Дэниел говорит, что гордится мной и доволен тем, как я себя веду на приёмах. Так и сказал: «Я знал, что мне не придётся за тебя краснеть, но ты оказался просто выше всяких похвал».

Приятно слышать, но эта похвала… она как будто предназначена дрессированной собачке. Может, это лишь моё воображение, но он словно выставляет меня напоказ, как трофей. Так семидесятилетние богачи демонстрируют своих двадцатилетних жён-моделей. Только от меня требуется чуть больше, чем привлекательная внешность, — быть во всех отношениях достойным Дэниела Астона. Со второй половины января у меня начнутся занятия с консультантом по этикету, чтобы уж никто не мог придраться.

Я не простил его. Я не могу простить ему ни того, что он обманывал меня почти полгода, ни того, на что он толкает меня сейчас. Я хочу быть с ним и стараюсь ради него упрятать совесть и гордость в самый дальний угол, но это тяжело. Всё не так плохо, как в те полтора месяца, что я был один, нет… Но я понимаю, что мы никогда не сможем быть так счастливы, как в первые месяцы. Всё отравлено.

Я снова начал играть. На занятия не хожу, играю только дома. Рояль из квартиры в Челси переехал в дом Дэниела.

Пока не кончился осенний семестр, было даже легче. Сейчас слишком много свободного времени — слишком много мыслей. Я стараюсь не показывать ничего этого Дэниелу. Зачем? Пусть хотя бы один из нас будет счастлив. Хотя я думаю, что за этим его спокойным и уверенным фасадом, может скрываться всё что угодно, возможно, он мучается в душе не меньше меня — и всегда мучился, ведь он с самого начал знал правду.

Иногда я хочу, чтобы он тоже испытал ту боль, что испытываю я, чтобы он знал, что мне плохо, хочу бросить ему в лицо всё то, что накипело у меня внутри: стыд, вину, страх, растерянность, отчаяние.

За два дня до Рождества я остался на ночь у него. Что бы ни происходило у меня в душе, секс с Дэниелом остаётся невероятным. Я забываю обо всём. Есть только Дэниел и моё желание.

Когда я проснулся, его уже не было рядом. Я принял душ и оделся. Здесь у Дэниела ванная ещё больше, в том числе сделаны две душевые стойки за одной перегородкой, чтобы нам не нужно было ждать друг друга или уходить в другую ванную комнату. Впрочем, она тут тоже есть. Если пройти через гардеробную — это огромное помещение, пока больше чем наполовину пустое, — то в конце есть дверь в ещё одну маленькую ванную. Через минуту вошёл Дэниел:

— Доброе утро. Ты уже, оказывается, встал, а я думал, не организовать ли тебе завтрак в постели.

— Наверное, не стоит, не хочется раздеваться. Сегодня снег выпал, ты видел? — я подошёл к окну.

— Да, конечно, — он обнял меня сзади. — Может, всё-таки разденемся. Я подумал что…

— Что? — я повернул к нему голову.

— Мы никуда не спешим, — промурлыкал Дэниел.

— Ты ведь уезжаешь сегодня?

— Разве я уже говорил тебе? — мурлыканье пропало.

— Завтра канун Рождества. И когда я говорил, что друзья зовут меня встречать Рождество у них дома, ты сказал, что это неплохая идея.

Он обнял меня ещё крепче и упёрся подбородком мне в плечо.

— Прости, Джейсон…

В его голосе было искреннее сожаление. Привыкай, Астон, это то, с чем тебе предстоит ближе познакомиться в ближайшие месяцы: постоянное сожаление, постоянное чувство вины. Но мне в тот момент стало по-настоящему грустно, не из-за Рождества, конечно, а из-за того, во что мы превращаем наши жизни.

— Дэниел, не нужно извиняться. Я прекрасно понимаю, что ты хочешь провести Рождество с семьей.

— Мы встречаем Рождество дома, а потом летим во Флориду. Я приеду к тебе четвёртого января и возмещу всё сторицей.

— Для меня это вовсе не трагедия. В конце концов, я постарше твоих детей, — успокоил я его.

— Ты тоже моя семья, Джейсон. Только с тобой я дома.

Я поцеловал его и попросил раздеть меня.

