Джейсона каждый раз мучило чувство вины за то, что он уезжал от Дилана на всю ночь, оставляя его с Лори, как и за то, что вообще проводит с ним не так много времени. Возможно, Рэйчел отчасти была права, говоря о том, что отец из него не очень хороший. Джейсон видел, как легко няня занимается с мальчиком какой-то ерундой вроде перекатывания мячика или закрывания и открывания дверцы игрушечной машинки. Она сажала его на колени и листала детскую книжку, подолгу показывая на картинках, где яблоко, где кошка, а где собака. Джейсон тоже мог немного позаниматься чем-то подобным, но это занятие казалось ему даже не скучным — откровенно тупым, ужасной тратой времени. Он понимал, что не должен думать так об общении с собственным ребёнком, но ничего не мог с собой поделать. Его никогда не хватало больше, чем на десять минут, а потом буквально скулы сводило с тоски и однообразия. Более осмысленные вещи ему удавались лучше: он с удовольствие гулял с Диланом (вернее, катил коляску), купал его перед сном и кормил.

Дилан сначала ел всё подряд, но потом сообразил, что есть вещи вкусные (молоко и фрукты), а есть невкусные (пюре из кабачков или мяса), и накормить его иногда бывало не так-то просто. Джейсон пробовал детскую кашу, приготовленную без молока, сахара и соли, и был вполне согласен с сыном — он бы эту безвкусную биомассу тоже выплюнул. Тем не менее, он терпеливо уговаривал Дилана её съесть. Пожалуй, не настолько терпеливо, как следовало бы. Обычно его настойчивости тоже хватало ненадолго, и он вытаскивал мальчика из стула, в ответ на осуждающий взгляд Лори говоря:

— Видимо, он просто не проголодался.

— Давайте, я открою фруктовое пюре, должен же он хоть что-то съесть!

— Нет, раз сыт, пусть играет. Или каша, или голодание.

Лори только поджимала губы в ответ на такие, на её взгляд, жёсткие методы воспитания.

Самое обидное, пока они жили на вилле, Джейсон видел, что у Дэниела, в отличие от него самого, получается вот просто так, бессмысленно развлекать чем-нибудь Дилана. Астон делал это тогда, когда думал, что его никто не видит, но Джейсон пару раз замечал, как он корчит малышу рожицы или проделывает какие-то таинственные манипуляции с игрушкой, совершенно непонятные Джейсону, но почему-то безмерно веселящие Дилана.

Утром после ночи, проведённой с Итаном, Джейсон обычно наскоро проглатывал завтрак и уезжал домой.

— Куда ты вечно спешишь? — спросил Итан, которому, видимо, поспешные исчезновения не очень нравились. — Тебе же не надо ехать на работу.

Джейсон посмотрел на него поверх большой чашки с кофе:

— Мне кажется неправильным вот так оставлять Дилана няне. Это её работа, но в ещё большей степени моя обязанность.

Джейсон не считал нужным извиняться за это перед Итаном. Он понимал, что тому хотелось бы спокойных, неторопливых завтраков, возможно, в постели, возможно, даже заканчивающихся сексом, но Итану надо было сразу смириться с мыслью о том, что есть Дилан, и он всегда будет занимать огромное место в жизни Джейсона. Он самому себе сейчас напоминал Астона, который, как только они начали встречаться, сразу начал наводить порядки и устанавливать правила — во избежание дальнейших недоразумений, как он говорил. Джейсон не оглашал своих требований в открытую — да и глупо было бы пытаться поступать так, имея дело с юристом по семейным спорам, — но давал понять другими способами.

— Мне всегда было интересно… — начал Итан, но прервался. — Извини за слишком личный вопрос, если тебе неприятно, то не отвечай… Мне кажется, что твоё отношение к Дилану можно, скорее, охарактеризовать как исполнение родительских обязанностей, чем как отеческую привязанность.

Джейсон поставил кружку с кофе на стол и нервно облизал губы.

— Ты говоришь как адвокат.

— Я адвокат и есть, — улыбнулся Итан. — А ты пытаешься увернуться, как обвиняемый, который сейчас признает себя виновным.

— Я люблю Дилана, он очень мне дорог, но… у меня с ним не очень хорошо получается. Я не знаю, что с ним делать, кроме как купать и кормить. Мои отношения с отцом были не очень душевными. Это ещё мягко говоря. Наверное, поэтому мне сложно.

