Литмир - Электронная Библиотека
A
A

Он обратил внимание в гостинице на улице Бираг на подозрительную группу, в которой были и одноглазый мужчина, и гигант с лицом, до глаз заросшим волосами.

По виду это были бедные люди. Бородатый гигант с женой снимал комнату понедельно и почти каждую ночь он давал приют нескольким соотечественникам — когда двоим, а когда пятерым. Зачастую другие поляки снимали соседний номер.

— Не заняться ли вам этим делом, Мегрэ? — предложил директор уголовной полиции.

А назавтра, когда дело держалось еще в тайне, газета опубликовала сообщение!

Через день Мегрэ обнаружил в своей почте коряво написанное почти детским почерком и со множеством ошибок письмо на скверной бумаге, какую продают в бакалейных лавках.

«Стан так просто не сдастся. Будьте осторожны.

Пока вы его обезвредите, он успеет убить несколько человек».

Разумеется, тогда еще не знали, кто такой Стан Убийца, но были все основания полагать, что информация об улице Бираг была правильной, поскольку убийца потрудился прислать письмо с угрозами.

И это письмо не было шуткой, Мегрэ был уверен. А он, как сам говорил, «чуял» правду: у нее особый привкус мерзости.

— Будьте осторожны, старина! — посоветовал ему шеф. — Избегайте поспешных задержаний. Человек, перерезавший горло шестнадцати себе подобным, не раздумывая разрядит барабан своего револьвера в тех, кто будет рядом, когда его загонят в угол.

Вот почему Жанвье пришлось стать официантом в кафе напротив гостиницы «Босежур», а Люка превратился в немощного старика, дни напролет греющегося на солнышке у окна.

В квартале, как обычно, бурлила жизнь, и никто не подозревал, что в любую минуту затравленный полицией человек мог открыть пальбу вокруг себя.

— Господин Мегрэт, я пришел сказать вам…

И перед ним возник Мишель Озеп…

Его первая встреча с Мегрэ состоялась четыре дня назад. Он пришел в уголовную полицию и настаивал на том, чтобы комиссар лично принял его. Мегрэ продержал его в приемной более двух часов, но того это нисколько не смутило.

Войдя в кабинет, он щелкнул каблучками и согнулся в поклоне, протягивая комиссару руку.

— Мишель Озеп, бывший польский офицер, сейчас преподаватель гимнастики в Париже…

— Садитесь, я вас слушаю.

Поляк говорил с сильным акцентом и такой скороговоркой, что порой было трудно уследить за ходом его мыслей. Он объяснял, что родом он из очень хорошей семьи, что уехал из Польши по причине интимного характера — намекая на то, что был любовником жены своего полковника! — и что пребывает в отчаянии, так как не может привыкнуть к полунищенской жизни.

— Вы меня понимаете, господин Мегрэт (он так и произносил — Мегрэт)… Я дворянин… А здесь я даю уроки гимнастики некультурным и невоспитанным людям… Я беден… И я решил покончить с собой…

Сначала Мегрэ подумал: «Сумасшедший!»

Ведь на набережной Орфевр привыкли к посетителям такого рода: немало свихнувшихся испытывает потребность приходить сюда поведать свою тайну.

— Три недели назад я было попытался… Я бросился в Сену с Аустерлицкого моста, но агенты речной полиции меня заметили и вытащили из воды…

Под каким-то предлогом Мегрэ отлучился в соседнюю комнату, позвонил в речную полицию и удостоверился, что это правда.

— Потом неделю спустя я решил отравиться осветительным газом, но пришел почтальон с письмом и открыл дверь…

Еще звонок в комиссариат по месту жительства. И это оказалось правдой!

— Я в самом деле не хочу жить, понимаете? Мое существование теперь бессмысленно. Дворянин не может смириться с полуголодным существованием. Вот я и подумал, что, возможно, пригожусь вам…

— Для какой цели?

— Помочь вам арестовать Стана Убийцу.

Мегрэ нахмурил брови.

— Вы его знаете?

