«Жерар… я только что убила тетю». Она застыла и долго сидела не двигаясь, уставившись взглядом в пол. Я вскочил. Я хотел бежать в спальню тетки. «Не ходи туда! Не надо, чтобы…»

— Она подумала об отпечатках пальцев… — сказал Мегрэ.

И он опять вспомнил Сесиль, часами невозмутимо ожидавшую в аквариуме.

— Да, она так и заявила. Она рассказала мне, как все произошло. Тетя сидела на краю постели. Услышав шум, она сунула руку под подушку, куда она на ночь клала револьвер — она была чрезвычайно труслива. «Ах, это ты! — забормотала она, узнав Сесиль. — Вот как, ты не спишь! Признайся, ты шпионишь за мной?» — «Послушайте, тетя, я сегодня просила вас дать хоть немного денег Жерару, вернее, его жене, которая вот-вот родит…» — «Иди спать». — «Вы богаты. Теперь я это знаю. Выслушайте меня, это необходимо. Жерар может наложить на себя руки, если…» — «Как, этот бездельник здесь?» И тетя пыталась встать, не выпуская из рук револьвера… Сесиль ужасно испугалась и, непроизвольно шагнув к ней, схватила ее за руку. «Вы должны дать мне денег!..» Тетка упала навзничь и выпустила револьвер. Она старалась вырваться и схватить оружие, и тогда сестра вцепилась ей в горло…

— И при этом хладнокровно! — произнес Мегрэ с неожиданной интонацией.

Да, он ошибся, вообразив себе бурную сцену. Сесиль не потеряла хладнокровия. Она была смиренной овцой. Долгие годы она прожила в полной покорности, даже не отдавая себе в этом отчета, приниженность стала ее второй натурой. И понадобилось совсем немного — вид этой кучи денег и внезапная уверенность, что тетка всегда обманывала и эксплуатировала ее…

— Продолжайте, дружок…

— Мы долго сидели и не могли произнести ни слова… Потом Сесиль вышла на минуту, желая убедиться, что тетка действительно умерла… А потом она сказала: «Нужно заявить в полицию».

В кабинет Мегрэ вползли серые сумерки; причудливые блики, падавшие от зеленого абажура, выхватывали из темноты лица. Наступило молчание. Только посапывала трубка.

Можно было представить себе сестру и брата, подавленных и растерянных в этом большом доме у самого шоссе. И под ними — насмерть перепуганного месье Шарля, который слышал сверху каждое слово и даже шепот.

«Если я пойду туда сейчас…»

Сесиль взглянула на брата. Полиция никогда не поверит, что он не причастен к преступлению. Оба они чувствовали себя усталыми и разбитыми, словно после долгого бега.

Попросить консьержку отпереть дверь? Она обязательно посмотрит через глазок, кто это в такой час выходит из дома. Часы в квартире стали бить одни за другими. И всякий раз брат и сестра вздрагивали.

«Послушай, Жерар… Утром я пойду к комиссару Мегрэ. Я все ему скажу… А ты улучишь минуту, когда консьержка станет выносить мусор на помойку, выберешься отсюда и отправишься прямо домой».

Странную ночь провели они около покойницы! Оба они были отрезаны от мира, точно эмигранты, сидящие среди своих узлов на вокзале или на палубе парохода.

— Кто из вас, — спросил Мегрэ, разжигая трубку, — решил открыть секретер и осмотреть бумаги?

— Сесиль… Но это было гораздо позже. Она сварила две чашки кофе, потому что я все еще находился в каком-то оцепенении. Мы сидели на кухне… Вдруг она сказала: «Хоть бы этот человек не поднялся сюда». Потом она добавила: «А ведь я говорила комиссару, что кто-то приходит по ночам… Он мне не поверил. А теперь, кто знает, когда мы оба отсюда уйдем…»

Мегрэ не отрывал взгляда от оконной рамы, крепко стиснув зубами мундштук трубки.

Итак, Сесиль спокойно предложила изъять из секретера все бумаги. Ей и в голову не пришло бежать с деньгами или взять какую-то часть для брата, который так в них нуждался.

— Вы прочли эти документы? — спросил комиссар.

— Да.

Комиссар встал и направился к двери, которую он незадолго до того приоткрыл.

— Пожалуй, здесь вам будет удобнее, господин Дандюран. Похоже, теперь речь в основном пойдет о вас.

