Чувствовалось: все, что он говорит сейчас, не имеет для него никакого значения. Лишь одна мысль неотступно преследовала его.

— Зачем Дандюран…

— Но если он убил старую даму… — рискнул Спенсер.

— Если он убил старую даму, значит, я идиот и все расследование надо начинать сначала, господин Спенсер… Во-первых, зачем ему было убивать ее?.. От живой ему было больше пользы, чем от мертвой. Он же знал, что не может унаследовать ее состояние. А украсть спрятанные у нее восемьсот тысяч франков он, как видите, не захотел. Да и как бы он мог это сделать? Она прощается с ним. Она провожает его до двери… Без всякого сомнения, она тщательно запирает дверь да еще задвигает засов, как он утверждал, и я этому верю… Она возвращается в свою комнату. Она раздевается. Вот она уже стянула один чулок и сидит на кровати, как вдруг…

Нет уж, господин Спенсер, не мог Дандюран вновь подняться на шестой этаж, открыть дверь и… Однако через четыре дня, почти что в моем присутствии, он не боится навлечь на себя подозрения и проникает в эту комнату… С какой целью? Заметьте, что все бумаги старухи, квитанции, купчие — все, что находилось в секретере в гостиной и не имело никакой цены для убийцы, поскольку этим нельзя воспользоваться, не выдав себя, — все исчезло… Но зато банковские билеты, безымянные по самой своей сущности, остались на месте, а если и покинули ненадолго свое укрытие, то не замедлили вернуться… Ну как, нравятся вам грибы по-бордоски?

— Однако вы не слишком наблюдательны, господин комиссар, позвольте вам сказать, иначе вы бы заметили, что я уже трижды приложился к ним, и если бы я не слышал разговоров о каком-то петухе в вине… А вот божоле… боюсь, как бы из-за него ваш компаньон не раскис немного…

— Ну что ж, ждите петуха! Хозяйка двадцать лет служила кухаркой у одного из наших министров, который плохо кончил, но знал толк в хорошей кухне…

Знаете ли вы, что Жюльетта была довольно хороша собой? В квартире висит ее старая фотография. Интересно, а что, если муж ее был ревнивым?

И этих нескольких слов оказалось достаточно, чтобы он снова с головой ушел в свои бесконечные догадки и предположения. Его вызволил только приход хозяйки, желавшей удостовериться в успехе своей стряпни. Время от времени Мегрэ бросал взгляд на дверь.

— Вы ждете кого-нибудь?

— Да, я жду не очень приятного господина. Мне сообщили, что он уже часа два торчит у моего кабинета на набережной Орфевр. Я предложил ему приехать сюда…

Через несколько минут у тротуара остановилось такси, жирный и представительный мэтр Лелу расплатился с шофером и вошел в бистро.

— Я принес вам то, что обещал, — сообщил он, положив кожаный портфель на свободный столик. — Вы убедитесь, что мой почтенный клиент, господин Монфис, не преувеличивал, утверждая…

Адвокат вряд ли успел сегодня позавтракать, но комиссар не пригласил его к своему столику и даже не предложил снять пальто.

— Хорошо, я сейчас просмотрю…

— Ваше расследование продвигается?

— Помаленьку, мэтр Лелу, помаленьку…

— Я позволю себе сообщить вам одну подробность, возможно ускользнувшую от вас… Разумеется, я не собираюсь критиковать методы, стяжавшие вам известность… Но со своей стороны, я послал одного надежного человека в Фонтене. Я велел ему расспросить старожилов, знавших госпожу Буанэ в те времена, когда она была еще молодой девушкой и звалась Жюльеттой Казенов.

Мегрэ невозмутимо жевал, словно ему была безразлична эта болтовня; американец с любопытством наблюдал за ним.

— Я узнал обстоятельства, которые, может быть, удивят вас…

Комиссар пробурчал:

— Вряд ли…

— Жюльетта Казенов слыла девушкой пылкой, вернее, даже безрассудной в своих увлечениях.

— И говорят, будто она была любовницей Шарля Дандюрана, не так ли?

— Вам уже сказали?

— Никто мне этого не говорил, но я догадался. Дандюран старше ее лет на десять. Уже и тогда зеленые плоды, без сомнения, манили его.