Итан придвинул Джейсону его чашку с кофе, про которую он забыл.

— Тяжёлое детство?

Джейсон наморщил лоб:

— Скорее, тяжёлая юность. Пока я слушался отца, всё было хорошо, но когда стал взрослее, начались проблемы.

— Серьёзные?

— Как сказать, мы с ним не ругались, не кричали друг на друга, вели очень цивилизованные споры, а потом он лишил меня наследства, — усмехнулся Джейсон. Это всё было настолько давно…

— Ты мог опротестовать завещание в суде. Не факт, что отсудил бы всё, но кусочек точно.

— Мне тоже так говорили, но я — только не смейся — считал, что отец имеет полное право лишать меня денег. Это же его деньги. К тому же, я мог бы получать содержание, если бы поступил в университет по выбору отца, он перечислил их в завещании.

— Ты серьёзно? Он так написал? — удивился Итан.

— Да, он указал, что лишает меня наследства по причине того, что я отказываюсь учиться.

— И ты не попытался подать в суд?

— Там была сложная ситуация. Мало того, что я сам не хотел подавать в суд, так мне ещё не было восемнадцати. Так как я был несовершеннолетним, суд с большой вероятностью встал бы на мою сторону в отношении наследства. Но до восемнадцатилетия мне оставалось около двух месяцев, и вряд ли бы дело успели рассмотреть по существу. Все говорили, что надо торопиться, но была ещё одна проблема. От моего имени инициировать судебное разбирательство должен был мой опекун по завещанию, но он возглавлял факультет в одном из университетов, которому отец оставил деньги.

— Это просто прелесть! — заявил Итан. — Чёртова неразбериха с возрастом, да ещё и конфликт интересов.

— Точно. Я, конечно, всё равно мог попытаться судиться и после восемнадцати. У отца была неоперабельная опухоль головного мозга, он узнал об этом за полгода до смерти, и можно было попытаться сыграть на том, что он, когда лишал меня наследства, находился не совсем в здравом уме и твёрдой памяти. Разумеется, университет настаивал бы на том, что он был в своём уме. Короче, мы бы пытались посмертно установить, сошёл мой отец с ума или нет, — Джейсон сам был удивлён, насколько легко он сумел рассказать о завещании Итану. До этого он избегал разговоров об отце и поделился этой историей только с Дэниелом. Впрочем, тот и без его рассказа успел всё выяснить. — То, что происходило тогда, было… было просто отвратительно. И очень тяжело.

— Я могу представить. И что ты сделал?

— Я ушёл из дома. Сбежал на второй день после похорон, когда началась вся эта ерунда.

Итан присвистнул. Джейсон пожал плечами и встал из-за стола.

— Ты знаешь, Джейсон, — сказал Итан, — я тебя не осуждаю. Если бы на меня такое свалилось в семнадцать лет, я бы тоже сделал что-нибудь безумное.

— Я и сделал.

— Извини за нескромный вопрос — наследство вообще стоило того, чтобы за него бороться?

Джейсон остановился возле выхода с кухни и задумался, словно припоминая.

— Около трёхсот тысяч в акциях и на счетах. Самое ценное — дом, минимум два с половиной миллиона.

Итан удивлённо поднял брови.

— Неплохо. Кем был твой отец?

— Да так, преподавателем. Деньги в основном достались ему от родителей.

Джейсон не так уж часто думал об их с Итаном отношениях, он считал их приятным времяпрепровождением, не более того. Но в последние дни он начинал воспринимать его серьёзнее — не просто как подходящего партнёра в постели, с которым можно ещё и поужинать в приличном месте, а как человека, с которым могли сложиться настоящие отношения. Джейсон не загадывал так далеко в будущее, но порой ловил себя на мысли, что он начал оценивать Итана с немного иных позиций: как тот будет относиться к Дилану, или как они смогут продолжать отношения, если один будет жить в Нью-Йорке, а другой — где-то ещё. Джейсон уже не был уверен, что после возвращения в Биддефорд задержится там надолго. У него не было определённых планов относительно переезда даже в пределах Соединённых Штатов, но, тем не менее, он оформил Дилану паспорт — вдруг ему захочется (или по тем или иным причинам придётся) покинуть страну. К тому же, Астон тоже посоветовал ему иметь все документы наготове на случай непредвиденной ситуации.