Это был Люка, который вошел в дом и остановился перед окошечком консьержки.

— Полицию я нюхом чую за десять метров.

Мегрэ улыбнулся и поблагодарил консьержку за сведения.

— Если я ответила на ваши вопросы, то только потому, что обязана отвечать. Но я не доносчица, и если бы каждый занимался своим делом…

— Что будем делать дальше, шеф? — спросил Люка.

— Поднимемся. Пятый этаж, налево. Жанвье, наверное, мечтает о стакане свежего пива. Если только Алина не сжалилась над ним и не угостила его одной из бутылок, которые я заметил сегодня утром в холодильнике.

Мегрэ позвонил в квартиру, у Жанвье, вышедшего открыть дверь, было странное выражение лица. Когда вошли в гостиную, комиссар понял, в чем дело. Алина тут же шмыгнула в дверь, ведущую в спальню. Вместо светло-голубого платья, которое Мегрэ видел на ней утром, она была в шелковом халате оранжевого цвета. На круглом столике — два стакана, один из которых не допит, бутылка с пивом и только что сданные игральные карты.

— Знаете, шеф, это совсем не то, что вам может показаться, — неловко оправдывался инспектор.

Глаза Мегрэ смеялись. Он небрежно пересчитал сданные карты.

— Белот?

— Да. Я вам сейчас объясню. Когда вы ушли, я стал настаивать, чтобы она что-нибудь поела. Она ничего и слышать не хотела и заперлась б своей комнате.

— Она не пыталась звонить по телефону?

— Нет. Примерно час лежала, а потом снова появилась — в пеньюаре, взвинченная, с такими глазами, какие бывают у человека, тщетно пытающегося уснуть.

«— Выходит, инспектор, хоть я и дома, а все-таки пленница, — бросила она мне. — А что произойдет, если я выйду из дома?

Я решил, что следует ответить так:

— Я вам мешать не стану, но инспектор… он последует за вами.

— Вы рассчитываете остаться здесь на всю ночь? — поинтересовалась она.

— Я — нет. Меня сменит мой коллега.

— Вы играете в карты?

— Случается.

— Что, если мы сыграем в белот, чтобы убить время?

Это отвлекло бы меня от тягостных мыслей».

— Собственно говоря, — сказал Мегрэ, обращаясь к Люка, — тебе следовало бы позвонить на Набережную, чтобы кто-нибудь из наших пришел дежурить перед домом. Кто-нибудь из таких, кто не допустит, чтобы его оставили в дураках.

— Здесь Бонфис. Лучшего для такой работы не найдешь.

— Пусть предупредит жену, что не придет домой ночевать. А где Лапуэнт?

— В кабинете на Набережной.

— Пусть придет и ждет меня здесь, вместе с тобой, пока я не вернусь. Ты играешь в белот, Люка?

— Кое-как защищаюсь.

— Алина может этим воспользоваться.

Он постучал в спальню, и дверь тут же открылась.

Алина, должно быть, подслушивала.

— Простите, что я беспокою вас…

— Вы же у себя, не правда ли? Сейчас как раз удобно это сказать.

— Я просто хотел предложить услуги на тот случай, если у вас есть необходимость с кем-то связаться. С управляющим «Золотого бутона», например, или нотариусом. Или с родственниками…

— У Манюэля не было родственников.

— А у вас?

— Моя семья не больше беспокоится обо мне, чем я о ней.

— Не кажется ли вам, что, если бы они узнали, что вы являетесь хозяйкой такого дома, как этот, они бы живо очутились в Париже?

Алина приняла удар мужественно. Она не задала никаких вопросов.

— Советую вам поесть, — продолжал Мегрэ. — Я оставляю здесь инспектора Люка, которого вы знаете. Если у вас появится желание что-нибудь мне сказать, я буду еще некоторое время здесь, в доме.

На этот раз взгляд молодой женщины стал более острым.

— В доме?

— Мне пришла охота познакомиться с жильцами.

Она не спускала с него глаз, пока он отправлял домой Жанвье.

— Тебе, Люка, я пришлю замену около восьми или девяти вечера.

— Я велел прийти Жанену, но лучше я сам останусь, шеф. Если бы мне только принесли бутерброды…

Около двух часов Мегрэ обходил дом, любезный и терпеливый, как коммивояжер.