— В свое время эта история вызвала целый скандал.

— …Но не помешала Жюльетте выйти замуж за состоятельного человека и перебраться вместе с ним в Париж… Все это мне известно, мэтр Лелу.

— Каковы же ваши выводы?

— Пока я не делаю выводов. Не стоит спешить с ними… Телефон! Уверен, что это звонят мне…

Он бросился к кабине, лицо его осветилось надеждой. В самом деле, звонили ему, и он довольно долго разговаривал. Затем он со вздохом облегчения вернулся к столу.

— Принесите-ка нам еще порцию петуха, хозяин…

Можно было подумать, что он еще ничего не ел сегодня. У него разыгрался аппетит. Он выпил полный стакан божоле и вытер губы тыльной стороной ладони.

Глаза его блестели.

— Нашли наконец Жерара!.. Бедняга! — произнес он со вздохом.

— Почему «бедняга»?

— Он вел себя как последний дурак… Еще бутылочку, Дезире. Вообразите, он действительно сел в бельгийский поезд, как я и предвидел. Но на границе он заметил, что жандармы осматривают вагоны тщательнее обычного. Тут он совсем потерял голову. Он выскочил из поезда с неположенной стороны и пустился бежать через поле, увязая в мокрой глине, в грязи. Жандармы преследовали его по пятам. Увидев ферму, Жерар бросился туда… Знаете, где его обнаружили после целого часа поисков? В уборной!

Он так долго и яростно вырывался, что его избили до полусмерти. Сейчас его везут сюда. Он будет в Париже в три пятьдесят.

— Он признался? — спросил мэтр Лелу.

Мегрэ ответил с притворным простодушием:

— Признался? В чем?.. Да, кстати, я чуть не забыл самое главное! Будьте любезны, мэтр Лелу, телеграфируйте от моего имени вашему клиенту. Учитывая, что он поддерживал с теткой Буанэ добрые отношения, я бы хотел знать, не доверила ли она ему случайно какие-нибудь вещи, которые могли ее обременять?.. Ну, я не знаю точно… Может быть, она дарила ему что-нибудь? Вы даже не представляете, до какой степени меня это интересует!..

Наконец-то они отделались от докучного посетителя. Теперь они могли спокойно смаковать кофе, приготовленный Мелани, и старый арманьяк, поданный им Дезире, который был родом из Жера и сохранил еще друзей среди виноградарей. Они сидели одни в опрятном, просто обставленном зале с запотевшими окнами. На чистом столе они разложили принесенные адвокатом письма, все как одно на бумаге с траурной каймой, на которой неизменно писала Жюльетта с тех пор, как овдовела.

«Дорогие родственники, я получила ваши добрые пожелания и хочу выразить вам свои вместе с самыми теплыми чувствами. Тягостно такой старой женщине, как я, жить среди неблагодарных. Подумать только, я кругом облагодетельствовала детей своей сестры и за это…»

Мегрэ читал письмо за письмом и передавал их своему спутнику, который тоже пробегал их глазами. Все они походили одно на другое. Все были помечены 2 или 3 января и являлись ответом на поздравительные письма Монфисов.

«…Они ведь надеются унаследовать когда-нибудь мое состояние, так пусть наберутся терпения…»

И дальше:

«Жерар — сущий бездельник и шалопай и является ко мне лишь затем, чтобы требовать денег… Как будто я их чеканю!..»

О Берте она отзывалась не лучше:

«…Я очень рада, что она перебралась отсюда, а то я со дня на день ждала, что она окажется в положении и вызовет скандал в доме…»

— В положении? — удивился господин Спенсер.

— В интересном положении… Иначе говоря, Жюльетта опасалась, как бы племянница не забеременела…

Было жарко. Оба пребывали в блаженном состоянии.

Во рту и в воздухе стоял нежный аромат арманьяка.

«Как ужасно быть одинокой, больной и знать, что люди думают только о твоих деньгах… Мне все кажется, что в один прекрасный день со мной произойдет несчастье.

Как вы должны быть счастливы в вашем городке, лишенные всех этих забот, которые уносят мое здоровье.

Сесиль притворяется, будто она мне предана, но она склоняется больше на сторону брата, чем на мою…

И наконец, есть один человек, который многим мне обязан, но я не очень в нем уверена…»