5 января 2007

Я уже вторую ночь остаюсь у Дэниела. Наши каникулы продолжаются. Хотя сегодня с утра он уехал в офис, но обещал быстро разделаться с делами и вернуться домой к обеду. После завтрака я играл на рояле, сейчас решил заняться дневником.

Дэниел позвонил мне третьего января и попросил приехать к нему с вечера:

— Я приеду домой ночью. Не хочу ждать до утра.

Вечером за мной заехала машина, чтобы отвезти в особняк Дэниела на Уилтон-кресент. (Если бы я захотел описать этот дом, ушло бы несколько страниц. Он огромный и роскошный. Как все дома здесь, он занимает не очень большую площадь, но компенсирует её недостаток высотой — четыре этажа и полуподвальное помещение. Два верхних этажа — сплошь гостевые спальни, я туда поднимался один раз). У Дэниела меня ждал прекрасный ужин и прекрасный одинокий вечер. Ничего удивительного, что я лёг спать рано.

Проснулся я в полной темноте, ничего не видя и не понимая, зато прекрасно чувствуя поцелуи на шее и плече.

— Дэниел… — прошептал я.

Он тут же забрался ко мне под одеяло. Он был полностью обнажён, как и я. Я лежал на животе, и несколько секунд он целовал мне шею сзади и гладил меня, проводя рукой от плеч чуть ли не до самых коленей. Я тут же почувствовал, что у меня наступает эрекция, хотя голова была до сих пор в полусне.

— Который час? — спросил я.

— Три утра. Прости, что разбудил. Я не задержу тебя надолго.

И тут похотливый мерзавец начал раздвигать мне ноги. Видимо, я не менее похотлив — я не только не сопротивлялся, я сам развёл их ещё шире. Его пальцы — уже в смазке — легко вошли в меня. Я был так расслаблен, что в первый раз за всё время не почувствовал никакого дискомфорта, только удовольствие от плавного, уверенного скольжения внутри. Он растягивал меня сильно и почти торопливо.

— Я не могу терпеть до завтра… Провести больше десяти дней без секса и просто лечь спать рядом с тобой — это невозможно.

Он заставил меня согнуть одну ногу в колене, чтобы получить лучший доступ.

— Я включу свет. Хочу тебя видеть.

Он включил лампу на прикроватном столике. Я зажмурился от света, пусть и неяркого, и зарылся лицом в подушку, в то время как он продолжал готовить меня.

— Дэниел, пожалуйста… — попросил я. — Войди в меня…

Мне стыдно об этом писать сейчас, но тогда это было единственное, чего я хотел. Желание каким-то странным образом сочеталось с сонной расслабленностью во всём теле.

Он вошёл в меня одним медленным движением и тут же начал двигаться. Я с жадностью принимал каждый его толчок, отвечал на него, и всё внутри сжималось от каких-то сладких судорог. Он взял мой член и начал двигать вдоль него пальцами в ритм со своими движениями. Оргазм был таким же, как наш секс в ту ночь, медленным, долгим, тягучим.

Дэниел вышел из меня и сел рядом, чертя какие-то знаки на моей спине и бёдрах. Он что-то тихо говорил, но я не понимал ни слова. Мозг словно отключился, так мне было хорошо. Накатила слабость, я был не в силах пошевелиться и лежал в той же позе. Я чувствовал, как из меня сочится сперма Дэниела, стекая по паху вниз. Такого никогда не было раньше.

Дэниел встал и ушёл в ванную. Он тут же вернулся с полотенцем, перевернул меня на спину и вытер мне живот и бёдра.

— Ложись ближе ко мне. Пора спать.

Он обнял меня и прижал к себе. Я быстро уснул — я как будто даже до конца и не просыпался и просто погрузился в более глубокий сон.

Я не знаю, зачем я это пишу. Это как будто избавление, высвобождение чувств…

Дэниел однажды смог вытащить меня из моей раковины, заставил раскрыться, но потом я спрятался обратно. Это был единственный способ укрыться от боли, не дать ей стать ещё сильнее. И теперь мы опять вернулись на исходную точку: я не могу дать выхода и выражения своим эмоциям. Даже с ним. Особенно с ним. Только когда мы занимаемся любовью, я на какое-то время освобождаюсь. И я хочу остановить этот момент, запечатлеть чувство полной свободы и открытости. Доказать самому себе, что оно было, что оно снова может быть.