— Нет… Я только слышал о нем… Как поляк, я возмущен тем, что мой соотечественник так попирает законы гостеприимства… Я хочу, чтобы Стан и его банда были арестованы… Мне известно, что он решил яростно защищаться. Значит, кто-то из людей, которые будут его брать, наверняка погибнет. Так лучше пусть это буду я, все равно я хочу умереть… Скажите мне, где Стан, я пойду к нему и разоружу его… Если надо, я раню его, чтобы обезопасить…

Мегрэ ответил традиционной формулой:

— Оставьте свой адрес… Я вам напишу…

Мишель Озеп жил в меблированных комнатах на улице Турнель, как раз недалеко от улицы Бираг. Один из инспекторов занялся наведением справок, и его ответ был в пользу Озепа. В самом деле он был подпоручиком польской армии со времени ее создания. Потом его след терялся и вновь появлялся уже в Париже, где он пытался давать уроки гимнастики детям мелких торговцев.

Его попытки покончить с собой не были выдумкой.

Несмотря на это, Мегрэ по согласованию с шефом направил Озепу официальное письмо, которое заканчивалось так:

«…к большому сожалению, я не могу воспользоваться Вашим великодушным предложением, за которое я Вам благодарен…»

С тех пор Озеп дважды приходил на набережную Орфевр и настаивал на встрече с комиссаром. Во второй раз он отказался уходить, заявив, что будет ждать столько, сколько потребуется, и несколько часов просидел в зеленом бархатном кресле в приемной.

И вот сейчас Озеп сидел за одним столиком с Мегрэ на террасе кафе «Тоннеле-Бургиньон».

— Я хочу доказать вам, господин Мегрэт, что на что-то гожусь и что вы можете на меня рассчитывать. Уже три дня я хожу за вами следом и могу рассказать все, что вы в это время делали. Я знаю и то, что официант, который меня только что обслужил, — один из ваших инспекторов, а другой сотрудник сидит напротив нас у окна перед клеткой с канарейкой…

Мегрэ яростно кусал чубук трубки, стараясь не смотреть на собеседника, который не переставал говорить монотонным голосом:

— Я понимаю: когда незнакомый человек говорит вам:

«Я бывший офицер польской армии и хочу свести счеты с жизнью…», вы думаете: «Этого не может быть…» Но вы же проверяли то, что я вам сказал… И теперь знаете, что я не опускался до вранья…

Он говорил как заведенный, быстро, сбивчиво и утомительно для слуха, тем более что из-за акцента слова искажались настолько, что нужно было напрягать внимание, чтобы понять смысл.

— Вы не поляк, господин Мегрэт и не понимаете наш образ мыслей… Вы не говорите на нашем языке… А я действительно хочу вам помочь, потому что не могу допустить, чтобы ходила дурная слава о моей стране…

Комиссар уже задыхался от ярости. А его собеседник, который должен был это заметить, все не унимался:

— Если вы попытаетесь схватить Стана, что он будет делать? У него в карманах, может, два, а то и три револьвера… Он станет стрелять во всех… И кто знает, при этом могут пострадать дети и женщины… Тогда люди станут говорить, что полиция…

— Может, вы замолчите?

— А я хочу умереть… Никто не будет оплакивать бедного Озепа… Скажите мне: «Стан там!» И я пойду за ним следом, как ходил за вами… Я выжду удобный момент, когда вокруг никого не будет, и скажу ему: «Ты Стан Убийца!» Тогда он выстрелит в меня, а я выстрелю ему по ногам… Когда он выстрелит в меня, вы поймете, что это Стан, и не наделаете глупостей… А поскольку он будет ранен…

Никакая сила не могла его остановить! Он был готов говорить и говорить наперекор всему белу свету.

— А что, если я посажу вас за решетку?

— Но почему?

— Чтобы вы оставили меня в покое!

— А как вы это объясните? Что сделал бедный Озеп в нарушение французских законов, которые он, напротив, хочет защитить и ради этого готов пожертвовать собственной жизнью?

— Заткнитесь!

— Что вы сказали? Вы согласны?

— Ни в коем случае!

В этот момент мимо прошла белокурая бледнолицая женщина, увидев которую любой житель квартала сказал бы, что это иностранка. Она несла хозяйственную сумку и направлялась в мясной магазин.

Мегрэ, провожавший ее взглядом, обратил внимание, что его собеседнику вдруг понадобилось высморкаться и он закрыл почти все лицо носовым платком.

2
{"b":"24880","o":1}