рожи вроде твоей или Бартоломью!
Угрюмые черты Саймона смягчила улыбка.
— Единственное лицо, Сэмкин, какое ты увидишь там, много радости тебе не доставит, — ответил он. — И хочу тебе сказать, дело нас там ждет нелегкое и не веселое, а такое, что обернется для нас лютой смертью, если нас схватят.
— Клянусь рукоятью, можешь на меня положиться, приятель! — ответил Эйлуорд. — А потому ничего больше не говори. Мне наскучило сидеть здесь, как кролику в норе, и я рад помочь тебе в твоем замысле.
В тот же вечер, через два часа после наступления темноты, от «Василиска» отошел небольшой ялик. В нем сидели Саймон, Эйлуорд и два матроса. Оба друга вооружились мечами, а через плечо Саймона была переброшена сумка из мешковины. По его указанию гребцы огибали опасный, разбивавшийся о гранитные обрывы прибой, пока не добрались до длинного рифа, служившего природным волноломом. Под его защитой они по спокойной воде добрались до песчаной бухточки и там вытащили ялик на пологий берег. Приказав матросам ждать их тут, Саймон повел Эйлуорда в глубь острова.
С уверенностью человека, который точно знает, где находится и куда идет, Саймон начал взбираться по узкой, заросшей папоротником расселине. В темноте это было не очень легко, но он устремлялся вперед, как гончий пес, бегущий по горячему следу. Эйлуорд поспевал за ним, как мог, еле переводя дыхание. Наконец они выбрались на вершину обрыва, и лучник растянулся в траве.
— Нет, Саймон, — пропыхтел он, — я сейчас и свечки не задую. Умерь свою прыть, у нас ведь вся ночь впереди. Верно, он тебе из всех друзей друг, коли ты так торопишься поскорее с ним свидеться.
— Такой друг, что мне частенько снилось, как мы опять встретимся, — ответил Саймон. — И теперь еще не зайдет луна, как это сбудется.
— Торопись ты к красотке, я бы еще понял, — заметил Эйлуорд. — Клянусь моими десятью пальцами, коли бы меня на этом обрыве ждала Мери с мельницы или малютка Кэт из Комптона, я бы взлетел наверх, как на крыльях… Погоди-ка, вон там вроде бы дома и голоса слышны.
— Это их селенье, — шепнул Саймон. — И под крышами там обитает сотня таких кровожадных разбойников, каких во всем христианском мире не сыскать. Чу! Слышишь?
Из мрака донесся свирепый хохот и мучительный стон.
— Господи, спаси и помилуй! — ахнул Эйлуорд. — Что это?
— Верно, к ним в когти попал какой-нибудь бедняга, вот как я тогда. Пошли, Сэмкин, вон туда. Укроемся в канаве, где режут торф. Ага! Вот она. Только стала пошире и поглубже. Не отставай от меня, и по ней мы доберемся почти до самого дома их короля.
Они пригнулись и крадучись пошли по дну канавы, полной чернильного мрака. Внезапно Саймон схватил Эйлуорда за плечо и прижал к стенке канавы. У дальнего ее конца послышались шаги и голоса. Вдоль нее неторопливо шли два человека, а потом остановились почти над припавшими к земле товарищами. Эйлуорд видел их силуэты на фоне звездного неба.
— Ну, чего ты ворчишь, Жак? — сказал один на своеобразной смеси французского и английского. — Le diable t'emporte[16], брюзга проклятый. Ты вон женщину выиграл, а я так с носом остался. Чего же тебе еще надо?
— Тебе хорошо: выиграешь что-нибудь со следующего парусника, mon garcon[17], а мне теперь ждать да ждать. Женщина, как же! Старая карга — крестьянка, желтая, как лапа коршуна. Гастон всего-то девятку выбросил против моей восьмерки, а досталась ему такая нормандочка! Дьявол побери игральные кости! Хочешь, я продам тебе мою старуху за бочонок гасконского?
— Лишнего вина у меня нет, а вот бочонок яблок дам, — ответил второй. — Я его забрал с «Петра и Павла», фалмутского парусника. Ну, того, что разбился в бухте Кру.
— Ну ладно. Яблоки твои небось уже сморщились, да старуха Мари сама, как печеное яблоко, так и по рукам. Пойдем запьем уговор.
Их шаркающие шаги замерли в темноте.
— Ты когда-нибудь слышал такую пакость? — тяжело дыша, прошептал Эйлуорд. — Ты слышал их, Саймон? Старуху — за бочонок яблок! А эту девушку из Нормандии и вовсе жалко. Неужто мы завтра не высадимся здесь и не выкурим всех этих водяных крыс из их гнезда?
— Нет. Сэр Роберт не станет тратить ни времени, ни сил, пока не доберется до Бретани.
— Командуй тут мой маленький сквайр Лоринг, все женщины на этом острове были бы свободны уже назавтра.
— Что так, то так, — ответил Саймон. — Он ведь из женщин идолов делает на манер свихнувшихся странствующих рыцарей. А сэр Роберт настоящий воин и думает только о своей цели.
— Саймон, — сказал Эйлуорд, — тут темновато, да и мечами махать тесно, но коли ты вылезешь на открытое место, я тебе покажу, настоящий воин мой господин или нет!
— Тш-ш! Ты, выходит, его не умней! Нас ждет дело, а тебе приспичило искать со мной ссоры, — пробурчал Саймон. — Я же ничего плохого про твоего господина не сказал. Только, что он из тех, кто гоняется за мечтами да выдумками, а Ноллес ни вправо, ни влево не глядит, идет прямо туда, куда нужно. А ну пошли, время на исходе.
— Саймон, слова твои и не верны и не честны. Когда вернемся на корабль, мы об этом потолкуем. А теперь показывай дорогу, поглядим, какая еще дьявольщина тут деется.
Через полмили они приблизились к большому дому, стоящему особняком. Разглядывая его из канавы, Эйлуорд обнаружил, что сооружен дом из обломков множества кораблей — каждый его угол завершался корабельным носом. Внутри пылали факелы, и громовой бас распевал веселую песню, припев которой подхватывал дружный хор.
— Все хорошо, малый, — ликующе шепнул Саймон. — Это король поет. Любимую свою песню «Les deux filles de Pierre»[18]. Клянусь Богом, у меня сразу спина зачесалась. Подождем тут, пока его гости не разойдутся.
Час за часом сидели они в канаве и слушали буйные песни — и английские, и французские, — но все более непристойные и бессвязные. Потом в доме вспыхнула драка — шум поднялся такой, словно в клетку с дикими зверями сторож бросил кусок мяса. Затем громкий топот и выкрики встретили предложение выпить за кого-то.
Только один раз их долгое одиночество было нарушено. Из дома вышла женщина и, понурив голову, начала расхаживать взад и вперед перед дверью. Она была высокой и стройной, но ее лицо скрывал монашеский плат. Однако согбенные плечи и медлительные шаги говорили о неизбывной тоске. Внезапно она простерла руки к небу, словно давно отчаялась найти помощь у людей. Затем медленно вернулась в дом. Минуту спустя дверь распахнулась, оттуда, спотыкаясь, вывалилась растрепанная ватага, и ночная тишина огласилась дикими воплями. Взявшись под руки и заведя хором песню, они прошли мимо торфяной канавы, и голоса их начали один за другим замирать внутри их жилищ.