Имена, помеченные у консьержки, постепенно теряли свой абстрактный характер, становились лицами, глазами, голосами, характерами — человеческими существами.

Педикюрша с первого этажа могла бы быть и гадалкой на картах. У нее было очень бледное лицо, большую часть которого занимали черные, почти гипнотические глаза.

— Почему полиция? Я в жизни не сделала ничего дурного. Спросите у моей клиентки, которую я обслуживаю уже девять лет.

— В этом доме убит человек.

— Я видела, как выносили тело, но я была занята.

Кто это?

— Месье Пальмари.

— Я его не знаю. На каком этаже он жил?

— На пятом.

— Я слышала о нем. У него очень красивая жена, немного манерная. А его я никогда не видела. Он был молодой?

Шабо, того, который работал на телевидении, не оказалось дома. Контролер из метро еще не вернулся домой, но его жена с подругой сидели за столом и пили шоколад с пирожными.

— Что я могу вам сказать? Я даже не знаю, кто живет у нас над головой. Если этот человек не выходил из квартиры, не удивительно, что я не встречала его на лестнице. Ну, а мой муж никогда не поднимается выше нашего этажа.

Еще одна женщина, в квартире напротив, ребенок, в колыбели, на полу девочка с голой попкой, соски в стерилизаторе.

Этажом выше стучала на машинке мисс Тюплер. Крупная, крепко скроенная мисс из-за жары, видно, предпочитала сидеть в пижаме. Куртка пижамы расстегнулась на груди, но она не испытывала потребности застегнуть ее.

— Убийство в доме? Как волнительно. Вы арестовали этого… как вы его называете… убийцу? А ваша имя Мегрэ! Мегрэ с набережной Орфевр?

Она направилась к стоящей на столе бутылке бургундского.

— Вы чокнетесь, как говорят французы?

Он чокнулся и минут десять слушал ее тарабарщину, соображая, прикроет ли она наконец грудь.

— «Золотой бутон»? Нет… не была. Но в Штатах почти все ночные клубы принадлежат гангстерам. А Пальмари был гангстером?

У американки царила безалаберная обстановка богемы. У рантье, в квартире напротив, все было приглушено, сладко, как варенье, и даже пахло конфетами. Человек с седыми волосами спал в кресле с газетой на коленях.

— Не говорите слишком громко. Он терпеть не может, когда его неожиданно будят. Вы пришли от благотворительного общества?

— Нет, я из полиции.

Это, казалось, восхитило старую даму.

— В самом деле? Из полиции! В таком спокойном доме! Только не говорите мне, что кого-то из жильцов обокрали!

Она улыбалась, лицо ее было ласковое и доброе, как у монашенки под чепчиком.

— Преступление? Вот почему сегодня утром столько людей ходило взад и вперед. Нет, месье, я не знаю никого, кроме консьержки.

Преподавателя физкультуры на четвертом этаже тоже не было дома, но дверь открыла молодая женщина, закутанная в одеяло.

— Нет, я не знаю, когда он вернется. Я здесь в первый раз.

— Когда вы его встретили?

— Вчера вечером, вернее, сегодня утром, потому что было уже за полночь. В баре на улице Пресбург. А что он сделал? На вид такой славный парень.

Напрасно было ее расспрашивать. Она говорила с трудом, видно с перепоя.

У Массолетти он застал только служанку, которая на плохом французском языке объяснила, что ее хозяйка поехала к мужу в Фуке и что обедать они будут в гостях.

В этой квартире меблировка была современная, более светлая и веселая, чем в других квартирах. На диване валялась гитара.

На этаже Пальмари Фернан Барийар еще не вернулся, дверь, напевая, открыла женщина лет тридцати, белокурая и упитанная.

— Смотрите-ка! Да я с вами уже встречалась на лестнице. Что вы продаете?

— Уголовная полиция.

— Вы расследуете то, что произошло утром?

— Откуда вы знаете о том, что произошло?

— Ваши коллеги распустили достаточно сплетен. Мне стоило только приоткрыть дверь, чтобы услышать все подробности. Кстати, у них забавная манера говорить о покойнике, особенно у тех, что с шутками несли тело по лестнице.

— Вы знали Манюэля Пальмари?