Ибо месье Шарль сидел в соседней комнате под надзором инспектора. Вид у него был довольно плачевный.

У него отняли воротничок и галстук и даже шнурки от ботинок. Он не брился уже двое суток. Руки, соединенные наручниками, он держал на животе.

— Надеюсь, вы можете стоять? Вы не слишком утомлены?

Решив, что его заманили в ловушку, Жерар сорвался с места:

— Что это значит?

— Успокойтесь, Пардон. Продолжайте свой рассказ. Мне хотелось, чтобы господин Дандюран его послушал.

Итак, вы с сестрой уселись у секретера в гостиной и осмотрели документы. Там находились, вероятно, деловые бумаги, квитанции, арендные договора, счета…

— Мы нашли там также и письма…

Произнося эти слова, Жерар следил взглядом за бывшим адвокатом, словно опасаясь, что тот, несмотря на наручники, бросится на него.

— Любовные письма, верно?

В этот момент раздался голос Дандюрана:

— Минутку! Могу я осведомиться, что сейчас происходит: очная ставка?

— Именно так, господин Дандюран.

— В таком случае я прошу и требую, чтобы, в согласии с законом, здесь присутствовал мой адвокат.

— Кто ваш адвокат?

— Мэтр Планшар.

— Торранс!.. Торранс!.. — позвал Мегрэ. — Будь добр, пригласи сюда мэтра Планшара!.. Хотя погоди. В это время он должен быть во Дворце правосудия.

— Он ведет дело в Одиннадцатой палате, — уточнил месье Шарль.

— Беги в Одиннадцатую палату и приведи его сюда. Если слушание дела его подзащитного еще не началось, попроси его отложить заседание. От моего имени.

Около получаса в кабинете Мегрэ царило безмолвие, и малейшее движение вспугивало тишину, подобно камешку, брошенному в пруд.

— Садитесь, мэтр Планшар… Не скрою от вас, что я намерен просить следователя выдвинуть против вашего клиента обвинение в умышленном и преднамеренном убийстве… Мы вас слушаем, Пардон. Вы говорили о найденных любовных письмах. Если я не ошибаюсь, речь идет о письмах пятнадцатилетней давности.

— Не знаю. На них не было даты…

Адвокат торжествующе улыбнулся и принял значительную позу, словно находился в суде присяжных. Мегрэ повернулся к Спенсеру Отсу:

— Помните наше посещение той уродливой мэрии в Бур-ла-Рене?

Потом обратился к Жерару:

— Так что же говорилось в этих письмах? Постойте. Сначала установим одно существенное обстоятельство. Оценив важность этих документов, ваша сестра решила вручить их мне, перед тем как отдаться в руки правосудия, не так ли? Она положила их в свою сумку вместе с другими деловыми бумагами, находившимися до этого в секретере, так?

— Да.

— Если дело обстоит именно так, — вмешался адвокат Планшар, обращаясь к Мегрэ, — то я прошу предъявить эти документы.

— Немножко терпения, мэтр.

Мегрэ поймал двусмысленную усмешку на лице месье Шарля.

— Не спешите радоваться, Дандюран! Я ведь знаю, что вы сумели овладеть этой чересчур уж компрометирующей вас перепиской и уничтожили ее. Однако не забывайте, что вы воспользовались моей минутной отлучкой для телефонного разговора, чтобы проникнуть в комнату госпожи Буанэ. Ну, теперь мы вас слушаем, Жерар. Скажите нам сначала, дружок, как эти письма начинались.

— Словами «Моя дорогая».

— Я вас прерву снова, — сказал Мегрэ неожиданно озорным тоном. — Я не хотел бы, чтобы мой американский коллега составил себе превратные представления о любовных отношениях во Франции, и потому добавлю, что, когда эти письма писались, госпожа Буанэ была на пятнадцать лет моложе. Конечно, она была уже не первой свежести, но все же не успела еще превратиться в пугало с палкой, каким стала за последние годы. Сколько писем вы насчитали, Жерар?

— Около тридцати. По большей части это были записки: «Завтра в три часа, ты знаешь где… Целую…

Твой…»

— Они были подписаны?

— Буквой «Ш».

Месье Шарль, которому не предложили сесть, не спускал взгляда с молодого человека. Лицо его приобрело землистый оттенок, но он отнюдь не терял присутствия духа.